Стоя на построении и слушая вдохновляющую речь командира, я не могла избавиться от мысли, что с испытанием будет что-то не то. Интуиция настойчиво кричала мне, как важно подготовиться к любому повороту, но повернуть назад возможности не было. Кай настоятельно просил меня передумать и отказаться от прохождения лабиринта. Однако я вновь отказала ему. Вчера я успела отправить отчёт отцу. Хоть отчётом это и не назвать: рассказала, что мой «жених» тоже оказался в академии и настойчиво предлагает мне покинуть её стены. Я сама не знала, зачем это делала? Вряд ли могла таким образом как-то обезопасить себя. На помощь и поддержку отца я никогда не рассчитывала. Про наш полёт на базу я почти ничего не говорила, но выразила своё беспокойство об усилении позиций ополченцев и мягко попыталась выяснить, за что люди пытаются отомстить. Ответ узнаю только в том случае, если успешно пройду предстоящее испытание, а отец захочет сказать мне хоть что-то. На откровенность с его стороны сильно рассчитывать в любом случае не приходилось. Однако лишь одно неосторожное слово отца могло натолкнуть меня на правильные мысли.
Капитан не пришёл, чтобы поддержать нас перед испытанием. Почему он продолжал скрываться? Вопрос не давал мне покоя, но спросить прямо у Аарона я не могла. Может, у Ксавьера из-за меня возникли неприятности? Он часто пропадал и почти не занимался нашим курсом. Мог ли он отлынивать от обязанностей? Или делал это с разрешения командира? Хотелось бы мне получить ответы на эти вопросы, но их не было.
– Он говорит так, словно нас на верную смерть отправляют, – шепнула Меллани, ткнув меня локтем в бок.
– Это будет непростое испытание. Будь осторожна, ладно? Нас могут разделить, и мы не сможем помочь друг другу.
– Вы обе будьте осторожны, – настойчиво произнёс Кэган, стоящий за нашими спинами. Он положил ладони нам с Меллани на плечи, отчего лавентиитка покраснела. Она прекрасно помнила, как назвала парня красавчиком, но упорно делала вид, что ничего подобного и в помине не произошло. Кэган же продолжал вести себя как обычно, оберегая нас обеих, но иногда его взгляды на Меллани казались мне особенными. Или это всё следствие воздыханий подруги по любовным переживаниям? Она и меня заставила думать о романтике и видеть образовывающуюся связь между другими?
Я кивнула и улыбнулась.
Кая нигде не было видно, и я переживала, чтобы он не сотворил ничего необдуманного. Если он планировал покинуть академию – я не против, но не попытается ли он заодно помешать мне пройти испытание? Вряд ли он обладал такими полномочиями, но если у отца нашёлся «свой человек» здесь, то у Квентонов такой тем более есть.
– …для прохождения лабиринта ужаса вам будет отведено полтора часа. За это время вы должны преодолеть все испытания и выбраться живыми. Уверен, это посильно, ведь вы хорошо и упорно тренировались всё это время, – взгляд Аарона на протяжении всей его речи был прикован ко мне, словно командир говорил эти слова исключительно для меня.
Вчера Аарон снова отыскал меня и настоял, чтобы я приняла его помощь. Он сказал, что запрещённая технология, которую я должна вшить в комбинезон, лишь станет моим светилом. Она не поможет одолеть неприятелей, которые могут встретиться на пути, но осветит путь. Пришлось принять и поблагодарить его. Не хотелось, чтобы командир поседел раньше времени от переживаний. Если он дал моему отцу обещание защитить меня, то боится нарушить его. Приложив ладонь к груди, я улыбнулась и кивнула: дала знак, что у меня всё под контролем, и я ничего не боюсь.
«Вошьёшь во внутренний карманчик на груди, и эта вещица поможет тебе», – сказал командир, сжимая мои пальцы и пряча чёрную жемчужинку в моей ладони.
– Испытание начинается, – заявил командир.
Из пола начали появляться холодные металлические стены, отделяющие нас друг от друга. Меллани пыталась ухватиться за меня, но ничего не получилось: каждый кадет оказался в своём собственном лабиринте.
Я обвела взглядом стены, покрытые тонкой корочкой льда. Это всего лишь голограммы, но какие же они реалистичные. Технология, полученная от далийцев, не могла не восхищать. Как-то я пыталась разобраться в работе голограммных устройств, но отец запретил мне лезть в это и сказал, что девушка должна заботиться о другом. Я и заботилась – тренировалась изо дня в день, обучаясь защищать себя ото всех вокруг. Если бы он не убил во мне прошлый порыв, возможно, я бы стала учёным? Ухмыльнувшись собственным мыслям, я поняла, что должна двигаться дальше.
Пол под ногами превратился в скользкую корочку льда. Здесь пригодились навыки выживания, полученные от учителя Нильсона: встав на внешние стороны ступней, я медленно двинулась вперёд. Так можно было предотвратить скольжение, так как наша обувь обладала специальной ребристой поверхностью по краям. Время от времени поскальзываясь, я шла вперёд, но казалось, что топталась на одном месте. Бесчисленные повороты сводили с ума. Я достала кинжал и попыталась выцарапать на стене знак, чтобы уж наверняка не бродить кругами, но тот мгновенно исчез. Голограмма восстанавливалась быстро от любых повреждений, но не от грязи. У меня не было под рукой ничего, что помогло бы рисовать отметки, поэтому иного выхода не оставалось. Покосившись на нож и свою ладонь, я стиснула зубы и сделала порез, превращая собственную кровь в краску. Боль прошлась до самого сердца, втыкаясь в него ледяным шипом. Я шумно выдохнула, постаралась дышать глубже, чтобы поскорее избавиться от неприятных ощущений. Теперь могла не бояться заплутать. Оставляя на стенах отметки мазками собственной крови, я продвигалась дальше и точно знала, какой поворот уже проходила.
Услышав цокот каблучков за своей спиной, я резко обернулась и застыла на месте. Ко мне шла мама. Живая и здоровая. Она выглядела слишком реальной, но при этом еле заметно прослеживались искажения, созданные технологией голограмм на её лице.
– Тессария, тебе пора остановиться. Эта борьба ни к чему не приведёт. Сдайся, дочка, и оставайся со мной. Я так сильно тосковала по тебе.
Как бы мне хотелось услышать такие слова от мамы на самом деле, увидеть её и обнять… Но это не она. Сморгнув слёзы, навернувшиеся на глаза, я отрицательно замотала головой. Это всего лишь испытание… проверка, не более. Я отшатнулась, но неосторожно наступила на всю ступню, заскользила и рухнула. Покатившись вниз, я приближалась к голограмме, но во время успела вновь вытащить кинжал и воткнуть его в лёд, чтобы остановить своё скольжение. Встав, я с облегчением выдохнула и посмотрела на качественное подобие матери, остановившееся рядом со мной.
– Что же они с тобой сделали, моя девочка? Не бойся! Больше никто не посмеет навредить тебе. Теперь мама рядом, и я защищу тебя. Мы справимся со всем вместе. Я обещаю!
– Не приближайся, – процедила я сквозь зубы, выставляя руку с кинжалом перед собой. – Ты не моя мать. Ты просто изобретение, созданное чужими руками.
– Опусти оружие. Мы, наконец, можем воссоединиться. Неужели не этого ты хотела? Тессария, пора отпустить борьбу. Оставайся со мной…
Мама подошла слишком близко и потянула ко мне руки. Как же хотелось броситься к ней в объятия. Хоть и фальшивка, но такая похожая. Я была готова сдаться и отпустить борьбу, но в мозгу щёлкнуло что-то:
«Никогда нельзя опускать руки и переставать бороться за правое дело. Запомни это, дорогая. Никогда!».
– Ты не моя мама! – закричала я, замахнулась и вонзила кинжал в плечо голограммы. Брызги крови показались настоящими. В мозгу всё перемешалось, и на долю секунды мне показалось, что я ошиблась. Может, я спала всё это время? Может, смерть мамы лишь привиделась мне?
– Тессария, что ты творишь?
Я обернулась на такой знакомый голос, пытающийся отругать меня, и уставилась на того, кто точно не должен был посетить меня. Отец.
– После того, как ты вышла из комы, ведёшь себя невообразимо! Как ты посмела ранить собственную мать? Мне придётся сурово наказать тебя.
Кома? Иллюзия теперь не казалась мне такой уж нереальной, но что-то продолжало удерживать, словно маяк, словно светился яркий источник в конце тоннеля, из которого я должна была выбраться.
– Не посмеешь, – прошипела я.
Рассчитывая, что не промахнусь, я бросила кинжал в ядро голограммы, расположенное на груди отца, и попала точно в цель. Облик отца развеялся, а кинжал покатился вниз. Едва успев подхватить его, я развернулась к той, что называла себя моей матерью.
Голограмма улыбнулась, как хищник, показывающий свой оскал, и попыталась атаковать меня, но я прекрасно изучила технологию голограмм и точно знала, где скрывается их ядро, поэтому повредить ещё одно не составило труда.
Руки затряслись, когда облик умирающей матери развеялся прямо на моих глазах. Слёзы потекли обжигающими ручейками, а в следующую секунду пол подо мной разверзся. Это снова какой-то сбой? Не бывает настолько реалистичной иллюзии! Вскрикнув, я попыталась ухватиться за что-нибудь, но уже скоро рухнула на землю, выплюнув весь воздух из лёгких одним выдохом. В районе правой лопатки послышался хруст. Нога заныла. Я попробовала присесть и осмотреться. Что это за место такое? Ещё одна часть лабиринта? Нет… Что-то пошло не по плану. Запах машинного масла и гниющей плоти вызвал тошнотворные позывы. Приложив усилия, я всё-таки встала, но тут же покачнулась и простонала от боли в ноге. Отхода назад не было. Я упала в тупик, и лишь один плохо освещённый коридор был моим путём к выходу. Я сделала несколько шагов вперёд, но тут же остановилась, услышав стрекот десяток пар крыльев. Глаза поползли на лоб от ужаса, а взгляд упал на кровоточащий порез. Я попыталась сжать руку в кулак, но капли крови продолжали падать на землю. Её запах уже привлёк местных обитателей. Это было место, в котором содержали ослабленных звергов для коридора смерти. В таком состоянии я и против пары-тройки не выстояла бы, но они зловеще приближались, и я понимала, как много противников нападёт на меня. Если мне не суждено выбраться отсюда живой, я буду сражаться до последнего и заберу с собой как можно больше этих тварей. Я стиснула зубы, шагнула ближе к сырой стене, прислонившись к ней спиной, и постаралась слиться с тенью, хоть и понимала, что это едва ли поможет. Запах крови привлекал звергов, и они уже почуяли такой желанный сладкий десерт. Даже в кромешной тьме с выколотыми глазами они нашли бы меня по запаху.