Еще в комнате он решил, что не побежит по коридорам. Во все четыре бункера был отдельный внешний вход. Скомандовал автоматике, чтобы раскрылись все двери во всех бункерах. На бегу выдернул контейнер с «мухами», вытряхнул две и запустил впереди себя. Здесь, где не было частых неожиданных препятствий, как в лесу, камеры сразу развили необходимую скорость. Летя метрах в десяти впереди землянина, они вырвались наружу. Кротов чуть замедлил шаг, оглядывая с их помощью территорию базы. Движения нет. Он поднял камеры выше. Нет, кругом все спокойно. И, что самое главное, нет никакого дождя, словно только что не лились с неба сплошные потоки воды. «Если вам не нравится наш климат, подождите минуту, он изменится, – вспомнил он земную шутку. – Это точно про Тарантос».
Сергей выскочил через подорванные двери карантинного шлюза. «Оп-па, да тут лето кончается», – усмехнулся он. На улице не только кончился дождь, но и ощутимо похолодало. Все правильно, баззарис ушел, зима возвращается – все как в книжке написано. Камеры уже нырнули в нужный вход. Сергей остановил их на входе, потом отправил по круглому коридору в разные стороны. Пусть полковника они засечь не смогут, но она-то их увидит и, может, сыграет автоматизм, попробует уничтожить. Если нет, общая картина коридора тоже не лишняя. Хотя на щитке у него имелось изображение со стационарных камер, но изображение было статичным и не менялось с самого включения еще в комнате Ребера. Может, это Рейнис картинку повесила. Как говорили в разведке, тут лучше перебдеть, чем недобдеть. Ведь еще где-то бродит этот мохнатый, тоже неплохо бы увидеть.
Сверху сырой, не успевшей просохнуть земли схватился стеклянными иглами тонкий ледок. Ботинки Сергея пробивали эту пленку, и во все стороны летела грязь. Заскочив в раскрытые створки входа, он сразу рванул влево, так до медбокса было ближе. Одна «муха» уже добралась до него и висела, крутясь, перед входом. На щитке попеременно возникали: коридор с одной стороны, часть медблока с телами на полу, снова коридор, с другой стороны. Изображение не менялось, и Кротов перестал обращать на него внимание.
Ближе к дверям бокса он перешел на шаг. Электронике доверять можно не всегда, это он точно знал, весь его предыдущий опыт говорил об этом. Хотя камера, влетевшая в помещение, подтвердила картинку, идущую с внутренних камер, Сергей все-таки остановился, присел и заглянул в комнату, в любой момент готовый перекатиться обратно в коридор. Пусто. Только тела несчастных так и лежали в лужах крови.
Больше не осторожничая, Кротов подошел к ним. Сначала к Зорису. Уголки глаз предательски защипало: «Эх, братишка, братишка, вот и стал ты спецназовцем. На хрен оно тебе надо было? И никто ведь вас здесь в армию не гонит, сами идете. Ты хоть раз со своей Норой поцеловался?» Несмотря на то, что грудь курсанта была разворочена, лицо осталось целым, только побелело и осунулось, больше на нем не было улыбки. Сергей присел, откинул маску и закрыл помутневшие, когда-то голубые, глаза. «Вот и все. Спи, браток! Если есть бог, то он придержал душу твоей любимой, чтобы дождаться тебя».
Сергей перешел к парочке. Они так и упали, как шли – очередь вошла обоим в спину. Рука девушки, которой она придерживала за талию раненого, была разорвана пополам. Взрыв игл уничтожил руку почти от плеча, и кровавая перчатка с торчащей из нее измочаленной плотью лежала отдельно от тел.
Кротов фиксировал все это автоматически, отстраненно, не давая зацепить свою душу. В первые дни войны в Афганистане он каждую смерть пропускал через себя. Но психика человека быстро приспосабливается к любым условиям. И сейчас увиденное лишь мельком кольнуло его – ведь совсем молодые, еще жить бы да жить. Во всей этой истории его убивало только одно – ведь не Афган, не Зорн, мирная планета! Почему опять вокруг него одни трупы? Или это я такой?
Кротов не стал больше никого трогать, появятся люди из Академии – пусть разбираются. Итак, надо смотреть правде в лицо – хоть и бродит где-то по станции неведомый зверь, не он представляет главную опасность. Судя по голограммам с его изображением, он действительно может разорвать любого человека голыми руками. И, значит, мертвецы в медблоке это точно не его работа. Как ни крути, получается, что Рейнис убила своих. То, что она это может, понятно, но на хрена ей это надо?! Если убийство работников станции она еще могла как-нибудь объяснить, то за курсанта ей отболтаться будет сложно. Вообще, если она смогла пробиться сюда и добраться до управления станции, ей надо было только отключить «купол» и дать сигнал. Потом спрятаться и ждать спецназ. Теперь же, по логике её действий, чтобы избежать ответственности, ей надо убить всех. Маразм какой-то. Сергей никак не мог найти мотива такого поведения полковника. Неужели из-за того, что Академию могут перевести на другую планету, надо убивать ученых и курсантов?
Кротов вздохнул. Тля, из всех, с кем он не хотел бы связываться, полковник стояла на первом месте. Как всегда, делать приходится то, что больше всего не хочешь. Но как ни настраивал себя Сергей, он чувствовал, что убить Рейнис все равно не сможет. Вот если бы она убила Зориса на его глазах. «Какую ерунду я гоню! – Он даже сплюнул с досады. – Оправдания себе искать начал. Вообще, я до хрена стал думать. Пора поработать».
Он бросил последний взгляд на изуродованные тела и вышел в коридор. Сверившись с планом, подошел к нужной двери, открыл и по ровному прямому коридору стал спускаться вниз, к залу управления и машинному залу базы. Надо срочно отключать «купол», а то искать могут еще полмесяца.
До зала он добрался без приключений. Электроника немного подумала, сканируя Сергея. Затем створка двери отъехала, и он направился прямо к круглой объемистой тумбе, стоявшей посреди помещения. Главный коммуникатор базы или стол управления – кому как нравится. Кротов коснулся большого экрана, которым являлась столешница, и ткнул в значок голограммы. Он уже привык работать с голограммами и пользовался плоскостным экраном нечасто. С объемным изображением работалось легче. Он покрутил абстрактную конструкцию, появившуюся над столом. За несколько движений сформировав из неё понятную ему командную голограмму, он коснулся области управления защит и начал просматривать возникшие в воздухе символы и надписи. Обычные защиты научной станции были надстроены. «Даже борьба с воздушным нападением есть, – удивился Сергей. – Правда, слабенькая – восемь кассет с легкими ракетами – отбиться от одного-двух атмосферников или расхреначить десант. Они действительно боятся кого-то. Ладно, пропустим».
Сергей потянулся к блоку радиоэлектронной борьбы и, развернув, нашел символ «купола». Отключить его он не успел. Ментальный удар был таким сильным, что Кротова скрутило. Он на мгновение потерял сознание и рухнул на пол.
Мамина рука тормошила его за плечо. Было радостно и тепло. Сегодня, наверное, праздник – Сергей никак не мог вспомнить, какой, но раз мать не кричит, чтобы быстро вставал, опять проспал – значит, праздник. Только по большим праздникам он позволял себе не вставать на зарядку. Не хотелось открывать глаза. Хотелось еще понежиться в этом облаке тепла и домашнего уюта. Но надо, мать, как всегда в праздники, приготовила на завтрак что-нибудь вкусненькое и теперь хочет, чтобы все с утра встретились за столом. Кротов потянулся и открыл глаза.
Рука автоматически, без участия головы, выстрелила вперед и вверх. Кротов попытался ударить глядевшего на него. Лохматая белая морда, нависшая над ним, даже не отклонилась. Здоровенная лапа мягко перехватила руку землянина и осторожно прижала к себе. Черные большие глаза светились радостью. Сергей мог бы поклясться – зверь улыбался. Чувство нежности и родства, словно он проснулся в родном доме, никуда не ушло, оно даже усилилось. Кротов чувствовал, что еще немного и он захлебнется, растворится в чужих эмоциях. Где-то это уже было. Что он тогда делал, как вырвался? «Кажется, надо петь», – прорвалась мысль через щенячью радость, переполнявшую душу.
Сергей уже начал проталкивать через схваченное сладкой судорогой горло какие-то строки, но вдруг все исчезло. «Игольник», – понял Кротов, услышав ненужные в этом море радости резкие щелчки, слившиеся в очередь. Зверя бросило на него. Огромная лохматая туша придавила Сергея, не давая пошевелиться. Рахофтар приподнял голову. Глаза печально глядели на землянина.
– Сер…се-ре-гей… – хриплый шепот вырывался с захлебывающимся дыханием из раскрытых губ чудовища. Зверь повернул голову в сторону, пытаясь разглядеть кого-то, и тяжело приподнялся на руках-лапах. Кротова обожгло предсмертной тоской умирающего тела. Но все равно, даже уходя из жизни, существо где-то в глубине своего сознания теплило уголек радости – он не один! Он нашел своего!
Не удержавшись на слабеющих лапах, рахофтар опять завалился на Сергея. Глаза медленно мутнели. Жизнь вытекала из них. Зверь в последний раз дернулся и затих. Ощущение родного дома исчезло. Кротов опять лежал на пластиковом полу у стойки управления. Он попробовал вывернуться и в этот момент услышал знакомый голос:
– Кротов, ты жив?
Сергей затих. Медленно, медленно он передвигал к бедру руку, спрятанную под лежавшим зверем, стараясь незаметно нащупать бластер.
– Что молчишь? Ранен?
Лея тоже замолчала. Кротов расслышал осторожные шаги. Пальцы нажали на защелку. Щелчок расстегнувшегося зажима был почти не слышен, но Сергею он показался громом. Шаги приближались. Он закрыл глаза и расслабился.
Шаги смолкли – Лея стояла рядом. Сергей чувствовал слабую ауру недоверия, исходившую от женщины. Она молча разглядывала его. Наконец, похоже, поверила. Кротов почувствовал, что тело освобождается. Она стаскивала рахофтара с него. Как только тело зверя сползло с груди, Сергей вырвал руку с лучевиком и открыл глаза. Внутренний компас не подвел. Рейнис стояла как раз там, где представлял. Бластер Сергея смотрел ей в грудь.
Она застыла. Игольник висел у неё за спиной, обеими руками она держала лапу зверя.