Пелорат часто-часто заморгал, крепко сжал губы.
– «Старина»? – переспросил он растерянно. – Ты так меня назвал? Сколько же времени мы знакомы? Неделю? Чуть больше? Не странно ли, что я не хочу остаться? Да, я боюсь, но я хочу лететь с тобой.
Тревайз развел руками:
– Но почему? Я от тебя этого не требую, честно!
– Я сам не знаю почему. Это… Что-то такое… Голан, я верю в тебя. Мне кажется, ты всегда знаешь, что делаешь. Я хотел лететь на Трентор, но теперь понимаю, что из моей затеи ничего бы не вышло. Ты настаивал на поисках Геи, и теперь мне кажется, что Гея – это нечто вроде самого натянутого нерва Галактики. Очень, очень похоже, что именно из-за нее совершаются кое-какие события. И потом, если на то пошло, Голан, я наблюдал за тем, как ты заставил Квинтесетца выдать тебе сведения о Гее. Это была потрясающая по совершенству игра. Я был в восторге!
– Стало быть, ты веришь в меня.
– Да. Верю, – без колебаний ответил Пелорат. Тревайз положил руку на плечо товарища и с минуту молчал, подбирая, видимо, верные слова.
– Джен, – сказал он наконец, – ты простишь меня заранее за то, что я совершу что-то неправильное, если так или иначе нам придется встретиться с какими-то неприятностями?
– О, дружочек! – воскликнул Пелорат. – Зачем ты спрашиваешь? У меня есть и собственные причины остаться. Только давай побыстрее улетим, пока я не струсил и не передумал. Тогда я буду сгорать от стыда до конца своих дней.
– Как скажешь, Джен, – улыбнулся Тревайз. – Стартуем сразу же, как только позволит компьютер. На этот раз рванем вверх без проволочек, запустим гравитационный двигатель, как только небеса над нами будут свободны от других кораблей, А через час будем уже в открытом космосе.
– Хорошо, – кивнул Пелорат и оторвал язычок с герметичного контейнера с кофе. Кофе почти сразу вскипел. Пелорат принялся осторожно посасывать его через трубочку, стараясь не обжечь губы.
Тревайз усмехнулся:
– Гляди, как ловко ты уже управляешься с этими штуками. Ты теперь старый космический волк, Джен.
Пелорат задумчиво посмотрел на пластиковый контейнер и глубокомысленно изрек:
– Видишь ли, во времена, когда люди научились управлять гравитационным полем, стыдно не уметь пользоваться какими-то контейнерами.
– Угу. Только теперь кофе можно и из чашки попить на корабле, Странная штука получается – из области психологической инерции. Видишь кольца на стенах и потолке? Двадцать тысячелетий они монтируются на всех космических кораблях, но на гравитационном корабле они нужны как рыбе зонтик. Контейнер с трубочкой – из той же оперы.
Пелорат кивнул, продолжая меланхолично потягивать кофе.
– И когда же мы стартуем?
– Ага, попался! – весело рассмеялся Тревайз. – Пока я с тобой болтал про колечки и трубочки, мы успели попрощаться с Сейшеллом. Уже в миле от поверхности.
– Не может быть.
– Сам посмотри.
– Но… я ничего не почувствовал, – пролепетал Пелорат, стоя у иллюминатора.
– И не должен был.
– А мы ничего не нарушили? Нам не нужно было опять следовать по радиолучу, как тогда, когда мы приземлились?
– Нет причин, Джен. Никто нас не остановит. Никто на свете.
– Но когда мы садились, ты сказал…
– То было другое дело. Наше прибытие не было для них большим подарком, но оттого, что мы улетаем, они просто в экстазе.
– Почему ты так говоришь, Голан? О Гее с нами говорил только Квинтесетц, а он умолял, чтобы мы туда не летели.
– Не обольщайся, Джен. Это он для проформы. Он прекрасно понимал, что мы полетим туда. Вот ты восторгался – как ловко я выудил у Квинтесетца нужные сведения. На самом деле моей заслуги тут нет. Он и сам бы все выложил. Если бы я заткнул уши, он бы стал кричать.
– Но почему, Голан, почему? Это просто безумие какое-то.
– Ну да, паранойя. Понимаю.
Тревайз повернулся к компьютеру.
– Нас не остановили, – сообщил он вскоре. – Ни единого корабля на пути, и дальше все чисто, и никаких предупреждений.
Подмигнув Пелорату, Тревайз спросил:
– А расскажи-ка мне, Джен, как ты узнал о Гее? Ты ведь знал о ней еще на Терминусе, знал, что она – в Сейшельском Секторе, знал, что ее название по значению близко к слову «Земля». Где ты слышал обо всем этом?
Пелорат явно растерялся.
– Если бы я смог вернуться на Терминус… я бы покопался в файлах. Я же не все взял с собой – во всяком случае, не взял указатель, откуда те или иные сведения почерпнуты.
– Но ты задумайся, это ведь не так просто! Сейшельцы язык не распускают о Гее, помалкивают в тряпочку – настолько боятся говорить о ней, что выдумали сказку об ее исчезновении в гиперпространстве. Но я тебе еще кое-что скажу. Вот, посмотри…
Тревайз наклонился к компьютеру, ладони уверенно легли на поверхность стола. Он с радостью ощутил тепло соединения и почувствовал, как его воля скользнула куда-то вовне…
– Вот, – сказал он, – компьютерная модель Галактики, какой она была в памяти компьютера до нашего приземления на Сейшелле. А сейчас ты увидишь кусочек карты, показывающий ночное небо Сейшелла таким, каким мы его видели прошлой ночью.
В каюте стемнело и на экран легла картина ночного неба.
– Такое же красивое, как в тот вечер, – прошептал Пелорат.
– Еще красивее, – уточнил Тревайз. – Ведь здесь нет ни облаков, ни атмосферных искажений. Но погоди, сейчас я налажу подстройку…
У обоих наблюдателей возникло томящее ощущение передвижения в пространстве, а на самом деле Тревайз просто увеличил изображение. Пелорат инстинктивно вцепился в подлокотники кресла.
– Вот! – сказал Тревайз. – Видишь?
– Конечно. «Пять Сестер» – пятиугольник из звезд, который нам показывал Квинтесетц. Это они, без сомнения.
– Точно. Но где же Гея?
Пелорат прищурился, моргнул – тусклой звездочки в центре пятиугольника не было.
– Ее нет.
– Вот именно. Ее нет. А нет ее потому, что данные о ней в памяти компьютера отсутствуют, И поскольку я отвергаю возможность того, что данные не внесены в память компьютера намеренно, мне остается сделать вывод: галактографы Академии, разрабатывавшие банк данных, имея в распоряжении колоссальные объемы информации, данными о Гее не располагали.
– Не хочешь ли ты сказать, что если бы мы полетели на Трентор…
– Я хочу сказать, что и там бы мы ничего не узнали о Гее. Ее существование держится в тайне сейшельцами и – у меня сильное подозрение – теми, кто живет на Гее. Ты и сам не так давно говорил, что кое-какие миры стараются держаться в тени, от глаз подальше, ну, чтобы налоги не платить, и всякое такое.
– Да, но такие миры, как правило, располагаются в малонаселенных районах Галактики. Именно изоляция, географическая изоляция дает им возможность скрываться. О Гее такого сказать нельзя, она не изолирована.
– Правильно! Весьма необычно. Но удивительнее другое: такие знающие люди, профессионалы-галактографы ни сном ни духом не ведали о Гее. А ты как о ней узнал?
– Голан, милый, но я же собирал мифы, легенды, всяческие сведения о Земле целых тридцать лет. Без картотеки как я могу вспомнить?
– Но поищи какую-нибудь зацепку, Джен. Ну вспомни, когда ты о ней узнал – в первые или последние пятнадцать лет изысканий?
– О, если так, то, конечно, в последние.
– Можно и точнее. Я возьму на себя смелость утверждать, что о Гее ты узнал не раньше чем в последние пару лет.
Тревайз немного усилил освещение в каюте, чтобы разглядеть выражение лица Пелората. Великолепное сияние звездного неба чуть померкло. Пелорат окаменел; он не мигая смотрел в одну точку.
– Ну? – поторопил его Тревайз.
– Думаю… – тихо проговорил Пелорат. – Может быть, ты прав. То есть поклясться не могу, но… Когда я писал письмо Джимбору в Ледбетский Университет, Гею не упоминал, что в этом случае было бы весьма уместно, а было это… дай-ка припомнить… в девяносто пятом, стало быть, три года назад. Выходит, ты прав, Голан.
– Но как, где ты наткнулся на упоминание о ней? – настаивал Тревайз. – В письме? В книге? Научной статье? В древней песне? Где? Думай!
Пелорат прикрыл глаза, скрестил руки на груди. Долго, казалось, целую вечность, он неподвижно сидел в глубоком раздумье, Тревайз нервничал, но не торопил его.
– В личном письме, дружочек, – наконец вымолвил Пелорат. – Только не спрашивай, от кого, я все равно не вспомню.
Тревайз вытащил руки из сумки. Ладони его взмокли от пота. Он продолжал пытаться говорить устами товарища…
– От кого было письмо? От историка? Мифолога? Галактографа?
– Бесполезно. Содержание письма не ассоциируется ни с каким именем.
– Скорее, никакого имени просто не было.
– О нет, это вряд ли.
– Почему? Ты не стал бы распечатывать анонимное письмо?
– Думаю, нет.
– Почему? Разве ты никогда не получал анонимных писем?
– Ну… когда-то очень давно. Но в последние годы я стал хорошо известен в определенных научных кругах и неплохо знал всех своих корреспондентов. Они любезно переправляли мне сведения, почерпнутые из самых разных источников. Вот источники порой не имели автора, это точно.
– Ну а от анонимного корреспондента такую безадресную информацию ты мог получить?
– Такое вроде бы бывало… Но очень редко.
– Значит, вовсе не исключено, что именно по такому каналу к тебе попала информация о Гее?
– Да, но… я этого не утверждаю.
– Хорошо. И тем не менее – такой вариант не исключен, правда?
– Наверное. Но к чему ты клонишь?
– Погоди, я еще не закончил. Откуда было это анонимное письмо? Из какого мира?
– Говорю же тебе – не знаю, не помню!
– Не с Сейшелла ли?
– Не могу вспомнить, Голан, хоть убей.
– Позволю себе предположить, что письмо пришло-таки с Сейшелла.
– Можешь предполагать все, что угодно, но это ничего не доказывает.
– Нет? А вспомни-ка, когда Квинтесетц показал на тусклую звездочку посреди пятиугольника «Пяти Сестер», ты сразу понял, что это Гея. Помнишь?