Глава 27
Из цепких пальцев мою руку так никто и не думал выпускать, хотя я то и дело порывалась выдернуть ее, когда мы прогулочным шагом проходили одну галерею за другой, любуясь красотами Замка пурпурной розы. По счастью, в это удивительно теплое и солнечное утро внутри было пусто — все студенты, которых здесь не так и много для столь внушительного каменного монстра, судя по всему предпочли провести большой перерыв во внутреннем дворике или парке. У нас оставался целый час до следующего занятия, которым планировалось наконец-то практическое занятие в малых группах у стихийщиков.
Ну а пока как-то так вышло, что гулкие коридоры Академии были предоставлены только нам с Морвином. Я понадеялась на то, что в случае чего услышу чужие шаги заранее, и в конце концов просто сдалась и перестала трепыхаться.
Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, что станет с нашими судьбами, и окажется ли магия зеркала и наше притяжение сильнее, чем то, что разделяет нас самих и наши миры. Но сейчас моя рука в его — замерла, словно пойманная птица, и мне достаточно хрупкого молчания между нами, чтобы чувствовать себя абсолютно счастливой.
Когда мы спускаемся на первый этаж, замечаем в пустом холле Джен. Она стоит одиноко и рассматривает скульптуры животных, расставленные тут и там. Особенно те светлые, ажурные, из материала цвета слоновой кости, который называется, насколько помню, «скульптурный пластилин». Мастера делают на основе таких заготовок гипсовые формы, а затем — и настоящие бронзовые монументы. Но эти, самые первые наброски, еще хранящие тепло рук мастера, мне кажутся самыми душевными.
Судя по всему, Джен думает так же, потому что от скульптур ее просто не оторвать — она даже не замечает, как мы подходим, и вздрагивает, когда окликаем.
— А, это вы… Не буду мешать! — бормочет Дженни и поспешно уходит в сторону главного выхода, пряча глаза.
У нее очень странное лицо, но я не успеваю расспросить ее, что стряслось.
Интересно, что за скульптура так на нее подействовала?
Тяну Морвина вперед, к одному из постаментов, хотя ему, очевидно, все это искусство не слишком интересно.
На четырехугольной белой тумбе — фигура орла, раскинувшего крылья. Для подпорки, чтобы крылья не опустились, неведомый мастер использовал тонкую проволоку. Птица прекрасна! Хищный клюв разинут, острые когти впиваются в край скалы из настоящего куска гранита, и кажется, что скульптура вот-вот оживет и сорвется в полет.
— И много у вас таких монстров водится? — спрашивает Морвин сдержанным тоном.
Я пожимаю плечами.
— Обычная хищная птица. На кроликов охотится. Называется "орел". У вас их нет?
— У нас их нет. Что за кролики?
— Даже не знаю, как объяснить… Они как Тушкан, только не скачут по потолку. Значит, таких птиц нету. А… какие есть? Расскажи мне про свой мир!.. — заинтересованно упрашиваю я, но в ответ Морвин просто пожимает плечами.
— Как-нибудь в другой раз. Он не такой интересный, как твой. Там никто не скачет по потолку. Идем дальше?
— Идем, — вздыхаю я и предлагаю следующим пунктом экскурсии выбрать внутренний дворик.
Но почти уже отойдя в сторону, я резко торможу и склоняюсь, чтобы рассмотреть маленькую прямоугольную табличку, прибитую к стене над крайним справа экспонатом. На ней выгравирована лаконичная надпись, тон которой, впрочем, не оставляет сомнений в том, кто ее оставил:
«Насильно отобрано ректором в дар Академии у одного слишком скромного преподавателя анимагии»
Внутренний дворик заливает солнце, которое, по мере движения к зениту, жарит все сильнее. Даже витражный потолок уже убрали, хотя казалось бы, до лета еще далековато.
Я вся взмокла, а вот Морвин, судя по всему, полностью в своей стихии, хотя и морщится периодически от тесной формы, поводя плечами до треска. Но не похоже, чтоб его сильно смущала жара. Зато в горящем взгляде, которым он осматривает цветники и декоративные деревья, почки на которых вот-вот уже готовятся выстрелить буйством цветения, я читаю едва прикрытый восторг.
— Сокровищница, Маэлин! Самая настоящая сокровищница. Можно было ограничить экскурсию этим местом. А там что? Пойдем, посмотрим!
Все-таки уговариваю его выпустить мою руку, которую он, похоже, уже считает своей собственностью, и продолжить шифроваться, когда мы подходим к центру дворика, в котором возвышается фонтан. Слишком много народу бродит вокруг, а мне по-прежнему неловко и хочется сохранить секрет.
Вижу Джереми Коула в окружении прихлебателей, среди которых рыжая и щуплый менталист в очках… все время забываю его имя. Они вольготно расположились на скамейках поодаль, громко разговаривают и так же громко смеются, нарушая тихую прелесть этого скромного утра. Прямо на бортике фонтана — здоровенного бутона розы, из центра которого в круглое озерцо льет вода — уселись Медведь с Мэри-Энн и оживленно о чем-то беседуют. Она смущенно теребит кончик льняной косы.
— Почему воду никто не охраняет? — хмурится Морвин. Я даже как-то теряюсь, что ему ответить.
Придумать подходящий ответ не успеваю, потому что при виде нас Малкольм спрыгивает с бортика, зарабатывая недовольный взгляд блондинки, а потом идет навстречу, протягивая широкую ладонь Морвину.
Я предусмотрительно останавливаюсь на шаг позади и шепчу на всякий случай, что это такое приветствие и ладонь полагается пожать, а то он уже было на рукоять меча руку положил.
— Малкольм Дуглас!
— Морвин Эрвингейр.
Они обменялись крепкими рукопожатиями, и у меня отлегло от сердца. Как выяснилось, рановато.
— Ух и ряд я, что у Эммы появился парень! Теперь эти придурки от нее отстанут. Кстати, если она будет рассказывать, имей в виду — я на ее панцирь нападал не специально! Жаль, на социальной лестнице болтаюсь где-то у самого плинтуса, а не то давно бы уже врезал богатеньким идиотам как следует за такие шутки.
— А вот с этого момента поподробнее, — убийственно-мрачным голосом отозвался Морвин, и мое сердце рухнуло в пятки. Кажется, теперь я понимаю смысл выражения «запахло жареным».
— Было бы о чем говорить вообще! Я уже давно забыла, просто глупая шутка, не стоит…
— Помолчи, Маэлин, — бросил Морвин и стал внимательно слушать то, что наш простофиля-Медведь по доброте душевной так подробно принялся рассказывать.
И по мере рассказа лицо моего огненного мага все больше каменело, и огненные смерчи разгорались в прищуренном взгляде.
Под голыми подошвами ног Морвина потемнела и увяла первая коротенькая травка, которая тут и там оживляла уже пространство внутреннего двора Академии. А потом ссохлась и пошла мелкими трещинами на полметра в стороны земля.
Я подняла голову и увидела, как живые плети пурпурных роз, обвивающие стены, поспешно втягиваются внутрь витражных окон. Как будто подальше на всякий случай.
Мамочки, что ж он творит-то?!
Я едва сдерживалась, чтобы не наплевать на конспирацию — так хотелось схватить его под руку и оттащить подальше от этого места. Он и так рискует и ходит по краю — безрассудно сунувшись в другой мир под легендой, шитой белыми нитками. Сколько времени пройдет прежде, чем Старая Леди решит допросить нового студента как следует, или противный Оскотт придумает написать письмо моему папеньке? Хотя насчет последнего как-то не очень верилось, все же он моих родителей явно еще со студенческой скамьи не переваривает. И тем не менее, ждать можно любой подлянки. Наши часы и так уже тикают все быстрее, отмеряя недолгое время вместе.
А тут Морвин готов устроить показательную демаскировку из-за какой-то ерунды!
Тем временем он решительно положил руку на плечо Малкольму.
— Пойдем, покажешь, кто.
Холодок с моей спины разбежался уже ниже, когда Малкольм совершенно невозмутимо повел Морвина в сторону скамеек. Он что, не понимает, что происходит?! Или у этих мужчин всегда так, и он просто ничему не удивляется?! Сказать по правде, я не слишком разбиралась в поведении загадочных представителей противоположного пола — раньше стимула не было, да и сидение в уголочке как-то не способствовало.
На очередные попытки возразить Морвин ответил мне примерно тем же взглядом, что и тогда — во время его поединка с троицей лысых полудурков. «Не-вмешивайся-женщина-это-мужской-разговор».
И вот вроде обидно, что на меня ноль внимания, и что не слушается, и что даже слова не скажет, а ведь из-за его безрассудства наш «совместный отпуск» может закончиться, едва начавшись…
Но почему же так безумно приятно?
Я вздохнула и решила хотя бы на пару минут проявить те самые качества, которые всегда так старалась вбить в нас с Джен бабушка — покорность судьбе и молчаливость. Поэтому просто поспешила вслед, примечая, как веселые разговоры на скамейках стихают по мере нашего приближения, а некоторые студенты из других концов двора понемногу подтягиваются и занимают места под деревьями, в дальних рядах зрительного зала.
Джереми Коулу нелегко было смотреть на Морвина надменно и свысока, сидя на скамейке, но он каким-то образом справился с этой нетривиальной задачей. Покачивая ногой в ослепительно вычищенном лакированном ботинке, он окатил моего босоногого варвара презрительным взглядом с ног до головы, и усмехнулся.
— Чем могу быть полезен? Мы, помнится, не имеем чести быть представленными друг другу. Как вас там… Марлин, кажется? Простите, любезный, не запомнил фамилии. Она не внесена в родословные тома дворянских семей Королевства Ледяных Островов, а посему вы, надеюсь, извините мне мое неведение относительно…
— Ледышка, что этот кролик сейчас сказал? Переведи-ка на человеческий язык, а то мой внутренний переводчик, по-моему, сломался, — перебил его Морвин таким вкрадчивым тоном, что на месте Джереми я уже неслась бы отсюда со всех ног, теряя лакированные ботинки.
Надо же. Запомнил, что в нашем мире водятся такие звери.
Высокородная рожа Коула дернулась в едва скрываемом гневе. Он провел рукой с крупным гербовым перстнем-печаткой по аккуратно причесанным платиновым волосам до плеч, а потом встал со скамейки и скривился в улыбке.