я не по всей длине, а только со внутренней стороны задних ног до копчика, после чего легко снимается целиком, от крюка — вниз, к голове — так называемым „чулком“. Снятая шкурка тщательно протирается с внутренней стороны, после чего ее можно сушить. При этом нужно следить, чтобы шкурка не была слишком сильно натянута на распялке, ни в длину, ни в ширину. Тогда она сохранит свои природные размеры и добротную прочность…»
Людмила и Александр БелашСлуги
— Теперь — криминальные новости. До сих пор не выяснены обстоятельства гибели Готвина Динке, шестидесяти семи лет, найденного вчера утром на пляже. Умерший служил хранителем коллекции барона Меермонда.
На экране возник барон — сухощавый, лакированный мужчина. За лоском было не разобрать, стар он или молод.
— Я глубоко сожалею о смерти Готвина. В восьми поколениях Динке пользовались нашим неизменным доверием. Готвина угнетали возрастные проблемы со здоровьем, он хотел уйти на покой. Нет, больше никаких комментариев.
— Проблемы, — фыркнул Бас, наблюдая, как мастерски барон уклоняется от протянутых к нему микрофонов. — Гот закопал жену, выдержал паузу и женился на молоденькой. Ты ее знаешь — дочь Крота.
— Да, рассказывали, что она выскочила замуж, — Лео припомнил кое-какие сплетни. — Но Кроты — скрытная семейка, все молчком. Как жили новобрачные?
— Она хотела от него подвигов, а где их взять? Ее обрюхатили в центре осеменения. Студенты из Голландии баррелями сдают продукт, иначе у нас не будет спиногрызов. Наверное, Готу стало тошно. Аденома, немощь, аритмия, жена шипит, и голландец на подходе… Но хлебнуть кислоты — явный перебор. Гот потерял чувство меры, а ведь был настоящий знаток.
— Кислоты? — переключив канал, рассеянно спросил Лео.
— Так написано в газете. Будто его прожгло изнутри. Аминь! Кто водится с бароном, тот странно кончает. Наша задача, Леон, — избежать встречи нос к носу с этой восточной мумией. Девять ящиков, каждый с тонну… Его милость здорово поживилась в жарких странах и позаботилась доставить трофеи к нам. Осталось взять.
— Охрана? — с ленцой полюбопытствовал Лео.
— Двое из агентства «Форпост».
— Сигнализация?
— Пустячная, на уровне супермаркета. Схема есть.
— Окна, двери, прочие доступы?
— Открой папку «Консул».
Листая плоды разведки Баса, пытливый Лео тихо восхищался прытью старшего приятеля. Барон едва успел распаковать багаж, а Бас все уже пронюхал. Дознание завершено, предстоит изящная и быстрая работа.
— Нам бы очень пригодилась опись, — повернулся он к Басу вместе со стулом. — А еще лучше каталог. Без них товар втрое дешевле.
— Чего нет, того нет. Готвин не успел сделать реестр. Я заказал прослушку разговоров Меермонда, но пока точных сведений мало. Хотя… то, что удалось поймать, заметно повысит цену. Вещи от третьего до двенадцатого века. Доисламская Аравия, эллинистические царства…
Лео любил информацию, рассчитанный риск и победу. Бизнес казался бессмысленной гонкой, креативные отрасли — выжималкой для мозгов, клубный блеск — мишурой. Бас открыл ему мир черных антиквариев и изрек великое поучение:
— Все уже сделано до нас. Ради вещей после семнадцатого века даже нагибаться не стоит. Настоящего интереса заслуживают лишь игрушки старше тысячного года. И не надо никуда ездить, там смотреть нечего. Вещи привозят сюда, поскольку на раскопах им цена — понюшка коки. Оставь всяким Педро и Хуанам искать в грязи уаки. Мы — здесь — перераспределим добычу как надо. Главное, быть в курсе всех находок.
Это было прикольно и стильно. У Лео развился новый взгляд на бытие. Поверхность земли есть грань. Выше нее бродят пожиратели гамбургеров и поглотители кока-колы, а ниже лежат спящие уникумы и раритеты. Переход вещи снизу вверх вызывает бешеный спрос. Люди платят за любую щербатую миску, если она старинная.
— Раньше я часто общался с Готом, — Бас предался воспоминаниям. — Выпросить у него что-нибудь — дохлый номер. Старик хранил коллекцию, как свою бабу. Но в консультациях не отказывал, и мы регулярно к нему бегали. Годы, годы берут свое! Готвин устал и вымотался. Барон его заездил.
— Баронское собрание антиков упоминают редко, — заметил Лео. — Каталогов я не встречал, только ссылки. Есть из-за чего туда лезть?
Бас подмигнул с видом человека, познавшего все тайны.
— Он был консулом — в Бомбее, потом в Джаоре. Востоковед, археолог. Знает палеографию и три дюжины языков, включая мертвые. Я слежу за ним с восьмидесятых годов. Барон крутился в самых тухлых местах, где голая дичь и мрак. Там, когда режут горло козе, вождь бормочет фатиху: «Во имя Милосердного!», а дальше не знает, дальше на забытом языке. Вот в таких краях, где своих имен не помнят, как раз бывают самые ценные находки. Выморочные углы без воды и без времени… Пять веков, десять — им все равно, ничего не меняется. Идеальные условия, если хочешь хорошо сохраниться. Видал, какой барон подтянутый?
Сморщившись, Лео пожал плечами.
— Горло козе они и у нас режут. В прямой трансляции.
— У нас — чтобы всем противно стало. Вроде репетиции — мол, привыкайте, так вас в Интернет и выложим. А в тех местах все строго, по обычаю.
В городе у отставного консула имелось два особняка. Один служил барону жильем, там же содержалась коллекция.
— Какая жена? Его жена в Джаоре, ей климат нравится. Классический коттедж, не шутка! Когда на колонию в сороковом напали итальянцы, туда вселился генерал.
Второй дом Меермонд отдал своей утонченной страсти. Сюда свозилась добыча с раскопок; верные слуги очищали древности и готовили их к помещению в коллекцию.
— А научное описание? — Лео прочно усвоил, что без оценки специалиста вещь сильно теряет в цене. Уважающий себя гробокопатель всегда содержит консультантов с учеными степенями. Иначе собрание редкостей значит не больше, чем груда рухляди в лавке старьевщика.
— Гот водил во второй дом знающих людей. Ни фото, ни зарисовок, только личный контакт с предметом и собственноручное заключение. Изредка Меермонд продавал вещицу-другую, но всегда на закрытом аукционе, среди матерых коллекционеров. Слеталось человек пять-шесть из Англии, из Штатов.
Затея показалась Лео сомнительной. Девять тонн древних черепков и обломков. Если Готвин выложил из ящиков только часть вещей, придется рыться самому, а это потеря времени. В один заход надо унести не меньше двадцати кило отборных маклюшек, иначе и соваться незачем.
— Риск не оправдан, — решительно заявил он. — Ученые товар не осматривали, в доме топчется полиция, охрана настороже. Подбери более привлекательный объект.
— Лео, дружище! — Бас заходил кругами. — Мы упустим золотой шанс! Готвина нет, его жена в депре, товар без присмотра. Когда барон подыщет нового слугу, будет поздно. Надо брать сейчас.
— Я подумаю.
— Дам тридцать пять процентов выручки.
— Ого! С чего ты так волнуешься о сундуках барона? Если тебе что-нибудь известно — выкладывай. Я хочу знать, за чем иду.
— Меермонд — опытный ценитель, он не привозит пустяков. Свидетельство тому — его аукционы. Значит, есть смысл рискнуть.
Лео ушел, не дав ответа. Проехал мимо второго дома консула, затем прогулялся около него пешком. Строение выглядело удобным для проникновения. Массивный, хмурый дом из желтовато-серого камня, без архитектурных излишеств. Полиции и репортеров Лео не заметил. Он позвонил у входа. Домофон отозвался жестким мужским голосом:
— Кто вы?
— Я друг сьорэ Динке, хочу выразить ей соболезнование.
— Когда она вернется, свяжитесь с ней по телефону.
«Вдова на допросе?.. или у отца?»
Он направился к Кротам.
В голове Лео зрели версии. Знал ли Меермонд, с кем обвенчался хранитель его коллекции? Если дочь Крота вышла за Готвина не ради супружеского счастья, сейчас ей пора посовещаться с мудрым папашей о том, как быть дальше.
«То-то Бас меня подгоняет!.. У вдовушки есть время, чтобы покопаться в девяти ящиках. Заодно и папу приведет — ведь ей, надломленной, нужна опора!»
Лео был почти уверен, что она помогла мужу отправиться к праотцам. По меньшей мере намекнула, как надо поступить бессильному супругу.
— Заворачивай, парень, — буркнул в дверях Крот. Тщедушный, щуплый, он сливался с обоями прихожей. — Она в горе, расспрашивать бесполезно. У меня и то не получилось.
— Разве я с вопросами? Я посочувствовать.
Дочь Крота, в черном от горла до пят, смотрелась много хуже, чем должна выглядеть полная надежд авантюристка. Планы обокрасть дом хозяина, если таковые имелись, ей следовало отложить на два-три месяца.
Она курила и тряслась, ее покрасневшие глаза горячечно метались. Заметно выпирал животик с назревающим голландцем. Лицо густо зашпаклевано тональным кремом, но припухлость и синева на левой скуле все равно видны. Интересно, кто ей штемпель поставил?..
— О, черт! Лео, только тебя недоставало! Убирайся!
— Я разделяю твою скорбь…
— Ври больше! ты за другим пришел! Вот! На… на, хватай… — поспешно и неловко расстегнув сумочку, она швырнула к ногам Лео связку ключей. — Забирай и проваливай! Тебе нужно именно это, верно?.. Да? Свободен! Гуляй!
Она засмеялась, роняя пепел на платье, а из глаз потекли слезы.
Получив все желаемое сразу, Лео задумался. Разве это успех? Шальной порыв ветра! Уходить нельзя. Дочь Крота вовсе не оплакивала Готвина. И вряд ли ее поведение — та нервная лихорадка, когда люди дрожат и гневно повышают голос, а сами встать не в силах. Она словно провалилась под лед — и чудом сумела вынырнуть. Или выжила в автомобильной катастрофе, где все остальные погибли.
— Зря ты так, — Лео осторожно положил ключи на стол рядом с ней. — Я пришел без всякого умысла. Читал о Готвине в газетах, видел новости. Ужасная смерть… Все-таки Динке был нам близок. Если я чем-то могу помочь, скажи.
Дочь Крота взирала на него с подозрением и опаской. Крот озадаченно хмыкнул, потирая подбородок.