— Поэтому если кто-нибудь из вас видел что-то подозрительное ночью, — продолжала Мак-Фордин. — Что угодно! Прошу вас, не робейте. Вместе мы быстрее найдем отродье и избавимся от него.
Желудок сжался и испуганно подскочил к горлу. Меня затошнило.
— Нужно проверить халцедонов! Предатель должен быть среди них! — выкрикнул визгливый голос в толпе.
— Боюсь, моя дорогая, мы не можем быть в этом уверены. До сих пор не до конца изучено, как наши камни реагируют на силу светлых. В свое время проводились изыскания… Не могу сказать, что результаты нас убедили, — директор недовольно повела плечом. — Только нефриты вне подозрений. Остальные камни, к моей величайшей скорби, могли скрыть среди себе подобных предателя.
Я неосознанно отступила на шаг и прижалась спиной к холодной стене. Сердце билось в груди пойманным зверьком. Отчаяние все сильнее давило на плечи.
Это конец? Нить моей судьбы оборвется? Здесь? Сейчас?
Ужас проник под кожу, стянулся стылыми каплями в груди и свинцовым шаром ухнул вниз живота.
А дом Мак-Мора? Что будет с ним? Я не могу допустить, чтобы честь древнего рода была поругана из-за меня! Не могу опозорить Лангарию и лишить Мойру будущего. Но как не выдать нашей связи? Как скрыть кровь?
Отравить.
Изуродовать.
Проклясть.
Ответ пришел неожиданно. То, что казалось давно забытым, вдруг сложилось перед мысленным взором в четкую картину.
Этого проклятия не было в книгах и научных изысканиях — оно встретилось мне лишь однажды на страницах прабабушкиного дневника. Думаю, она сама его и изобрела. Простое, в чем-то даже элегантное, но при этом жестокое в проявлении — оно было именно таким, каким его могли создать Мак-Моры. Оно вызывало безмолвие крови: разрушало ее природу, уродовало, отравляло каждую каплю.
Если я наброшу его на себя, то никто — даже самый искусный сангролог — не сможет почувствовать родовую связь. Дельвары, уверена, легко докажут, что никогда не имели дочери моего возраста, и все подозрения с них будут сняты.
Пальцы подрагивали. В носу и уголках глаз щипало.
Я помнила не только действие проклятия, но и заметки прабабушки, выведенные на полях:
…третий объект скончался в тех же муках, что и первые два. Перед смертью успел выцарапать себе глаза. Захлебнулся кровавой пеной. Перепроверить вектор интеграции ядовитых нитей…
Сжав кулаки до впившихся в ладони ногтей, я попыталась унять дрожь. Неважно, какой мучительной будет моя смерть, главное — не погубить дом Мак-Мора. Моя судьба не должна стать судьбой целого рода.
Медленно выдохнув, я принялась воскрешать в памяти двенадцать элементов проклятия.
— Директор, — раздался мужской голос, — вчера ночью я видел сапфиру, выходящую из библиотеки.
— Подойди ко мне, дорогой, — мягко, по-матерински улыбнулась Мак-Фордин.
Протянув руку к толпе, она дождалась, когда из нее выйдет сутулый изумруд с волнистыми каштановыми волосами, и жестом указала на кристалл.
— Опусти ладонь на Око. Позволь нам увидеть то, что видел ты.
Первые четыре элемента проклятия выстроились в цепочку. Осталось еще восемь.
— Конечно, директор, — кивнул лернат и послушно выполнил указание.
Внутри кристалла заклубилась тьма. Густая, вязкая, она стелилась по стенкам, поднимаясь все выше. Наконец, когда кристалл стал едва ли не матовым, во тьме начали проступать образы. Синее платье, темные волосы, острые черты лица. Слишком знакомые, чтобы ошибиться. Я грустно улыбнулась, понимая: моя нить действительно оборвется сегодня.
Восемь элементов встали в ряд. Осталось четыре.
— Это же Ламия! — раздался удивленный женский возглас.
Опережая просьбу директора, из толпы лернатов вышла сапфира — та самая, что пыталась приворожить Хэйдена. Держалась она уверенно, горделиво.
— Я действительно была ночью в библиотеке, директор, — голос ее прозвучал твердо. — Заканчивала эссе по тонкостям различия насаждения темной воли на живых и неживых существ.
— А, горгульи, — понимающе улыбнулась Мак-Фордин. — Что ж, Ламия, я попрошу тебя коснуться кристалла и показать нам все, что ты видела ночью.
— С удовольствием, директор.
Десять элементов выстроились в смертоносную цепочку. Осталось два.
Тревога отступала, на ее место приходило смирение. Я всегда знала, что рано или поздно этот день наступит. Мечтая о свободе, в глубине души я понимала: подобные мне не выживают. Не в Лунной империи.
— События в библиотеке, если они касаются только работы с книгами, можешь пропустить, — поторопила Мак-Фордин. — По дороге туда или обратно ты заметила что-нибудь подозрительное?
— Нет… а хотя подождите. Была какая-то тень…
— Сконцентрируйся, дорогая. Око поможет.
Одиннадцать элементов в ряд.
В клубящейся тьме начали проступать очертания. Мои очертания.
Я снова грустно улыбнулась, с облегчением обреченного понимая: метлу Ламия не заметила.
— Илэйн Дельвар, — голос Мак-Фордин прозвучал гулко, как удар камня о воду. Воздух задрожал от прокатившегося по залу эха.
— Да, директор.
Я медленно вышла из толпы. На сердце было спокойно.
Двенадцать элементов выстроились в завершенное проклятие.
Стоит только замкнуть их, и все кончится. Умирать на глазах стольких свидетелей не хотелось. Точнее, не хотелось, чтобы мою агонию видела троица мэлов, Мойра, Арден, Хэйден… Не хотелось остаться в их памяти корчащейся на полу, захлебывающейся собственной кровью.
— Расскажи нам, дорогая, где ты была ночью? — директор говорила все с той же фальшивой мягкостью. — Опусти руку на Око.
Я медленно втянула носом воздух. Интересно, всегда ли он пах так сладко, так упоительно пьяняще? Всегда ли от него кружилась голова и сердце трепетало в предвкушении чуда?
Повернувшись, я снова посмотрела на огромный витраж-розу, на тех, кто не побоялся отделиться от толпы. Смелые, гордые, сильные… Жаль, что мне так и не довелось узнать, могу ли я сиять во тьме подобно им.
Прикрыв глаза, я мысленно потянулась к смертоносной цепочке. Вот так, одно движение и…
— Прошлую ночь Илэйн провела со мной, — холодный, уверенный голос разрезал тишину, словно удар грома.
Вздрогнув, я потеряла концентрацию. Выстроенная цепочка проклятия развеялась, но я едва ли это поняла. Все мое внимание, будто «ведьминым лассо», приковало к Хэйдену Морроубрану, идущему ко мне.
ГЛАВА 27
Сердце, еще недавно бившееся размеренно, вновь взволнованно застучало. Грудь стянуло, к щекам прилил жар.
— Вы уверены, лернат? — голос Мак-Фордин впервые с начала собрания утратил мягкость.
Хэйден насмешливо дернул уголком губ.
— Разумеется. Мне бы не хотелось показывать присутствующим подробности нашей с Илэйн ночи… — тягучее северное произношение добавляло сказанному еще большей порочности, наполняло слова манящим искушением. — Но если это необходимо, чтобы обелить имя моей избранницы, то я согласен.
— Избранницы?! — рот Мак-Фордин некрасиво искривился. В фиолетовых глазах застыло изумление.
Хэйден не ответил. Даже не пошевелился. Так и остался стоять рядом со мной, решительный и несгибаемый, будто скала. И молчаливое подтверждение прозвучало громче любых слов.
Мак-Фордин потребовалось долгих четыре секунды, чтобы взять себя в руки. Я видела ее недовольство, слышала неозвученные мысли о тлетворной связи нефрита и халцедона, читала во взгляде презрение к моей слабости. Уверена, в этот момент директор проклинала право северных колдунов самим выбирать избранницу. Однако, как истинная артиэлла, Алира Мак-Фордин знала, когда стоит отступить.
— Нет, лернат, такой необходимости нет. Благодарю. Единственное, что я хотела бы уточнить: почему Илэйн видели в коридоре первого этажа? Ваша комната, насколько мне известно, находится на втором этаже. Илэйн не было нужды спускаться.
Хэйден снова улыбнулся. Его рука скользнула мне на талию и притянула к сильному телу легко и естественно.
— Мы встречались не в жилом корпусе, директор. Не хотели шумом помешать остальным.
Понимание, о чем именно говорит Хэйден, заставило лижущий щеки жар полыхнуть сильнее. Словно огненный вал, он прокатился вниз, обжег шею, грудь и стянулся упругой пульсацией в животе. Губы пересохли, воздуха перестало хватать. Я задышала чаще.
Взгляд Мак-Фордин впился в меня иглами, но сейчас даже он не мог вырвать меня из пламени смущения.
— Это все, директор? — Хэйден, единственный из нас, казался невозмутимым.
Мак-Фордин нехотя кивнула.
Едва получив разрешение, я собиралась нырнуть обратно в толпу халцедонов, спрятаться среди серых одежд и попытаться затушить полыхающий в груди пожар. Но Хэйден, будто прочитав мои мысли, предупреждающе сдавил пальцы на моей талии. Я не стала вырываться. Послушно прошла вместе с ним к нефритам и непроизвольно прижалась ближе, едва мы оказались в черной толпе.
Сейчас только рядом с ним я чувствовала себя защищенной. Причины, толкнувшие Хэйдена вмешаться, его интерес и тайны прошлого — все стало неважным. Он меня спас, подарил как минимум еще один день жизни, и за это я ему благодарна. Неважно, какими проблемами может обернуться смелое заявление, неважны гнев Мойры и недовольство Ардена. Сейчас, прижимаясь к сильному телу, уткнувшись головой в обтянутое кителем плечо и закрыв глаза, я просто дышала. Ощущала вес собственной одежды, окутавший меня аромат можжевельника, чувствовала ритмичное биение сердца, расходящееся волнами по телу. Жила.
Голос Мак-Фордин, продолжающей вызывать все новых лернатов, их ответы, шепотки стоящих рядом нефритов, колючие взгляды… Я едва замечала, что творится вокруг. Мир для меня уменьшился, сошелся до размеров нас с Хэйденом, моих подрагивающих пальцев, вцепившихся в черный китель, и широкой мужской ладони, покоящейся на моей талии. Он не отпускал меня до самого конца собрания — так и прижимал к себе, защищая. Дарил тепло и уверенность. И я жадно брала все, тянулась к нему, как замерзающий в снегах путник к горящему костру.