кта с инопланетными цивилизациями. Но тот факт, что где-то в галактике существуют запредельные силы, которые можно смело назвать божественными, заставляет не делать поспешных выводов.
— Уважаемые. Я благодарю вас за кров и пищу, что вы мне предоставили. Настало время поговорить о том, чем я могу вам помочь.
— На всё воля Божья, сын мой. Если у тебя есть возможность помочь этим бедным детям чем-то, что облегчило бы их судьбу... Мы будем благодарны. — отец тяжело вздохнул и перекрестился.
— Настоятель Петр хочет сказать, что в эти трудные времена, когда всем людям на планете грозит смерть, а количество сирот растёт быстрее, чем количество мышей в заброшенном зернохранилище, наличии у вас возможности помочь это благодать, которую, возможно, было бы лучше направить нашим войскам... — настоятельница Надзея мягко и тепло улыбнулась, и продолжила. — Мы не живём богато, но боги послали нам достаточно хороших людей, что выросли и не забывают своих корней, помогая не страдать от холода и голода.
— Самопожертвование. Да, вам определённо знакомо это слово. Вы готовы жертвовать собой ради чужой нужды. И не важно, что эти люди могут не верить в Бога или придерживаться иной веры...
— Не важно, во что верят они. Важно — во что верю я. А с помощью нашего Господа мы не пропадём. Раньше не пропали, и сейчас не пропадём.
— Я вас услышал. Ответьте мне на вопрос, сколько детей ежегодно умирает от неизлечимых болезней в вашем монастыре?
Святой отец с какой-то отрешённостью посмотрел на меня, но продолжил молчать. Тяжело говорить о помощи Господа, что из года в год забирает на небеса страдающих детей.
И все мысли о том, что он их призвал потому, что они нужны ему там, на небесах, становятся из года в год всё менее и менее убедительны. Такова уж человеческая натура. И вера здесь не имеет никакого значения. Просто в один момент человек устаёт. Это нормально, это естественно. Сила воли и верования этих людей давали им поддержку и силу идти вперёд, несмотря ни на что. Это заслуживает уважения.
— Можете не отвечать мне, отец Пётр. Я и без вашего ответа всё понимаю. Я и сам был сиротой. Вы говорите о помощи, думая о материальных благах. Вы говорите о выходцах, что помогают вам, отчисляя пожертвования со своих зарплат. Но это всего лишь полумеры.
— К сожалению, медицина и ранее была ограничена нашими финансовыми возможностями. А сейчас, в связи с военным положением, и вовсе стала практически недоступна для нас. — ответил настоятель.
— Где приходит горе, там, зачастую, поселяется и надежда. Матушка Надзея, ваше имя ведь тоже означает «Надежда?». Да, вокруг сгущаются тучи и мрак, но вместе с ним и появляются новые возможности. Царьки да правители стараются прибрать их к себе, ведь кому, как не им, распоряжаться благами мира? Так они думают. Так они считают, решая кому жить, а кому умереть. Вершители судеб...
— Вся власть от Бога... — мудро заметил отец Пётр.
— Тогда, будет справедливым сказать, что Бог и мне даровал Власть над своим телом и над своими мыслями. Он же наградил меня магическими силами. И одна из них — сила исцеления. Я не всемогущий и не святой. Но я могу помочь. Я могу вылечить тех, кто страдает. Могу избавить от боли тех, кто достаточно настрадался. Но я не смогу помочь всем и сразу. — старики смотрели на меня с каким-то скепсисом и неверием, возможно, они уже ни раз сталкивались с разного рода мошенниками. — Я не прошу у вас ни денег, ни земли, ничего не попрошу, кроме одного. Мне нужны люди. Мне нужны помощники. Те, кто пойдут за мной ковать молот победы над легионами врагов. Кто не будет задавать глупые вопросы и терзаться в вопросах «а имет ли этот парень право поступать так, как он поступает?». Если вся власть от Бога — то это значит, что здесь я по его милости, и далее я тоже буду совершать разные, добрые и злые, противоречивые и героические поступки только лишь и исключительно благодаря его Воле! Я обеспечу каждого работой. Я возьму на себя все ваши заботы. Я позабочусь о будущем для каждого из тех несчастных, что здесь есть. Я слышал, что практически вся деревня, что располагается вокруг вашего монастыря — это семьи тех, кто привёл сюда детей и не смог с ними расстаться. Сколько людей приходит в монастырь на воскресную службу?
— Много.... несколько тысяч. Они приезжают, чтобы помолиться... Мы не позволяем селиться в храме родителям. Но не мешаем видеться им с детьми в воскресные дни. Один лишь запрет у нас есть — если не в силах ты прокормить своего ребёнка и отдал его нам, то до совершеннолетия и забрать ты его не сможешь. А там уж как чадо юное решит. Таков закон, дарованный нам императором. Лишь спустя много лет выросшие дети могут отправиться к своим родным. Но жизнь такая штука, из года в год родители всё реже и реже появляются на пороге монастыря, где когда-то оставили своё чадо. Но мы никогда их не виним. Ибо одному лишь Господу ведомо, что случилось бы, пытайся они сами справиться со своим горем.
Тяжело давался мне этот разговор. И мои слова о магии и исцелении лишь добавили грусти в глаза настоятелей.
— Видимо, к вам уже приходили «целители», так? Не буду лукавить. Новую ногу вырастить не могу. И даже пытаться сейчас не буду. Никогда не пробовал, и не на детях же мне экспериментировать. Мана, сила, что даёт мне возможность исцелять — не бесконечная, и мне потребуется время для её восстановления. Я бы хотел помочь всем, но сразу это не получится. Я не буду требовать от вас ответа, клятвы или ещё чего-нибудь. Дети сейчас будут ложиться спать. Я не знаю, на скольких меня хватит. Просто помните, что вы ничего не теряете. А рано утром я уеду. И завтра вечером буду от вас ждать звонка, и вы мне расскажете, как чувствуют себя те, кому я сегодня постараюсь помочь. У вас здесь есть станция скорой помощи в деревне и небольшая частная клиника. Тоже, наверное, один из бывших детей монастыря её открыл? — сделал я предположение и по взгляду понял, что угадал.
— Завтра отправите их на обследование и сами поймёте, кто с вами делил трапезу этим вечером. Мошенник или ... Вам самим известно, кто из детей и служителей находится в самом тяжёлом положении. Отведите меня и отбросьте в сторону неверие. До сих пор ведь лишь вера вас поддерживала, верно? — я встал и поклонился этим двум гигантам духа, что тянули за собой огромное бремя и помогали тем, от кого отказывались даже близкие.
В итоге, я не выдержал и практически осушил все запасы кристаллов, оставив в них лишь десять процентов от полного запаса, дабы позднее пополнить их вновь.
Каналы гудели, руки дрожали, мозг плавился, а я с блаженной улыбкой смотрел, как не ходящая из-за поражения центральной нервной системы девочка неуклюже и неумело, шаг за шагом, двигалась по коридору и рыдала вместе с проснувшимся и оживившимся муравейником из служителей монастыря.
— Отец Пётр, матушка Надзея, можно вас ещё на пару слов... — я вышел из небольшой огороженной комнатки посреди большого зала. Место для исповедей скрыло меня от посторонних, а нацепленный капюшон не дал всем прочим увидеть моё лицо. Конечно, люди не дураки, и связать приезд гостя со странным прячущимся мужчиной смогут. Но доказательств — никаких. В любом случае я планировал провернуть маленькую хитрость.
Настоятель куда живее и активнее, чем ранее, посмотрел на меня и обогнал, показывая дорогу к ближайшей комнате.
— Я вижу, что вам уже не требуются медицинские тесты. У меня и для вас есть подарок. — я прикоснулся к ним обоим и отправил практически последние запасы маны, даруя здоровье двум настоятелям, на чью помощь я так рассчитывал.
— Лучше бы на детей потратил. — укоризненно покачала головой матушка, чьи бледные щёки стали наливаться жизненной силой и обрели розовый цвет.
— Не хватило бы всё равно. А вы после этой ночи сами не свои. Ещё на радостях сердце не выдержит... Такое не в моих интересах. А теперь давайте серьёзно.
Я посмотрел на их яркие и такие счастливые глаза, что не могли скрыть своего волнения.
— То, что я вам говорил — абсолютная правда. Мне действительно нужна ваша помощь. Мне нужны люди. Много людей. Мы уедем далеко, готовить войска к сражению за будущее этой планеты. И мне нужны верные, умные и мудрые люди, которые возьмут на себя груз ответственности и будут, не щадя себя, работать на меня и моих помощников. Конечно, речь не о детях. Речь о тех десятках тысячах обездоленных, что за копейки трудятся в надежде увидеть новый рассвет. Сколько таких вышло из вашего монастыря? А сколько из других детских домов и различных общин? Я могу, хочу и помогу. Я дам работу. Я дам возможность жить, а не существовать. Но мне нужны те, кто готов к тому самому самопожертвованию на общее благо. Вижу, вы хотите сказать, что с моими возможностями, стоит мне лишь дать клич, и сотни, тысячи людей придут на мой зов... Это, возможно, именно так. Но во внешнем мире я — никто. И звать меня — никак. Как продемонстрирую свою силу исцеления, так и загребут меня правители и их пешки. У нас совершенно нет времени, и у меня нет достаточной силы для того, чтобы противостоять этим волнам. Поэтому я хочу тайно, насколько это возможно, через вас, соблюдая тайну моего имени, набрать последователей. Я могу принимать людей семьями, даруя им жильё. Я вывезу всех из этой страны, и они смогут начать новую жизнь. Но только в одном случае. Если НИКТО не будет знать о том, что случилось здесь этой ночью. Три человека снимали меня на телефон. И пусть сеть не работает, необходимо объяснить и проконтролировать удаление всех этих данных. Пока обо мне не знают — я смогу в тайне приезжать и лечить. Как только покров тайны сорвётся — и я не берусь предсказать, что будет дальше.
*Думаю, ваша тайна не продержится и двух недель. Слишком много свидетелей, странных совпадений и прочего* — скептически отнёсся ко всей этой затее Куратор.
«А мне больше двух недель и не надо. Саммит наступит раньше. Я выполню свою миссию. Твои создатели, как я надеюсь, остановят войну или хотя бы закроют портал. А я буду готовиться к освобождению Земли и очищению её от инопланетной мерзости. Пусть мы и не все тайны магии раскрыли, но наличие четырёх ядер позволит мне стать кем-то, кто сможет держать свою жизнь в своих собственных руках. Ты уйдёшь, а я останусь разгребать всё это дерьмо. Но ничего не поделаешь. Постараюсь за ту неделю достичь такого уровня влияния, что ссориться со мной никто не захочет. — закончил я размышление над планом и снял мантию с капюшоном, в которой лечил.