Я тоже стала засовывать в пакеты вещи, думая о том, что с ними делать. Нет, продавать я не умею — это слишком сложно. Да и некогда мне, надо работу искать.
— Вот. — Кристина показала мне на полный пакет. — Здесь пластиковые контейнеры. На мой взгляд, их многовато, ну тебе видней. Мелочи какие-нибудь разложишь, а что останется, выбросишь или у Сашки спросишь, она знает, куда сдавать. А тут тряпки. Здесь кухонное что-то. А вообще, лучше отдельный пакет или коробку заведи для вещей на продажу. И телефон почисти, в приложении разберешься, а если нет, я научу.
— Угу, — кивнула я. — Это у меня просто памяти в телефоне мало, придется новый покупать.
— Это когда деньги появятся, — не согласилась Кристина. — А пока используй то, что есть!
Когда мы закончили складывать пакеты обратно в кладовку — тот еще тетрис, скажу я вам! — Кристина взглянула на время, извинилась и быстро ушла по своим делам. Старые полотенца она захватить, кстати, забыла. Я посмотрела на пакет и решила сунуть его в кладовку до следующей встречи с Кристиной.
Я с опаской отворила дверцу: нет, пакеты лежали смирно и падать к моим ногам не собирались. Но вместо них на пол мягко спланировал неизвестно откуда взявшийся голубой конвертик. Сердце у меня екнуло, а по спине побежали мурашки.
“Аня, родная моя, кто бы знал, как мне тебя не хватает! Получила ли ты мой подарок волшебный? Да ведь не ответишь... Хотел бы я тебе рассказать все, какие здесь люди диковинные, да не поверишь. Я и сам бы не поверил. Жаль, я связан клятвой, не могу всего рассказать.
Береги мой подарок, он поможет нам встретиться вновь. Твой навеки Степан ”
Я дочитала, и у меня защемило сердце. Опять упоминание какого-то волшебного подарка, что бы это могло быть? И где его искать? Не в кладовке же — я ее всю недавно перерыла. С другой стороны. я письма там тоже не видела, а оно откуда-то взялось.
И вообще, не помог им этот волшебный подарок встретиться. Бабушка умерла. А до этого прожила жизнь с моим дедушкой, маму родила. Любила ли она его, этого Степана? А дедушку Колю? Теперь уже и не спросишь...
Но все же, что это было? Может, Доманя что-то знает?
Я взяла в руки кристалл, не светившийся и от этого выглядевший каким-то безжизненным, сломанным, и нажала на грань, которую домовушка обозначила как “Нужна подсказка”.
Поначалу ничего не произошло, и я пошла на кухню ставить чайник. Успела попить чаю с бутербродами, отметив про себя, что надо бы, наверное, приготовить что-то посущественней, я же вроде собиралась начать правильно питаться... Попив чаю, я встала и вдруг поняла, что мне не хочется оставлять свою чашку и блюдце с хлебными крошками на новой чистой скатерти. В общем, я протерла стол тряпкой и помыла посуду, а когда обернулась от раковины, увидела за столом беззвучно аплодирующую мне домовушку.
— Молодец, Анечка!
— Да я просто посуду помыла, — смутилась я.
— Иногда, — с философским видом произнесла домовушка, — нужно, чтобы кто-то вовремя похвалил за вовремя помытую посуду.
Я смутилась еще больше. Что я, маленькая, что ли. Ладно, главное, спросить то, что я хотела узнать!
— Доманя, — сказала я, показывая на голубой конвертик, лежащий на хлебнице. Надо же, не исчез никуда! — Эти письма. Что ты о них знаешь? От кого они?
Домовушка слегка погрустнела, ее глаза затянуло какой-то ностальгической поволокой.
— Не все, конечно, но кое-что знаю — сказала она
— Так расскажи, пожалуйста, — самым-самым просительным тоном протянула я. — У бабушки был кавалер, которого она от всех скрывала? Тайная любовь?
— Печальная это, Анечка, история, — поучительным тоном сказала Доманя и закинула ногу на ногу.
Бабушка твоя, Анна Ивановна, ты ведь знаешь, поздно вышла замуж, даром что старшая из сестер. Всем отказывала, хоть мужчин-то после войны было мало. Думали, переборчивая такая, а была у нее любовь, Степаном звали. Пятнадцати лет она познакомилась с ним, когда уже год в училище отучилась. И он ее любил. Военный, молодой, на пару годиков старше.
Только вот проухаживал он за ней где-то с полгода, колечко ей подарил и пропал неизвестно куда. Девчонки над ней смеялись: думали, бросил, а она ждала его, ждала.
— А куда же он делся? — удивилась я. — Раз письма ей писал, то неужели с собой не взял? Или там секретная военная база была?
— Секретнее не бывает. — Домовушка вздохнула и продолжила: — А попал он, Анечка, в стихийный портал между мирами.
— Куда-куда? — удивилась я.
— В наш мир, Авирейю, — произнесла непонятное название бабушка. — Причем не в самые обжитые его места. Там он многое пережил, прежде чем выбрался к людям. Не будь у него таланта боевого мага, может, и не выжил бы. А в те годы, Анечка, переходов к вам не открывали... Это мы, домовые, испокон веков туда-сюда шныряем: здесь живем, а там магическую силу подкапливаем.
— А сейчас что, открывают? — Я была ошарашена бабушкиным рассказом. Миры, порталы, пропавший бабушкин кавалер.
— Недавно стали. Но и то, не каждому можно. Боевым магам, за редкими исключениями, путь сюда заказан. Слишком большой у них резерв силы, сама знаешь. То есть не знаешь, конечно, — поправила сама себя Доманя.
— Но он ведь ей как-то письма писал. И какой-то подарок, — вспомнила я.
— Писал. — Домовушка достала письмо из-под складок своей чудесной цветастой шали. Это был тот самый, первый конверт, который я обнаружила. — Прости, Анечка, что спрятала. Хотелось тебя в Академию заманить побыстрее. Чтобы ты поискала да побыстрее на расхламление сподвиглась.
Я забрала письмо, вздохнула.
— Трудное это дело — расхламляться, бабушка Доманя.
— Нелегкое, — согласилась она. — Особенно поначалу. Но ты постепенно, шажочками да кусочками. Тебе ведь и подружки советовали уже..
— Советовали. — уныло вздохнула я. — Их послушать, так надо все взять и выкинуть.
— Так они почему это говорят? — покивала головой домовушка. — Чужое-то барахло всегда выкинуть проще, а вот свое-то как от сердца отрываешь, даже то, что душе не мило...
Я задумалась. Что-то в этом есть. Моя мама, например, легко выбрасывала мои детские рисунки, отдавала наши с сестрой игрушки и книжки, даже если мы хотели их оставить, иногда порывалась расхламить папины залежи инструментов и деталей... Но с собственными вещами она расставалась скорее неохотно.
— Так что ты понемножку начинай, — ободрила меня домовушка. — Ты ведь как думаешь? Что от вещей избавишься — словно память бабушки предашь. А на самом деле все наоборот. Ты про подарок волшебный спрашивала. Чую я его, где-то он здесь, в хламе закопан, если хламовички не попортили. Недаром письма тебе показываются, видать, время пришло тот артефакт найти.
— А что это? Как он хоть выглядит? — спросила я.
— А чего не знаю, того не знаю, — развела руками домовушка. — Скорее всего, украшение какое-нибудь на вид. Подвеска там или колечко. Помнишь, бабушка твоя любила свою шкатулку с украшениями?.. Кстати, об артефактах. Я тут добыла кое-что для тебя, сейчас принесу!
И домовушка исчезла, оставив меня в растерянности...
В волнении я прошлась по кухне туда-сюда, хотя разгуливать у меня там особо негде. Что же Доманя мне такое принесет?
Вдруг домовушкин голос позвал меня из комнаты:
— Анечка!
Я сразу бросилась в комнату. На покрывале моей кровати сидела довольная Домовушка и держала в руках что-то...
Честно говоря, я ожидала какого-нибудь загадочного мерцающего кристалла, старинного вида шкатулки, волшебной палочки, в конце концов, но домовушка протягивала мне нечто очень футуристичное.
— Э-э. очки виртуальной реальности? — В моем голосе прозвучали нотки иронии.
— Ну, почти! — Доманя сияла. — У нас мир, хоть и волшебный, да не отсталый. Вообще, такие очки только студентам полагаются, подготовишкам нельзя, но разок, в виде исключения. Надевай.
Я присела перед кроватью, подставив голову, и Доманя застегнула на мне ремешок.
Перед глазами сразу заплясали ярко-красные вспышки, я ойкнула. Почти каждый уголок в комнате полыхал оттенками алого: кровать, мои полки, шкафы, куча вещей на спинке стула даже мигала, словно новогодняя гирлянда.
— Что это? — Глазам было чуть больно, я схватилась за виски.
— Они показывают, в каком месте надо навести порядок, а где уже чисто, — пояснила домовушка, донельзя гордая собой.
— М-да, — процедила я сквозь зубы. Спрашивать, какой цвет соответствует беспорядку, кажется, было не нужно. Я заглянула на полыхавший, как пожар, балкон, вышла в коридор, словно освещенный тревожными лампочками-мигалками. Из открытой мной двери кладовки вырвались потоки красного света, но хоть не пакеты, и на том спасибо.
Кухня тоже не стала исключением — разве что моя свежеубранная столешница, да и раковина неожиданно оказалась не истошно-красными, а сдержанно-розовыми. Наверное, потому, что после мытья посуды я ее тоже слегка почистила. Оттереть ее, наверное, вообще нереально. Там и эмаль повреждена — царапины глубокие, и пожелтелая дорожка от крана, у которого оба вентиля с синей меткой.
— М-да, — повторила я, стягивая очки с головы. Глаза ощутимо побаливали от обилия красного. Я совсем упала духом. — Тут же годами тереть, скрести и перебирать!
— А мы потихонечку, — попыталась ободрить меня домовушка. — Пора ведь и второе задание тебе давать. Совсем простое! — воскликнула она, наткнувшись на мой сумрачный взгляд. — А задание такое, надо какое-нибудь любое место одно расчистить. Выбери, что тебе каждый день мешает, и разбери. А мне пора — очки вернуть надо, пока пропажу не заметили. Завтра прилечу, подскажу, если запутаешься!
День 5, когда Аня учится вести бюджет
Вечером, конечно, ничего я разбирать не стала. Устала. Лежала и думала про бабушкину историю несчастной любви. Получается, она ждала своего возлюбленного целых девятнадцать лет. Мама родилась примерно через год после свадьбы, когда бабушке было тридцать пять. Интересно, когда он ей начал писать? Не из-за его ли писем она так долго отказывалась выходить замуж? И почему бабушка на них не отвечала? Может быть, письма пришли, когда она уже вышла замуж за деда Колю, и она уже считала ответы на них изменой? Не знаю...