это платье, лишь загадочно улыбался и смотрел с издёвкой, мол, теперь знаете, каково это, когда есть секреты.
— Себе что-нибудь выбрать хочешь? — спросил Генри Винса, когда наконец отпустил Еву в примерочную. В магазине был небольшой отдел и с мужской одеждой.
— Нет, для зимы я готов, а в новом тряпье пока не нуждаюсь.
Винсент уже успел накупить целую гору вещей, в том числе и нижнее бельё, которого не стеснялся. Его просили хорошие знакомые, так что он не отказывал себе в удовольствии порадовать их после пережитого ужаса. А уж вкус на женскую одежду у него был — было, у кого поучиться в своё время. Кое-кто научил его выбирать не только хорошую одежду, но и интересную, а бельё — сексуальное, но не вызывающее. С тех пор, как Винсенту посчастливилось увидеть женское тело, он был помешан на белье (на девушках, конечно).
— Меня больше интересует, для кого ты расщедрился приобрести шмотку. Да еще и одну, — он скосил глаза на платье, но не оценил его. Красивое, дорогое, но для него больно монашеское. К счастью Генриха, Винсент не обращал внимания, кого тот вывел из пожара — на тот момент его интересовала лишь Ева, потому пользоваться логическим умом сейчас не мог. — И чего только платье? — Но размер прикинул. Пока под описанный стиль и размер подходило по меньшей мере тринадцать девушек. И то, кого он знал или видел.
— Расскажу, если ты мне тоже кое-что расскажешь. Тебе ведь есть что мне рассказать?
Давно Генрих не изучал Винсента своим взглядом. Он ведь знал друга вдоль и поперек, доверял и принимал его тайны, но после вчерашнего посчитал, что секретов с него хватит. К тому же он не раз замечал, что такие отношения между Винсом и Евой не приносят ничего хорошего. Ему надоело находиться меж двух огней.
— Интересная рубашка, пожалуй, примерю, — отвлекся Генри, понимая, что вряд ли Винсент ему что-то расскажет прямо сейчас. Попросив подержать пакет с платьем, он направился в примерочную, занял кабинку рядом с Евой и стал ждать. Новая рубашка ему была не нужна. — Винс, принесешь мне на размер побольше? Кажется, промахнулся. Я во второй кабинке.
Но во второй кабинке стояла Ева в одном нижнем белье и задумчиво разглядывала следы от клыков на плече в зеркале, поэтому не придала значения словам Генриха.
Винсент взглядом отыскал нужную вещь, отложил сложенные пакеты в сторону, и пошёл к Генриху. Открыв дверь, он увидел Еву, разумеется. Но не стушевался. А чего ему стесняться, он и так её видел. Но вот вместо того, чтобы извиниться и выйти, он вместе с ней стал разглядывать укусы, которые наконец-то смог именно увидеть, а не чувствовать кожей пальцев.
— Он еще в больничном крыле только потому, что спас учеников, — прошипел Винсент в глаза Евы, но более говорить ничего не стал, задернул шторку и уже на слух понимая, где находился Генрих. Открыв шторку, он швырнув вещь Генриху в лицо: — Приколы черни, Генри.
Винсент был обижен. Столь низкий ход. Зато теперь он понял, что за странная фраза прозвучала от принца недавно — он всё увидел, всё подметил. Теперь требовал рассказать историю.
Ева испуганно закрыла ладонью укус. Он видел, он все понял, и от того, что это был Винс, ей было вдвойне больнее. Она умудряется причинять ему вред даже не находясь рядом с ним. Но сейчас виноват во всем был Генрих. Больше беспокоясь, что кто-то увидит следы от клыков, чем ее нижнее белье, она сжала плечо и выскочила из примерочной, потому что уж очень хотелось ударить Генри.
— Зачем? Разве мой ответ не дал тебе понять, чтобы ты не лез? — с надрывом спрашивала она, ударяя кулаком по груди Генриха. Кричать не хотела, но голос сам по себе сорвался, когда хлынули слезы. Генри прижал ее к груди, пытаясь успокоить, но она продолжала сдавленно говорить. — Не надо… Не заставляй его снова испытывать эту боль. Я расскажу, только не трогай Винса.
— Тихо, тихо, прости меня, — успокаивал ее Генри, поглаживая по голове. Он вернул ее в примерочную и уговорил одеться, вытирая ее слезы. Неужели он перегнул палку? Меньше всего он хотел ранить кого-то из своих друзей. Если бы они сразу сказали, что для них это невыносимо, он бы перестал копаться. — Приводи себя в порядок, встретимся у выхода.
Только вот то, что они молчали об этом, не было ли показателем, что это было больно? Больно бередить старую рану! И еще больнее Винсу было смотреть, как Генри обнимал Еву и успокаивал те слезы, виновником которых он стал сам.
— Серьёзно, Генри, не лезь в это дело. Мы молчим не просто так, — уже в открытую сказал Винсент, пока друг был в примерочной Евы. Люди смотрели с удивлением на троих ребят, но, видя, что они из богатых, никто не смел приструнить их. — А ты, Ева, не смей рассказывать. Это не только твоя рана, но и моя. И у тебя нет права решать за двоих.
А рассказывать он не собирался, тем более сейчас, когда та самая рана еще кровоточила. Его эта прогулка уже достала. Достало и лицемерное поведение Генриха, который делал вид, что всё хорошо, а сам пытался предпринять какие-то глупые попытки, но неясно, к чему.
— Я всё, — сказал он появившемуся из примерочной принцу. Схватив вещи, заплатив за них и направился к выходу.
Только они все знали, что если уж Генрих что-то втемяшил себе в голову, так просто не остановится. Не от них, так найдет другой путь.
Генрих вышел со своей покупкой и остановился снаружи у выхода, прислонившись к стене. Неудачно вышло, теперь на него злились оба друга. Но Еву оставлять одну в таком состоянии он не собирался. Пусть она не захочет с ним идти дальше, он просто издалека проследит, чтобы она не попала в неприятности.
Выскочив из магазина с кучей пакетов, в которых были платья и другие нужные вещи, но явно больше, чем требуется на неделю, необходимую на доставку сундуков из дома, Ева на Генри и Винсента даже не взглянула и сразу пошла в сторону выхода из города, где они оставили лошадей. Гулять дальше ей тоже уже не хотелось. По дороге она заглянула лишь в магазин сладостей, потому что Роб просил купить ему что-нибудь вкусное. А так как деньги одолжил он, она не могла оставить эту просьбу невыполненной. И ещё прикупила бутылку дорогого вина. В таких больших пакетах пронести ее не составит труда, а ей очень хотелось напиться сегодня в одиночестве.
— Я присмотрю за Евой, — сообщил о своих намерениях Генри Винсу, выдвигаясь за ней.
— Ага, конечно…
Винсент и раньше привык делить Генриха с Евой, но сейчас это переходило границы. Без его ведома он пригласил её прогуляться, теперь оставляет его. Ладно, пусть. У него всё равно тоже пропало всякое настроение гулять.
8. Ревность — это одна из самых сильных и опасных эмоций
Весь остаток дня Ева пребывала в крайне дурном настроении. Повезло, что ей так и не пришлось ни с кем делить комнату. В личное пространство принца ни одна девушка не рискнула попроситься, да и характер Евы не располагал к тесному общению. С другими девушками она не конфликтовала, но ясно давала понять, что подруги ей не нужны. Скинув новые вещи в пустую комнату, она даже не захотела их разбирать, так и оставила в пакетах, лишь вытащила первое попавшееся платье и переоделась, чтобы наконец перестать носить вещи Генриха. После его выходки она ещё долго не захочет видеться с ним. Когда будет возвращать комнату, устроит пагром.
Ближе к вечеру Ева пошла в больничное крыло, где собиралась найти Роберта, помогающего лекарям. Заодно к профессору Ридмусу зайдет, пусть поругается на нее, его голос должен был ее взбодрить. Но что странно, профессора Ридмуса лекари уже отпустили. Ему доставили кровь? Другого объяснения просто не было, потому что с утра он был все так же плохо, как и с вечера. Она решила, что стоит поздравить его с выздоровлением, поэтому отправилась искать Йеона в его кабинете.
— Профессор Ридмус, вы здесь? — постучала Ева, но дожидаться ответа не стала и вошла внутрь. Обычно это не было проблемой. Если кабинет открыт, значит, профессор внутри или где-то поблизости.
Со стороны это казалось куда пикантнее, чем если бы Ева была на месте той, кто тонула в объятиях Ридмуса.
Он стоял напротив двери, прислонившись к своему столу, а в его руках еле держалась на ватных ногах профессор Лехлаэ с запрокинутой головой, спиной к двери. Её рукав был приспущен, а к плечу прижимался губами Ридмус, придерживая эльфийку в своих руках. Было ощущение, что она получала экстаз от его поцелуя… Нет, не поцелуя.
Ридмус медленно открыл глаза, которые сейчас полыхали красным даже при свете дня — он был возбужден от крови, но не от голода. И полуопущенный взгляд был устремлён на Еву. В нём виднелся лишь хищник. Йеон не выглядел взбешенным или испуганным от неожиданного появления своей ученицы. Эльфийка будто вовсе её не заметила — Ридмусом всё больше овладевали инстинкты, один из которых заставлял жертву ввести в транс, чтобы она не чувствовала боли и не брыкалась, когда хищник пьет кровь. Он будто демонстративно обхватил больше места на плече эльфийки губами, а она, теряясь в удовольствии от столь мелкого действия, выгнулась в спине и сильнее запрокинула голову, плотнее прижимаясь к вампиру. Её ножка приподнялась, выглянула из разреза платья и обвила ногу Ридмуса. Она хотела больше, чем укус. Её возбуждение, желание отдаться телом и кровью переходили все границы. Эльфийка была готова умереть ради этого.
— Йеон… — простонала она, будто бы сейчас мужчина и женщина были едины телами, а Ева застала их в неглиже.
Он не отрывал взгляда от Евы, будто вот-вот собирался накинуться и на неё, когда первая жертва упадёт. И вот он приподнял голову медленно, с особым желанием подразнить, провёл языком по плечу Лехлаэ.
Полуопущенный взгляд Йеона прояснился, когда он оторвался от крови. Пару раз моргнув, стирая красный след со зрачков и возвращая им обычный черный цвет, Ридмус наконец-то почувствовал испуг. И пользуясь, пока Лехлаэ была еще в трансе, выпрямился, продолжая её придерживать, и закричал:
— Что ты тут делаешь?! — Испуг и ярость смешались в его голосе. Врываться в его кабинет — переходило всякие границы! Эталон спокойствия сейчас был просто стерт. Никогда еще его не видели в таком бешенстве. — Убирайся отсюда!