Вдруг подумалось — вот бы когда-нибудь прокатиться вместе.
И покраснела, когда представила.
Олав продолжал что-то рассказывать с лекционной трибуны… Своим красивым, глубоким голосом с вдумчивыми интонациями…
И чем дальше уплывал окружающий мир, чем больше мне казалось, что в этом большом зале я одна и говорит он только для меня, чем больше покрывалась мурашками кожа обнаженных рук от прикосновений этого чудесного голоса…
Тем больше я понимала, что кажется, влипла.
Потом начался мой личный непрекращающийся кошмар. Потому что я вдруг осталась совершенно одна.
Эмма, наконец-то, нашла свое счастье, и я была ужасно рада за сестру, изо всех сил старалась не обижаться на то, что ей теперь совершенно не до меня… но чувство одиночество нарастало, и в конце концов просто придавило меня каменной плитой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
И на каждом шагу я встречала все новые и новые подтверждения того, как была слепа. И что совершенно, совершенно не разглядела человека, который так долго был рядом.
В конце концов, я осознала одну очень простую и очень горькую правду.
Это он необычный. А я как раз совершенно обыкновенная.
Я сидела на постели без сна ночи напролет, и пыталась понять. Чего я стою? Что представляю из себя? Что вообще у меня есть, кроме миловидной внешности — да и та заслуга не моя, а моих родителей, по общему признанию самой красивой пары Королевства Ледяных Островов?
Да у меня даже магии, и той нету.
Я ничего не сделала для того, чтобы стать достойной той мечты, того «особенного» чувства, которое себе намечтала. И оттолкнула единственного человека, который по какой-то странной причуде судьбы увидел во мне намного больше того, что я представляла из себя на самом деле.
Это было очень горькое осознание. Наверное, именно в этот момент я стала взрослой.
Я решила, что выброшу Олава Шеппарда из головы. В конце концов, он не моя собственность, и никогда ею не был. Надо нести ответственность за свои слова и поступки — ведь меня же никто не тянул тогда за язык. Раз он теперь не хочет меня видеть — так тому и быть.
И я действительно попыталась жить, как ни в чем не бывало.
И пыталась до тех пор, пока случайно не зашла к нему в кабинет за какой-то надобностью и не увидела там нашу преподавательницу по бытовой магии, мадемуазель Лизетт. Флиртующую с ним напропалую.
У меня внутри словно что-то взорвалось. Всю затопило волной такого гнева, что удивляюсь, как вообще сдержалась и не выбросила Лизетку в окошко. Как же я была зла!!
Выбежала из кабинета, даже не глядя на Олава. И решила, что непременно ему отомщу. Пусть увидит, что я не сохну по нему и не думаю ночи напролет, и не реву в подушку, и не вспоминаю, как он таскал мне теплую шаль или привозил лучшие цветы из оранжереи своей матушки. И одинокий бокал воды на столе не вспоминаю тоже. И робкие прикосновения рук в танце. И серьезный взгляд — слишком серьезный, который был всегда намного больше того, что я готова была принять. Прежде.
В конце концов, я решила, что забыться мне поможет Джереми Коул. Тем более, что этот нахальный фанфарон уже ко мне всячески подкатывал и дарил всякие глупые цветочки из салфеточек, кичась своей воздушной магией. Разве можно так хвастаться? Настоящие мужчины никогда не ведут себя как хвастливые петухи, распушившие хвосты.
И я сделала очередную свою мегаэпичную глупость. Когда на глазах у Олава отважилась флиртовать с этим придурком Джереми.
А потом Коул схватил меня за руку, когда я попыталась уйти. И Олав неожиданно оказался рядом и так врезал Джереми по роже, что я опешила. Даже не представляла, что всегда спокойный Олав может так выходить из себя. Что его добрые глаза могут становиться такими бешеными.
Я вдруг почувствовала себя полной дурой. А когда Олав попросил меня впредь тщательнее выбирать своих кавалеров… попросил, все также избегая на меня смотреть… осознала, что просто еще раз подкрепила в его глазах образ легкомысленной вертихвостки.
Это было слишком больно. Этого я уже не могла вынести.
Думала, меня разорвет от боли и отчаяния. Такой меня и нашла сестра — ревущей в подушку и жалкой. Пришлось все рассказать. Думала, станет легче… не стало.
И я постаралась забыть. Запрятать глубоко-глубоко эти странные, неправильные, ставящие меня в тупик чувства. Вести себя, как ни в чем не бывало. Тем более, что Академию захватил стремительный вихрь событий — то Турнир семи замков объявят, то всяческие заговоры, то нападение на Мэри-Энн, то некроманты, то еще что…
Просто жила. Перетаскивала себя из одного дня в другой. Старалась делать хоть что-то. Помогала Эмме с расследованием, училась, как и все сходила с ума от волнения, наблюдая за драматическими событиями Турнира… как и все, со стороны, не допуская даже мысли, что когда-нибудь и мне доведется принять участие в чем-то настолько удивительном. Чтобы волшебный Замок удостоил своим вниманием такую бездарь и неудачницу, как я? Глупо даже представить.
Я решила просто приложить все усилия к тому, чтобы хотя бы жить так, чтобы больше ни за что не было стыдно. Чтобы когда-нибудь, может не скоро, я своим трудом заслужила, чтобы стать действительно кем-то.
И я совершенно потеряла из виду тот момент, когда Олав снова стал на меня смотреть. По-другому. Не так, как раньше. Теперь это был осторожный взгляд, взгляд-узнавание, взгляд-возвращение. Взгляд, на который я снова боялась отвечать — но теперь по другой причине. Потому что я боялась, что мне все только кажется. И как только я обернусь, снова увижу того холодного и отстраненного Олава, которого я так сильно ранила своим по-детски жестоким пренебрежением.
Но я снова всей кожей чувствовала его взгляд. И расцветала под ним, как цветок в лучах солнца.
А потом был ужасно дождливый день, когда казалось, что-то наверху испортилось и весь годовой запас воды решил обрушиться нам на головы одномоментно.
Мы большой компанией отправлялись из Академии пурпурной розы на пепелище одного из замков роз, чтобы отпраздновать победу моей сестры и ее избранника в Турнире семи замков. Я была рада и горда за нее. Но тоска под сердцем, раз поселившись, больше не желала оттуда уходить. И никакой радостью я не могла заглушить ее. Никто и ничто не могли заполнить эту пустоту.
Пепелище Замка золотой розы было очень грустным зрелищем. Замок показался мне таким же несчастным, как я сама. Я шла по руинам и думала о том, как прекрасно, должно быть, было это место когда-то. Как жаль, что волшебство ушло. И как будет здорово, если у моей сестры получится его возродить.
И так случилось, что я не заметила яму под ногами. Лодыжку обожгло болью. Я охнула, на глаза выступили слезы. Почти упала прямо в пепел, но сильные руки подхватили. Олав снова был рядом — незаметно оказался рядом, когда нужен. Так, как было всегда.
— Почему ты вечно не смотришь по сторонам?! Только куда-то… за горизонт. Не замечаешь ничего у себя под носом!
Я опешила. Сейчас, под ледяным ливнем, под пронизывающим ветром, я вдруг почувствовала себя в абсолютной безопасности. Потому что меня обнимали его руки. Притихла, совершенно сбитая с толку, и просто прижалась к его груди, где так громко и гулко, что даже я слышала, билось сердце.
Он спросил снова, намного спокойнее:
— Прости, что накричал. Болит?
Дождь все лил, заливал мне лицо, мочил волосы, смывал слезы боли, что выступили на глазах, — я ничего не замечала. Кроме оглушительно приятного ощущения близости.
И теперь уже я не могла найти слов в его присутствии. Поэтому просто покачала головой.
А он не отпускал меня и продолжал держать на руках. И на секунду я позволила себе поверить, что не отпускает не потому, что жалеет и бережет мою больную ногу… а потому что не хочет отпускать. Эта отчаянная надежда обожгла мне сердце. Я вдруг поняла, что хочу бороться. Во что бы то ни стало хочу бороться за этого мужчину. Просто потому, что он мне действительно нужен. Потому что хочу, чтобы он снова смотрел на меня как раньше. И смотрел так всегда.
И тогда я впервые осмелилась поднять голову. Впервые в жизни ответила на его взгляд. И меня прорвало — словно дождь смел плотину на сердце, что запирала чувства, в которых я всегда боялась себе признаваться.
Обняла за шею и прокричала ему в лицо — перекрикивая дождь.
— Да, я дура! Не замечала ничего у себя под носом. Ну а ты?! Ты что, не мог быть… немного понастойчивее?!
Он вспыхнул.
— Куда уж настойчивее?! Я за тобой ходил столько лет, как собачонка на привязи! Я… а впрочем, хватит слов.
И он просто меня поцеловал.
Мой первый поцелуй был яростным и отчаянным, как этот дождь. И таким же исцеляющим. Словно внутри меня была пустыня, а теперь она оживала. Мне хотелось кричать, мне хотелось сказать ему, наконец, чтобы он больше никогда-никогда не смел меня так надолго оставлять одну.
Сказать ему, что я его люблю.
Но я не знала, как это сделать, и просто целовала в ответ — целовала самозабвенно и в упоении, все сердце вкладывая в этот сумасшедший поцелуй, от которого нам обоим, кажется, попросту сносило башню.
А когда мы очнулись, вынырнули из этого хмельного, одного на двоих безумия, глядя друг другу в глаза и словно знакомясь заново, выяснилось — что у нас теперь есть свой собственный замок роз.
Замок золотой розы выбрал нас своими хозяевами.
Мы так и не смогли найти нужных слов, избегали говорить о том, что случилось между нами, и даже не строили никаких планов. Просто как-то так получилось, что Олав меня взял за руку и больше не отпускал до самого возвращения в Академию.
Эмму забрали домой. Что-то случилось у них с Морвином, и он ушел в свой мир, оставил ее одну. Сестра была просто убита горем, на нее было больно смотреть. Я сказала, что в такой момент должна быть рядом с сестрой… но обязательно вернусь. Олав молча кивнул, бросив на меня странный взгляд, на который я снова не стала отводить глаз.