ГИПЕРПРОСТРАНСТВО
31
— Джен, ты готов? — спросил Тревайз.
— В каком смысле, дружочек? К Прыжку?
— Да, к Прыжку через гиперпространство.
Пелорат проглотил комок в горле.
— Н-ну… а ты уверен, что никаких неудобств не будет? Я понимаю — бояться глупо, но всё-таки сама мысль о том, что мой организм превратится в мельчайшие тахионы, никому не видимые…
— Ну, Джен, это такие пустяки, честное слово! Прыжки совершаются уже двадцать пять тысячелетий, и я не слыхал ни об одном несчастном случае. Мы можем, конечно, выйти из Прыжка в неудачном месте, но тогда уж несчастный случай будет иметь место в обычном пространстве, а не тогда, когда мы будем состоять из тахионов.
— Утешение слабое, на мой взгляд.
— Но ничего такого не случится. По правде говоря, я хотел тебе сначала ничего не говорить и сказать только тогда, когда всё будет позади. Но всё же мне захотелось, чтобы ты понял, что произошло, что ты перенес всё сознательно и увидел, что нет в этом ничего страшного.
— Ну, — поджал губы Пелорат, — наверное, ты прав, только, честно говоря, я не спешу…
— Уверяю тебя…
— Нет-нет, дружочек, я тебе верю на слово, но только вот, видишь ли… скажи, ты читал когда-нибудь «Сантерестил Мэтт»?
— Конечно. Я грамотный.
— Ну да, ну да, и зачем я спрашиваю. Помнишь, о чём эта книжка?
— На амнезию я тоже пока не жалуюсь.
— Господи… похоже, у меня просто талант какой-то людей обижать! А ведь я всего лишь хотел сказать, что мне всё время приходят на память те эпизоды, когда Сантерестил и его друг Бен удрали с планеты семнадцать и заблудились в космосе. Я пытался представить себе, как всё это было. Наверное, есть что-то гипнотическое в этом медленном плавании между звёзд, неведомо куда, без слов, в глубоком молчании… И никогда не мог, знаешь ли, в это поверить. Мне нравилось читать эту книгу, это трогало меня, но по-настоящему я не верил в то, что там описано. Но теперь, когда я привык к самому понятию пребывания в космосе, когда сам пережил это ощущение — я знаю, как это глупо, но в общем мне не хочется теперь от этого отказываться. Я, знаешь ли, временами сам себе кажусь Сантерестилом…
— Угу, — кивнул Тревайз. — А я, следовательно, твой дружок Бен.
Тревайзу романтическое настроение Пелората было явно не по душе.
— Ну да, в некотором роде, — не заметил издевки Пелорат. — А маленькие, разбросанные тут и там звёздочки неподвижны, и только наше солнце удаляется от нас, но мы этого не видим. Галактика хранит своё туманное величие, она такая, какой была всегда… Космос молчит, он безмолвен, и ничто не отвлекает меня…
— Кроме меня, — буркнул Тревайз.
— Кроме тебя, — автоматически повторил Пелорат. — Ой, я опять… Но, Голан, дружочек, разговоры с тобой о Земле и мои попытки рассказать тебе кое-что из древней истории человечества тоже имеют свою прелесть. Мне не хочется, чтобы это кончилось.
— Не закончится. Не скоро, во всяком случае. Не думаешь же ты, что мы совершим Прыжок и тут же окажемся на поверхности искомой планеты? Мы ещё долго пробудем в полёте, а Прыжок не займет много времени. На какой-либо планете мы окажемся не раньше чем через неделю, так что не волнуйся.
— Под искомой планетой ты, конечно, подразумеваешь Гею, дружочек. От неё мы можем оказаться ещё очень далеко, когда выйдем из Прыжка.
— Знаю, Джен, но зато мы окажемся в нужном секторе, если твои данные верны. Если же это не так…
Пелорат грустно покачал головой:
— Как можем мы оказаться в нужном секторе, если не знаем координат Геи?
— Джен, а ты представь на минуточку, что попал на Терминус, тебе нужно попасть в Аргирополь, но ты не знаешь точно, где этот город находится, знаешь только, что где-то на перешейке. Как только доберешься до перешейка, что делать будешь?
Пелорат задумался — нет ли тут подвоха и не ждет ли от него Тревайз какого-то сложного ответа. Наконец он сдался и ответил:
— Пожалуй, я бы спросил у кого-нибудь, как туда добраться.
— Ну естественно! Как же иначе! А теперь ты готов?
— То есть прямо сейчас?
Пелорат с трудом встал. Обычно хладнокровное лицо его стало не на шутку озабоченным.
— Что я должен делать? Мне стоять? Сесть? Что?
— О боже, Пелорат, ничего тебе делать не надо! Мы просто пойдём сейчас в мою каюту, и я побеседую с компьютером. Хочешь — сиди, хочешь — стой, хочешь — ложись, песни пой — лишь бы только тебе было хорошо. Лично я бы тебе посоветовал сесть перед видовым иллюминатором. Будет интересно. Ну, пошли!
Пройдя по короткому коридору, они очутились в каюте Тревайза, тот уселся перед компьютером.
— А хочешь сам, Джен? — неожиданно предложил он.
Я дам тебе цифры, и тебе нужно будет только думать о них. А всё остальное компьютер сделает.
— Нет, нет, не надо, спасибо большое, — поспешно отказался Пелорат. — Мне почему-то кажется, что мы с компьютером друг другу не подойдём, знаешь ли. Ты, конечно, скажешь, что просто у меня мало практики, но мне так не кажется. У меня, наверное, совсем другой тип мышления, Голан. Ты думаешь по-другому, не так, как я.
— Не дури…
— Нет-нет. Этот компьютер тебе так подходит. Вы просто созданы друг для друга, знаешь ли. Когда ты садишься к нему, вы как бы сливаетесь воедино. А… если я попробую, то нас всё равно останется двое — Джен Пелорат и компьютер отдельно. А это не одно и то же.
— Ерунда, — отмахнулся Тревайз, хотя это ему немного и польстило. Он положил пальцы на очертания рук, почти любовно прикоснувшись к поверхности стола.
— Ну вот и славно, — обрадовался Пелорат. — А я тут посижу, погляжу… То есть я хочу сказать — по мне, лучше бы этого вовсе не было, но раз уж так выходит, то придётся посмотреть…
И он с волнением уставился в видовой иллюминатор, где виднелось туманное тело Галактики, слегка припудренное порошком тускло светивших звёзд.
— Обязательно скажи мне, когда это произойдёт, — попросил он Тревайза, робко прислонился к стене и обнял себя руками.
Тревайз улыбнулся, руки его, казалось, погрузились в крышку стола — он ощутил ментальный контакт. День ото дня это ему стало удаваться всё легче, связь его с компьютером становилась всё более дружеской, интимной, и, как бы он ни смеялся над тем, что об этом сказал Пелорат, он действительно это ощущал. Сейчас ему казалось, что уже не надо сознательно думать о координатах. Компьютер знал, чего хочет Тревайз, без всякого мысленного «произнесения вслух» — он сам выуживал информацию для себя из его сознания.
На всякий случай Тревайз всё-таки «произнес» задуманное и попросил компьютер совершить Прыжок через две минуты.
— Всё в порядке, Джен. У нас две минуты… Сто двадцать… сто пятнадцать… сто десять… Смотри, смотри в иллюминатор!
Тревайз продолжал отсчёт шёпотом:
— Пятнадцать, десять… пять… четыре… три… два… один… ноль…
Ощущения движения не возникло — никаких ощущений вообще, но картина в иллюминаторе мгновенно переменилась. Звёздное поле стало более густым. Галактика исчезла.
Пелорат, не отрывая глаз от иллюминатора, прошептал:
— Это оно было? Это самое?
— Что — «это самое»? Ты вздрогнул? Сам виноват. Ты ничего не почувствовал, признай.
— Признаю.
— Вот и всё. Давным-давно, когда путешествия через гиперпространство ещё были в новинку, судя по тому, что пишут, в книгах, можно было ощутить что-то неприятное, типа головокружения или тошноты. Но по мере накопления опыта гиперпространственных полётов и совершенствования оборудования этих явлений становилось всё меньше и меньше. А при наличии компьютера, такого, как наш, любые явления находятся за порогом ощущений. По крайней мере, я ровным счётом ничего не ощутил.
— Я тоже, честно признаюсь. И где же мы, Голан?
— Всего на шаг впереди. В Калганском Регионе. Лететь нам ещё долго, и, прежде чем совершить следующий Прыжок, нужно проверить, насколько точно прошел этот.
— Но вот что меня немного беспокоит — куда подевалась Галактика?
— Вокруг нас она, Джен. Мы довольно здорово в неё занырнули. Если хорошо сфокусировать видовой иллюминатор, мы увидим её самые отдалённые участки в виде светящейся полосы поперек неба.
— Млечный Путь! — радостно воскликнул Пелорат. — Почти во всех преданиях люди описывают его в своих небесах, но с Терминуса он не виден. Покажи мне его, дружочек!
Картина в иллюминаторе дрогнула, казалось, звёздное поле поплыло сквозь него; и вскоре взору путешественников предстала, почти целиком заполнив собой иллюминатор, широкая, сверкающая молочной белизной полоса. Она плыла поперек поля зрения, стала уже, потом — шире.
— Расширяется в направлении центра Галактики, — пояснил Тревайз. — Она могла бы выглядеть шире и ярче, но мешают тёмные тучи в области витков спирали. Вот так примерно она выглядит с поверхности большинства обитаемых миров.
— И с Земли.
— Не обязательно.
— Конечно. Но знаешь… Скажи, ты историю науки изучал?
— Не слишком старательно, но кое-что помню. Правда, если собираешься экзаменовать меня, сразу предупреждаю: я не эксперт.
— Видишь ли, этот наш Прыжок заставил меня вспомнить о том, что всегда меня занимало. Существует возможность описать такую Вселенную, где гиперпространственные полёты невозможны, где скорость света в вакууме есть абсолютный максимум.
— Конечно.
— При этих условиях геометрия Вселенной такова, что путешествие, только что совершенное нами, невозможно проделать быстрее, чем его проделал бы луч света. А если бы мы совершали его со скоростью света, время для нас текло бы по-другому. Если место, где мы сейчас находимся, отстояло бы от Терминуса, скажем, на сорок парсеков, мы бы не почувствовали никаких отклонений, попав сюда со скоростью света, но на Терминусе и во всей остальной Галактике прошло бы около ста тридцати лет. Мы же совершили перелет со скоростью, в тысячи раз превышающей скорость света, но время нигде в Галактике не ушло вперёд — по крайней мере, я так надеюсь.
— Только не жди, — сказал Тревайз, — что я сейчас начну тебе подробно пересказывать математическое обоснование Гиперпространственной Теории Оланхена. Единственное, что я могу сказать, так это то, что, если бы ты летел со скоростью света в обычном пространстве, время действительно уходило бы вперёд, со скоростью примерно в три и двадцать шесть сотых года за парсек, как ты сказал. Так называемая релятивистская Вселенная, сущность которой человечество уяснило в незапамятные времена, — странно, кстати, что ты об этом заговорил, я не думал, что ты этим интересуешься, — так вот, такая Вселенная, я думаю, существует и никуда не делась, и законов её никто не отменял. Однако при совершении Гиперпространственных Прыжков происходит нечто за пределами условий, в рамках которых действуют понятия релятивности, и законы тут другие. Гиперпространственная Галактика представляет собой крошечный объект, в идеале она является точкой, не подвергаемой измерениям, и релятивистских эффектов в ней нет вообще.
На самом деле в математических формулах космологии существуют два символа для обозначения Галактики: GP — для «релятивистской Галактики», где скорость света максимальна, и Gr — для «гиперпространственной Галактики», где скорость практически ничего не значит. С точки зрения гиперпространства величина всякой скорости равна нулю, и мы вообще не двигаемся; в отношении же самого пространства скорость бесконечна. Лучше я, пожалуй, объяснить не смогу.
Кстати говоря, одной из самых знаменитых шуток в теоретической физике является подстановка символа GP в уравнение, где на самом деле должен фигурировать символ Gr, и наоборот. Чаще всего неопытный студент попадается на удочку, корпит над уравнением до седьмого пота, матерится, как сапожник, и ничего не может добиться, пока наконец кто-то не сжалится над ним и не скажет ему, что его просто накололи. Я сам как-то попался, правда.
Пелорат некоторое время мучительно обдумывал сказанное Тревайзом и наконец растерянно спросил:
— Но… какая же из Галактик… настоящая?
— Обе. Все зависит от того, чем ты занимаешься. Вернешься на Терминус, сядь в автомобиль, поезжай по суше; сядь на корабль и плыви по морю. Условия будут разные, верно? Так какой же Терминус настоящий — сухопутный или морской?
Пелорат кивнул:
— Аналогии — дело рискованное, конечно, но лучше уж я соглашусь на эту аналогию, чем буду сходить с ума, думая дальше о гиперпространстве. Давай лучше поговорим о том, что происходит сейчас с нами.
— Тогда считай, что мы сделали первую остановку на пути к Земле.
«Только ли к Земле?» — подумал Тревайз про себя.
32
— Так… — протянул Тревайз. — У меня день даром прошел.
— О? — рассеянно откликнулся Пелорат, с трудом оторвавшись от терминала. — А как это тебе удалось?
Тревайз огорченно развел руками:
— Понимаешь, я не поверил компьютеру. Просто не мог иначе — мало ли что. В общем, я сверил наши теперешние координаты с заданными перед Прыжком, и они полностью совпали. То есть никакой погрешности я не обнаружил.
— Но это же хорошо, правда?
— Это не просто хорошо. Это невероятно! Я о подобных вещах никогда не слышал. Я совершал Прыжки и раньше и определял их параметры всеми возможными способами с помощью уймы приспособлений. Ещё в школе мне пришлось разработать схему Прыжка с помощью портативного компьютера, а потом проверить результаты с помощью гиперреле. Естественно, тогда я не мог отправить в путь настоящий корабль — слишком дорогое удовольствие, как ты понимаешь, да и вынырнуть я мог где-нибудь прямо в центре какой-нибудь звезды. Но даже тогда я не сделал ничего ужасного, — продолжал Тревайз, — хотя без погрешности не обошлось. Ошибка всегда есть, всегда — даже у величайших экспертов. Она просто обязана быть, когда учитывается такое число переменных. Скажем так: геометрия пространства безумно сложна, а геометрия гиперпространства ещё сложнее — нечего даже притворяться, будто мы понимаем все его заморочки. Вот почему нам приходится идти шаг за шагом, вместо того чтобы взять да и прыгнуть отсюда прямо в Сейшельский Сектор. С расстоянием ошибки будут нарастать, понимаешь?
Пелорат, похоже, не совсем понял, о чём речь.
— Но ты сказал, что компьютер ошибки не сделал. То есть этот, наш компьютер.
— Это он говорит, что не сделал ошибки. Я дал ему команду сверить наши теперешние координаты с заданными перед Прыжком. Он ответил, что для его пределов измерений координаты идентичны, а я подумал: «А что, если он врет?»
До этого мгновения Пелорат не выпускал из рук портативный принтер. Теперь он положил его на стол и растерянно спросил:
— Ты шутишь? Компьютер не может врать. Если только ты не хочешь сказать, что он сломался.
— Нет, не в этом дело. Мне такое в голову не пришло. Мне действительно показалось, что он врет! Этот компьютер… он настолько умён, что иной раз я готов считать его человеком, даже сверхчеловеком. Достаточно человеком для того, чтобы иметь такое понятие, как самолюбие, а может быть, и умение лгать. Я дал ему задание: разработать курс полёта через гиперпространство в точку, близкую к планете Сейшелл — столице Сейшельского Союза. Он сделал это с лёгкостью — выдал мне курс из двадцати девяти Прыжков. Самонадеянность выше всякой критики.
— Почему — самонадеянность?
— Потому что с каждым последующим Прыжком ошибки нарастают! Как можно рассчитать двадцать девять Прыжков сразу? Двадцать девятый может закончиться неизвестно где, в любом месте Галактики. Вот я и попросил его для начала совершить только первый Прыжок, чтобы мы могли сверить координаты, а уже потом двигаться дальше.
— Весьма, весьма разумный подход, — кивнул Пелорат. — Одобряю.
— Да, но всё дело вот в чём: не мог ли компьютер, совершив первый Прыжок… обидеться на меня за то, что я ему как бы не доверяю? Не защитил ли он своё профессиональное самолюбие тем, что объявил мне об отсутствии ошибки? Мог он не признаться в ошибке, чтобы его не сочли несовершенным? Если это так, то с таким же успехом мы могли бы вообще обойтись без компьютера.
— Что же нам в таком случае делать, Голан? — озабоченно поинтересовался Пелорат.
— То самое, чем я занимался сегодня, — попусту тратить время. Я проверил координаты нескольких близлежащих звёзд самыми примитивными методами: наблюдением в телескоп, фотографированием, ручными расчётами. Сравнил их действительные координаты с ожидаемыми и ошибки не обнаружил. Весь день я только этим и занимался, измучился жутко, но ошибки не нашёл.
— Ну и что же?
— Нет, то есть две малюсенькие ошибочки я таки нашёл, проверил всё снова и понял, что они — в моих собственных расчётах. Исправил ошибки, запустил свои расчёты в компьютер, чтобы посмотреть, выдаст ли он такие же результаты независимо. Мало того, что он провёл все расчёты с точностью до большего числа цифр после запятой: оказалось, что мои расчёты абсолютно верны, и, следовательно, они подтверждают, что компьютер прав и никакой ошибки не было. Может быть, наш компьютер на самом деле — самовлюбленный Мулов сынок, но, чёрт подери, ему таки есть чем гордиться!
— Ну и замечательно! — со вздохом облегчения проговорил Пелорат.
— Не спорю. Словом, я решил позволить ему совершить остальные двадцать восемь шагов.
— Все сразу? Но…
— Не все подряд. Не волнуйся. Я ещё не настолько обалдел. Прыжки пойдут один за другим, но после каждого шага этот подлец будет проверять координаты, и следующий Прыжок последует лишь после того, как я выясню, что ошибки в допустимых пределах нет. Всякий раз, когда ошибка окажется слишком велика, — а пределы, поверь мне, я установил не слишком милосердно, — ему придётся делать остановку и производить перерасчёт оставшихся шагов.
— И когда ты собираешься к этому приступить?
— Когда? Да прямо сейчас… Послушай, а ты сейчас чем занимаешься? Индексацией своей библиотеки?
— Да, сейчас для этого такая прекрасная возможность. Я многие годы собирался это сделать, но всегда что-то мешало.
— Нет возражений. Занимайся индексацией и ни о чём не беспокойся. Об остальном позабочусь я.
Пелорат покачал головой:
— Не шути. Я не успокоюсь, пока всё не окончится. Я напуган до смерти.
— Зря, значит, я тебе всё рассказал, но я должен был кому-то рассказать! Нас ведь тут только двое! Давай поговорим начистоту, Джен. Всегда есть шанс очутиться в какой-то точке межзвёздного пространства, где в это самое время одновременно окажется летящий с бешеной скоростью метеороид или маленькая черная дыра; корабль получит повреждение, и мы погибнем. Теоретически подобные случаи возможны.
К счастью, такое случается крайне редко. В конце концов, Джен, ты мог бы находиться дома — в своём кабинете, в своей постели, а метеороид мог бы преодолеть атмосферу Терминуса и угодить прямехонько в тебя. Такая вероятность тоже невелика.
В действительности шансов пересечь траекторию чего-то фатального, но настолько незначительного, чтобы об этом не знал компьютер, в гиперпространстве гораздо меньше, чем у себя дома. Никогда не слыхал, чтобы хоть один корабль погиб при таких обстоятельствах. Риск же вломиться в самую середину звезды — и того меньше.
— Тогда зачем ты мне рассказываешь всё это, Голан?
Тревайз помолчал немного, склонил голову набок и, наконец, ответил:
— Рассказываю я тебе это, Джен, потому, что, как бы сильно я себя ни уговаривал, внутри меня кто-то всё время шепчет: «А вдруг на этот раз что-то такое стрясется, а?» И я заранее чувствую себя виноватым. Вот такие дела. Джен, если что-то случится, прости меня!
— Но… Голан, дружочек, ведь, если что случится, мы оба погибнем, и я не успею тебя простить.
— Понимаю, вот поэтому ты и прости меня сейчас, ладно?
Пелорат улыбнулся:
— Сам не знаю почему, но ты меня подбодрил. Что-то в этом есть такое — смешное и трогательное. Прощаю тебя, Голан, конечно, прощаю. Знаешь ли, в мировой литературе есть множество мифов о жизни после смерти, и, если я попаду куда-нибудь после гибели, правда, это так маловероятно, как оказаться в маленькой черной дыре, там я буду точно знать, что в моей смерти ты не повинен, что ты сделал всё, что мог.
— Спасибо тебе! Теперь мне легче. Я-то готов рисковать, но мне не хотелось, чтобы ты рисковал из-за меня.
Пелорат протянул Тревайзу руку, и тот пожал её.
— Знаешь, Голан, мы ведь знакомы всего неделю, и, наверное, не стоило бы делать поспешных выводов, но мне кажется, что ты замечательный парень! В общем, ты делай всё, что надо, и не будем больше об этом говорить, хорошо?
— Договорились! Пошли ко мне, посмотришь ещё раз.
Тревайз уселся за компьютер.
— Ну вот. Надо только положить руки на контакты… Команда у компьютера уже есть, он только и ждет, когда я скажу: «Вперёд!» Хочешь дать команду, Джен?
— Ни за что! Это твоё дело и твой компьютер!
— Ладно. Всё моё, и ответственность тоже. Я всё ещё пытаюсь юморить, как видишь. Смотри в иллюминатор!
Тревайз твёрдо, уверенно положил руки на крышку стола. Короткая пауза, и звёздное поле в иллюминаторе изменилось, потом ещё… и ещё… Звёзды всё гуще усеивали поле зрения.
Пелорат считал про себя. На счёте «пятнадцать» смена «кадров» прекратилась, как будто что-то заклинило в аппаратуре.
— Что-то случилось? — шёпотом спросил Пелорат, видимо боявшийся, что громкий голос может усилить поломку.
Тревайз пожал плечами:
— Наверное, пошел перерасчёт. Какой-то объект в пространстве нанес чувствительный толчок по общим очертаниям гравитационного поля. Что-то неучтённое в расчётах — не нанесенная на карту карликовая звезда или красная планета.
— Это опасно?
— Вряд ли, раз мы пока живы. Планета может находиться от нас в сотне миллионов километров и тем не менее давать достаточно высокую гравитационную модуляцию для того, чтобы потребовался перерасчёт. Карликовая звезда может отстоять от нас на десять миллиардов километров, и…
Тут вид в иллюминаторе снова переменился, и Тревайз умолк. Снова и снова изменялась картина. Наконец, когда Пелорат прошептал «двадцать восемь», кадр в иллюминаторе остановился окончательно.
Тревайз проконсультировался с компьютером и сообщил:
— Приехали!
— Да, но я считал, и считал правильно! Первый Прыжок я не считал, начал со второго, и у меня вышло двадцать восемь, а ты сказал — будет двадцать девять.
— Может быть, перерасчёт на пятнадцатом Прыжке сэкономил нам один Прыжок. Я могу всё проверить, если хочешь, но на самом деле это совершенно не нужно. Мы находимся недалеко от планеты Сейшелл. Так говорит компьютер, и я склонен ему верить. Если сориентировать соответствующим образом видовой иллюминатор, мы увидим прекрасное яркое солнце, но не стоит без нужды напрягать аппаратуру и зрение. Планета Сейшелл — четвертая от нас по счёту и отстоит от теперешних наших координат примерно на три и две десятые миллиона километров. Туда мы доберёмся дня за два-три. — Тревайз глубоко вздохнул, борясь с волнением. — Ты понимаешь, что это значит, Джен? Любой корабль — из тех, на которых мне доводилось летать раньше, вынужден был бы совершить такую серию Прыжков с остановкой на день минимум для долгих и нудных перерасчётов, даже при наличии компьютера. То бишь мы бы летели почти месяц. А мы летели полчаса. Если каждый корабль будет оборудован таким компьютером…
Тревайз откинулся на спинку кресла, забросив руки за голову.
— А интересно, — задумчиво поинтересовался Пелорат, — почему Мэр выделила нам такой современный корабль? Ведь он, наверное, стоит громадных денег?
— Кораблик экспериментальный, — сухо отозвался Тревайз. — Может быть, эта добрая женщина просто хотела, чтобы мы испытали его и посмотрели, нет ли у него каких-нибудь недостатков.
— Ты серьёзно?
— Только не нервничай. Всё в порядке, в конце концов. Пока мы никаких недостатков не наблюдаем. Правда, я не склонен относить это на её счёт. Не думаю, чтобы её чувство гуманности слишком сильно пострадало, случись с нами что-то нехорошее. Она, между прочим, не снабдила нас оружием для самозащиты, что значительно снизило стоимость всего предприятия.
— А я вот думаю про компьютер, — задумчиво проговорил Пелорат. — Он удивительно хорошо приспособлен к тебе, но вряд ли он может так хорошо подходить каждому. На меня он очень плохо реагирует.
— Слава богу, что хотя бы с одним из нас он работает как надо.
— Да, но разве это просто случайность?
— А что ещё, Джен?
— Я вот думаю: Мэр тебя хорошо знает?
— Думаю, хорошо, старый броненосец.
— А не могло ли быть так, чтобы она распорядилась сконструировать компьютер специально для тебя?
— Зачем?
— Понимаешь… я думаю, не может ли быть так, что мы летим туда, куда хочет компьютер?
Тревайз похолодел.
— Ты… хочешь сказать, что, когда у меня контакт с компьютером, он не мои команды выполняет, а делает всё сам?
— Ну да, просто я вдруг так подумал.
— Не валяй дурака. Паранойя какая-то. Смотри сюда, Джен.
Тревайз повернулся к компьютеру и отдал команду сфокусировать изображение в иллюминаторе, показать планету Сейшелл и проложить к ней курс по обычному пространству…
Ерунда!
И почему только Пелорату такое в голову взбрело?