Бессмысленный испуганный гомон группы вечерников окружил парня, точно рой мух.
Калеб знал, что со стороны все выглядит так, будто он убил кого-то. Перерезал глотку, вонзил нож в сердце дюжине человек. Интересно, убийца Сильвии Кэмпбелл выглядел так же?
Калеб застонал, ощущая, как сонм призраков, мучивших в свое время сестру, теперь сел ему на шею. Наверное, так и должно быть – горести передаются по наследству. Он огляделся – посмотреть, не едет ли следом зеленый фургон. Кошмары, пусть даже чужие, могут преследовать до самой смерти.
Несостоявшейся монахине все-таки удалось сотворить чудо. По крайней мере, раз в неделю она была по локоть в крови, когда выходила работать на улицу: наблюдала, как крысы растаскивают грудных детей на куски, как бездомных поджигают и мочатся на их трупы, как откачивают самоубийц и те со счастливой улыбкой довершают начатое вопреки всему. Калеб пытался загнать сестру обратно в могилу, но она не желала уходить. Чудо воскрешения, не иначе. И к чему это возвращение с того света теперь приведет?
– Господи. Боже. Джоди! – Процедив эти три коротких слова сквозь зубы, Калеб сжал кулаки, чувствуя, как средние пальцы погружаются в отвратительно податливую мякоть стигматов. Ледяной дождь хлестал по парню так, как будто его побивали камнями, кристаллики льда отскакивали от шеи, ссыпаясь за воротник.
Профессор Йоквер вышел из Кэмден-холла походкой марионетки, крепко сжав в руке увесистый портфель, наверняка набитый чьими-то «неудами»; на его костюме пудрой осела меловая пыль, порождая загадочный ореол. Длинный конский хвост выбился из-под старомодной шерстяной шляпы. Широко раскрыв глаза, профессор увидел Калеба и скроил потрясенную, но чрезвычайно довольную мину. Под проклятой глупой маской этого паяца скрывались невероятные, неожиданные глубины.
– Изыди на хрен, Йок! – бросил Калеб и продолжил бежать.
Кровь забрызгала снег, запятнала белизну.
«Кто-то умер».
Наконец парень добрался до своего общежития.
В ногах бился, превращая мышцы в кашу, болезненный пульс, кишки словно бы на вал намотало, но хуже всего себя ощущала голова. Призрак сестры все так же заслонял обзор. Даже несмотря на шум, который Калеб поднял, ворвавшись в здание весь в крови, захлопнув за собой со всей дури дверь и тяжело дыша, женщина, восседавшая за стойкой охраны, не подняла глаз. Она читала «Мешок с костями» Стивена Кинга и слушала Bela Lugosi’s Dead, песню группы Bauhaus, на своем плеере так громко, что музыка лилась из наушников во внешний мир. Калебу захотелось громко-прегромко крикнуть на женщину, но он понимал, что толк от этого вряд ли будет.
Парень обогнул пустую гостиную и направился к своей комнате, нащупывая ключ. Руки и подкладка карманов стали липкими от засыхающей крови. Пот стекал с напряженного лица, в волосах таяли крупицы града. Кровавые отпечатки ладоней были повсюду.
Связка ключей выпала из дрогнувшей руки. Волна головокружения сотрясла Калеба, и он задержал дыхание, чтобы унять рвотный позыв.
Когда парень наклонился, чтобы поднять ключи, оперевшись на ручку двери, та открылась.
Калеб ошеломленно мотнул головой. Он не помнил, запирал ли комнату перед тем, как пойти этим утром в библиотеку. И открытой дверь могла оставаться с того момента, как Калеб заподозрил, что в его комнате побывали, – он как раз подумал об этом, когда бросился отвечать на тот странный звонок с молчанием.
Парень стиснул зубы, почти готовый к тому, что за дверью его ждет убийца с ножом.
Лишь бы кто-то осязаемый. Не призрак.
«А что, если Джоди – там, на кровати?»
«Пришла выяснять отношения из-за того, что я так трепетно отношусь к Розе».
«Или разозлилась из-за зимней ярмарки».
«Или, наоборот, решила пойти на мировую. Пришла помассировать мне плечи».
«Или ее просто убили, так же, как Сильвию, и сейчас стена снова вся в крови».
Оказавшись внутри, он понял свою ошибку.
Никого. И ничего.
– Параноик хренов, – укорил себя Калеб сдавленным шепотом.
Он повесил пальто в шкаф, достал из ящика пару чистых носков и плотно обернул ими ладони, поднял запущенный утром в стену телефон. Корпус трубки треснул, но гудок все еще выл на одной бесцельной ноте. Калеб набрал Джоди и не дождался ответа. Восемь мучительно долгих «би-и-ип» – и аппарат снова отправился на пол. Пластик, недовольный таким обращением, смачно хрустнул.
«Слишком поздно».
Из горла Калеба вырвался сдавленный всхлип. Парень взглянул на свои измазанные кровью часы и увидел, что уже почти восемь. Похоже, Джоди просто пошла на вечеринку к декану без Калеба. Или повела Розу утешаться в какое-нибудь другое место.
Или, Боже Всемогущий, она могла быть уже мертва, как его сестра и родители, как Сильвия Кэмпбелл, как Ангел, как кто угодно другой в этом заведении: выпотрошенная, как туша со стола мясника, лежит себе где-нибудь поблизости. Весь кампус мог быть под завязку набит мертвыми телами, которые пока еще не нашли. Этажом ниже. Или выше. В любой здешней комнате или других корпусах.
Калеб снова заглянул в шкаф, отодвигая одежду в сторону. Открыл окно, высунул голову, задыхаясь. Хотелось кричать, но откуда взять силы на крик?
Носки, завязанные узлами на ладонях, впитали не так уж много крови. Калеб медленно развязал их. Кровотечение прекратилось. Разглядывая крупные раны, он снова задался вопросом, почему не ощущает сильной боли. Дыры уменьшились до размеров четвертаков.
«Нужно найти Джо».
Громкий стук заставил отпрянуть назад, к спинке кровати. Кто-то очень хотел войти. И снова, как назло, подвела дверь: задвижка плотно прилегала к косяку, но не была полностью закрыта. С тихим скрипом деревянная панель отошла от проема, живо напомнив Калебу бесчисленные сцены из фильмов ужасов с проникновением монстров, убийц или еще кого похуже. Внезапный сквозняк подхватил два маленьких квадратика синей бумаги, лежавших на полу, и они разлетелись по комнате. Кто-то оставил в двери записку – Джоди, наверное, – а Калеб упустил ее, когда слепо ввалился внутрь. Впрочем, уже неважно. Впрочем…
В дверном проеме стоял Буль Винкл, мокрый снег стекал с его бровей. Его редеющие седые волосы стояли торчком, наводя на мысли о суровой австралийской растительности. Капилляры вздулись в уголках темных, встревоженных глаз охранника – он явно был готов рвануть вперед, как бойцовый пес, при любом резком звуке. Калеб не сомневался, что этот крепко сбитый суровый мужик сократит дистанцию за один точно направленный удар. Стычка между ними так или иначе должна была однажды произойти. С первого дня семестра, по крайней мере, у одного из них характер кардинально изменился – формы людские податливы, о стабильности и былом дружелюбии говорить уже не приходилось.
Радиатор в коридоре все так же однозвучно гремел. Один из листков записки чуть трепыхнулся у ног Калеба, подполз поближе. Калеб упер руки в бока, надеясь, что в тусклом свете ран на ладонях не будет видно. Конечно, это бы не сработало: кровавый след остался по всему кампусу и вел прямо сюда. Мышцы живота инстинктивно напряглись – ребята вроде Буля всегда первым делом лупили в брюхо. Мозолистый кулак охранника размерами смахивал на кузнечный горн, и Калебу очень не хотелось, чтобы костяшками эта кулачина впилась ему в кишки.
– Что, бляха, с тобой случилось? – спросил Буль, вытаращив глаза. – Ты что учудил?
– Ничего. – Но это была неправда.
«Кто-то умер, и руки в крови».
– Ты порезался? Или сам кого-то порезал?
– На Авеню собака угодила под машину. Я хотел ей помочь.
– Столько кровищи от одной собаки?
– Крупная дворняга была. Я хотел отнести ее в клинику, но еле смог поднять. Думаю, навредил только больше… умерла, бедная. Водитель даже не остановился, прикинь.
– На Авеню, значит. – Буль кивнул и выпрямился, держась наготове. С виду он был все равно что кроманьонец, вмиг эволюционировавший до неандертальца. – И что за машина?
– «Бьюик».
– А собака какой породы?
Калеб неловко пожал одним плечом, заметив, как раздуваются ноздри Буля, когда тот принюхивался к воздуху. «Неужто тоже чувствовал?» Даже свежая кровь не смогла скрыть вони еще одного убийства? Возможно, это того стоило – получить удар под дых, лишь бы кто-то еще уловил непреходящее присутствие Ангела в комнате.
– Говорю же, дворняга. А какая разница?
– Никакой. – Буль помолчал. – Профессор Йоквер позвонил в службу безопасности…
«Ах, дружище Йок, сраный ты неженка».
– …сказал, что ты бродишь по кампусу в невменяемом состоянии, весь в крови, и материшься на людей.
– Ну, отчасти так оно и было.
– Да уж вижу. Я знаю, водится за ним дурная привычка все преувеличивать, особенно когда дело касается студентов, но подумал, что раз уж тебя поминают, значит, причины есть. А зачем ты его оскорбил?
– Потому что он дерьмовый тип, и я его на дух не переношу.
Буль хоть и насупился, но во взгляде его читалась добродушная усмешка:
– Ну да, это веская причина.
– Я опаздываю на вечеринку к декану, не хочу проявить к старику неуважение, – как можно более непринужденным голосом сообщил Калеб. – Моя девушка уже ушла без меня.
«Интересно, видны ли дыры в ладонях? Господи».
– Вот как? – спросил Буль, почесывая заросшее щетиной горло. – И тебя пригласили?
– Да, как видишь.
– Должно быть, собаку ту скверно перемололо, раз она тебя так кровью обляпала. Я эти красные следы еще на улице поймал, на снегу. Да и здесь ты половину стен испачкал.
– Я хотел помочь бедному животному, Буль.
– Понимаю. Никто не заслуживает того, чтобы умереть в муках и одиночестве.
Калеб почувствовал, как под сердцем болезненно кольнуло.
– Именно так, Буль, именно так.
Часы на башенке пробили восемь.
«Этот тип до конца не уловил, что произошло в кампусе», – подумал Калеб, глядя, как Буль придирчиво осматривает комнату поверх Калебова плеча: валяющийся на полу телефон и осколки пивной бутылки, сметенные к стене, разбросанные в беспорядке учебники. «Где копы? Почему меня не допросили? Скоро уж три недели как пройдет. Буль вообще знает, что личное дело Сильвии – сплошная липа? Он прочел об этом в газете или прохлопал ушами? Что я упускаю из виду? Что нужно принять во внимание?»