Морвин издевательски фыркнул.
— Тебе надо было идти в законники учиться! Глупости, Ледышка, можешь дальше не ломать мозги.
— Это почему еще?!
— Потому что у тебя-то не такая извращенная фантазия, как у меня! Ты все равно не предусмотришь всего. Что-нибудь да придумаю, — он издевательски подмигнул.
Но прежде, чем я, вспыхнув, решила было окончательно, что это плохая идея — поддаваться на его провокации, он поспешно добавил:
— Шучу, шучу! Иди-ка лучше сюда! Снова мерзнешь.
Легко приподняв за талию, он снова поставил меня босыми заледеневшими ногами на ступни своих ног. Поделился теплом своего тела.
Туше.
— Так и быть, твоя взяла! Понадеюсь на твою совесть. Вдруг она все-таки притаилась где-то в недрах твоего организма, хотя с виду и не скажешь, — смирилась я и закрыла глаза.
И мир уплыл куда-то за горизонт. Тьма за прикрытыми веками не была абсолютной — пронизанная солнечными лучами, трепещущими тенями ветвей, она казалась тонкой пеленой, наброшенной на мои глаза, чтобы спрятаться от окружающего мира и не думать больше ни о чем, кроме обнимающих меня рук и мужчины рядом.
Вдруг понимаю, что это на самом деле была отличная идея. Потому что хотя вчера мои пальцы утолили голод после стольких лет жесткой тактильной диеты — но я вся от такого долгого сидения под панцирем голодна не меньше. Моя кожа так же жаждет прикосновений, а каждая клетка просто кричит о том, что ей тоже это нужно как воздух — его тепло, его нежность, его руки и губы.
Прерывистый выдох рядом.
— Знаешь, Маэлин… когда я думаю, что никто, кроме меня, не касался даже твоей руки… держаться очень трудно. Но ради тебя я держусь. Так что не бойся ничего рядом со мной! И все же не смогу бороться с искушением — хотя бы маленькую сладкую месть за вчерашнее я заслужил. Так что стой смирно, Маэлин — и не вздумай шевелиться! — чтобы остатки моего самоконтроля не полетели в пропасть. Я помню о твоих правилах. Но они тебе не помогут.
Дрожь по телу. Дрожь предвкушения.
Горячая рука уверенно берет мое левое запястье
— Что там было первое? Ага, ладонь.
Начинаю очень и очень быстро согреваться, когда чувствительной кожи на ладони касается сначала его жаркое дыхание. Кто, ну кто, спрашивается, меня вчера надоумил линии на его ладони пересчитывать?! Вот он теперь тоже пересчитывает. И обводит. Языком.
Пульс на запястье прижигает колючим и терпким поцелуем.
Двигается дальше и выше — до мурашек, до нестерпимого желания обнять и прижаться всем телом, забыть обо всех и всяческих правилах! Но я тоже держусь. Нельзя ведь, чтобы у меня оказалось меньше силы воли, чем у него.
Останавливается на самой границе, где плечо чуть прикрыто тонкой тканью короткого рукава. Едва ощутимо прихватывает кружево зубами, тянет и тут же отпускает — прежде, чем у меня появится основание заявить о нарушении.
Прокладывает дорожку жарких, нетерпеливых поцелуев вдоль линии моего декольте. Ах, и как я могла забыть! Я же только губы запрещала целовать. Зацелованные, поцарапанные отросшей за ночь щетиной ключицы и слегка прикусанная шея были мне заслуженной карой за такую забывчивость.
Губы целовать я запретила, да. Но кто сказал, что нельзя рядом? И он напомнил мне о еще одной моей оплошности, целуя так близко, что я сама грубым образом нарушила запрет двигаться — приоткрыла губы и подалась к нему… но он великодушно сделал вид, что не заметил моей досадной оплошности.
Сладкая пытка продолжилась.
Ведь нельзя было только целовать! Он сорвал цветок и дрогнувших в напряженном ожидании губ коснулось дразнящее, щекочущее прикосновение нежных лепестков. Провел легонько по верхней, очертил контур нижней, оставляя на коже аромат персика.
Про волосы тоже ничего не говорилось. Я глубоко вздохнула, когда сильные пальцы нырнули в мою полурассыпавшуюся прическу и принялись одну за другой нетерпеливо вытаскивать шпильки, швыряя их куда-то в траву. Ничего не могла с собой поделать — издала блаженный стон, когда он потянул за волосы на затылке, заставляя поднять лицо, и снова припал поцелуем к шее.
Понятия не имею, сколько времени так прошло. Кажется, Морвин оторвался от меня первый. Кажется, к тому времени я уже забыла обо всем, и все до единого правила вылетели у меня из головы.
Нет у меня все-таки никакой силы воли.
— Пойдем искать твои туфли, Маэлин. Пора возвращаться.
Его напряженный голос вывел меня из забытья.
Распахнув глаза, я едва не ослепла от света. Не знаю, пройдем ли мы испытание, но миссия «узнать друг друга получше» определенно удалась.
— Все, Ледышка, можешь «отмирать» и снова разговаривать. Если в состоянии, конечно, — добавил он чуть более спокойно.
Я встретила взглядом два океана бушующего пламени в его огромных зрачках, затопивших всю радужку.
— Ура. Мы справились! — легкомысленно заявила я. Почему-то было очень весело видеть такое ужасно-сосредоточенное и серьезное лицо у моего огненного мага. — И знаешь, что я думаю?
— Ледышка, давай без очередных… — начал раздраженно Морвин, но я не дала ему договорить.
— Я думаю, что раз уже все, то правила больше не действуют. Поцелуй меня, пожалуйста! Умираю, как хочу целоваться.
От того, чтобы основательно вымокнуть в траве под персиковым деревом, меня спасло только то, что все-таки было бы совершенно безответственно прогуливать первое же испытание такого важного Турнира.
Глава 41
Шпилек моих мы так и не нашли. Туфель, если честно, тоже. Так что до Академии мой огненный маг нес меня, зацелованную до полуобморочного состояния, на руках — чтоб ноги не мерзли.
Я молчала всю дорогу. Не хотела расплескать счастья. Только крепко-крепко цеплялась Морвину за шею. Вообще, как ни странно, молчали мы оба.
Академия была еще сонной и притихшей — до начала состязаний, кажется, был еще час. В это время все еще только начинают сползаться потихоньку в столовую, а некоторые, особенно закоренелые сони, едва продирают глаза.
Нам не хотелось рушить уединение и идти завтракать, поэтому мы решили просто подняться в лекционный зал на втором этаже, где всем должны были объявить условия первого испытания, ровно в девять. Посидеть тихонько там.
Волнение перед Турниром совершенно меня оставило под наплывом других, более сильных эмоций. А отогретые ноги бодро ступали по лиловым коврам на лестнице и даже по каменным плитам коридоров. Кажется, я начинала понимать прелесть хождения босиком.
Морвин толкнул створки высоких дверей зала, и мы ступили за порог, держась за руки. Остановились на секунду у входа.
В слабо освещенном огромном помещении было пусто, ни единой живой души. Мы первые. Лишь ряды столов и скамей тоскливо убегают вверх амфитеатром, такими сиротливо-покинутыми смотрятся без студентов…
Все окна плотно закрыты, легкие кремовые шторы на стрельчатых витражных окнах задернуты. Было очень душно — слабо пахло болотной тиной и еще чем-то сладким. Но ведь я слышала, когда спешила к Морвину, как хлопнули тяжелые двери на втором этаже — неужели ранняя пташка не додумалась хотя бы форточки открыть, чтобы проветрить?
И тут Морвин нахмурился. Потянул носом воздух, принюхиваясь… И резко дернул меня назад, за себя, выпихнул обратно в коридор.
Я успела только заметить, как с его открытых ладоней, которыми он словно вонзился в воздух перед собой, срываются струи огня. Яростное, неистовое, неукротимое пламя.
Взревела самая опасная и непредсказуемая стихия, выжигая все вокруг. Плавился воздух, и волнами жара шел во все стороны от огненного мага, который закрывал меня спиной.
Моя магия отреагировала сама, окружив меня ледяной сферой — и этот жар почти не касался моей кожи. Под созданным мною куполом медленно падал снег — слишком резкая смена температуры.
Дрогнул и застонал камень стен. С легким хлопком на полу материализовался Тушкан, и принялся с испуганным писком носиться вокруг меня, тоже не решаясь подойти туда, где бушевало пламя.
С нижних этажей к нам уже спешили люди. Громкие испуганные разговоры, кто-то вскрикнул.
От неожиданности и растерянности я просто стояла столбом, не зная, как поступить, только держала наготове свою магию, если придется тушить пожар. Но хотя бы за Морвина я могла не волноваться — если с этим упрямым огненным магом вулкан в детстве не справился, то уж собственная магия вреда точно не причинит.
Но с кем же он там, в конце концов, сражается? Какой самоубийца рискнул напасть… и откуда он взялся в пустом зале?!
Ответ я получила, только когда все уже было кончено. Морвин, тяжело дыша и обжигая раскаленными добела линиями узоров, позволил подойти ближе и коснуться его спины, заглянуть через плечо и посмотреть на то, что осталось от нашего лекционного зала.
Пораженная, я уставилась на почерневший камень стен, закопченные витражи окон, возле которых не осталось и воспоминания о нежных кремовых шторах, на рассыпающиеся углями остовы скамеек и столов… все это было усыпано слоем махрового седого пепла, до сих пор пылающего изнутри искрами огня. Черные хлопья сажи кружились в воздухе и оседали на пол.
Тушкан вспрыгнул мне на руки и закрыл ушами глаза. Я прижала его к груди, машинально погладила пушистое вздрагивающее тельце, успокаивая. Странно, что перепуганный зверек и не думал сердиться на огненного мага за весь этот кошмар, который тот сотворил с главным залом Академии пурпурной розы.
Морвин все еще приходил в себя от резкого выплеска такой мощи и восстанавливал дыхание, согнувшись и уперев руки в колени, поэтому не торопился с объяснениями.
— Что… здесь… произошло?! — воскликнула за нашими спинами ошарашенно Леди Ректор, которая спешила к нам, расталкивая застывших в полном шоке учеников, стоящих плотным полукругом на приличном расстоянии от двери.
— Мне тоже ужасно хочется это узнать!.. — шепнула я, хватая его под руку и прижимаясь щекой к плечу. Так спокойнее. А то что-то поджилки слегонца трясутся. Честно говоря, по объему выпущенного пламени на единицу площади я уж думала, из-под парт как минимум орда монстров выскочила. Но в зале по-прежнему было никого.