— Издеваешься? — враждебно спросила она, глядя исподлобья.
— Ничуть.
— Лео, тебе-то какое дело? Это наше, семейное. Я знаю, что ты обо мне воображаешь. Ничего не было!
— Догадываюсь.
— Я говорила Готу: надо взять расчет и уйти! — дочь Крота вновь стала заводиться. — А он: «Мы служим восемь поколений, мы обязаны!» Урожденные слуги, тьфу! Они ко всему притерпелись, от чего сбежит любой нормальный!..
Я съезжаю с квартиры барона, — всхлипнув, она совладала с собой. — Ноги моей там не будет, даже рядом не пройду. Уеду во Францию.
Глаза ее постепенно прояснялись, очищались, словно кипучая муть выпадала в осадок. Крот наблюдал за дочерью с плохо скрываемой болью на лице. Эта парочка внушала Лео тревогу, но он не собирался покидать квартиру, ничего не выведав.
— Я же сказал — отвезу тебя к дяде, — с нажимом произнес Крот; похоже, он давно настаивал на этом.
— Лео, — просительно обратилась к гостю дочь Крота, — принеси оттуда мои шмотки. Я объясню тебе, где что лежит. Дам записку и позвоню охране, что ты — посыльный за вещами. В двух руках утащишь, они легкие.
— Давай я, — предложил Крот деловито и веско. Дочь сердито ощетинилась.
— Нет, папа! Кто-то должен остаться со мной. Вдруг что-нибудь случится?
Она бережно огладила круглый живот. Крот замахал руками, призывая ее угомониться.
— Хорошо, — согласился Лео. — Сделаю. А полиция? Там может быть опечатано. Не хотел бы завалиться на такой ерунде.
— Они уже обыскивали, — дочь Крота поникла. — Все в порядке, Лео, без проблем. Быстро бери и уходи. Но если…
— Что?
Она отвела глаза, покусывая губу.
— Ну… скажем, что-то тебе не понравится. Тогда уходи сразу.
Лео с полным правом наложил лапу на заветные ключи и промолвил:
— Кончай дымить как паровоз, подумай о ребенке. Малыш вместе с тобой вдыхает радиоактивный полоний и всякую дрянь.
— Вот не думал, что она так любила Готвина, — разводил руками Крот, провожая его. — Будто по молодому убивается…
— Вы из-за Динке стали знаменитыми — почетно! Только о вас и слышно.
— Барон запретил интервью и съемку в доме, — отрезала симпатичная горничная. Она держалась замкнуто и подчеркнуто строго.
— Ага, значит, тут он жил? — с видом простака и ротозея Лео окинул комнату глазами. Доверенным слугам Меермонд платил щедро: обстановка смотрелась вполне респектабельно. От Лео не укрылись признаки тщательной уборки.
— Что, он прямо здесь кислоту выпил?
— Вы закончили сборы? Я провожу вас.
В замужестве дочь Крота не разжилась барахлом. Угодила от скряги к скопидому. Антиквары больше склонны брать и держать, чем дарить и сорить. Вдова Гота велела забрать все, включая тряпки, предназначенные в стирку. Когда еще закон разрешит ей взять свою долю имущества? Одеваться же надо сейчас.
— А в самом деле, здорово. Раньше я не бывал в таких домах. Говорят, у Динке был графин с кровью дракона — правда?
— С камедью, — с легкой усмешкой поправила горничная. — Это смола дерева дам-аль-ахавейн, его называют драцена.
— Можно посмотреть? Дам двадцать талеров, — сразу добавил Лео.
Горничная колебалась. Парень с запиской вдовы, допущенный в дом охраной, не походил на репортеров из вечерних газет, которые порой скреблись в дверь второго дома консула. Вдова молода, но достаточно умна, чтобы не поручать заботу о вещах случайным лицам.
— Оставьте сумки. Идемте. Только молча и в темпе.
Лео мигом достал полусотенную купюру.
— Ни-ни! Никакой сдачи! Покажите что-нибудь интересное, на свой выбор.
— У вас мобильник с веб-камерой? — сурово спросила падкая на деньги горничная. — Положите в задний карман брюк. Съемка запрещена, ясно?
Лео запоминал коридоры, лестницы и двери. Готвин, земля ему пухом, был истинным музейным червем, раз согласился обитать в склепе. Вот как традиции уродуют людей. И жену сюда же приволок! Каково здесь жилось дочери Крота? Надо любить антиквариат, поклоняться ему, трепетать от осязания древностей и видеть их во сне, чтобы вселиться в гробницу, которую представлял собой второй дом.
— Неуютный домик. Холодно и глухо, жуть пробирает. Как вы в таком…
— Я живу в другом месте.
— Еще бы! Переночуешь раз — и заболел.
— Тише! Это реставрационный зал. Ничего не касайтесь.
— Ух ты, сколько всего!.. — Лео отметил, что в полутемном зале нет ценных вещей. Или они — вон там, скрыты голубой пленкой.
— Вот кабинет первичной очистки. Входить нельзя! Смотрите отсюда.
В просторных нежилых комнатах сгущалась тьма. Безмолвие, скопившееся, как стоячая вода, недовольно вздрагивало от голосов и давило на вошедших, словно стремилось вытеснить их из своих владений. Голубая пленка в сумерках теряла цвет, становясь мертвенно-серой, и напоминала паутину.
— Ну как, поглядели?
— Да-а, картина! Я бы не взялся караулить это хозяйство.
— Чего бояться? — горничная ощущала себя почти хозяйкой, дом был предметом ее гордости. — Все содержится наилучшим образом.
По ходу экскурсии Лео отследил два багажных контейнера из девяти. Правда, бо€льшую часть помещений и подвал он не увидел. В крайнем случае придется обойтись тем, что распаковано.
— Спасибо, милая. Дом, как в кино! — расшаркивался он, вновь входя в комнаты Динке. — Эй!.. а это что такое? Кто тут рылся?
Сумки были повалены набок и растащены в стороны, а одна к тому же раскрыта. Часть белья в беспорядке валялась рядом.
«Извращенцы, — Лео тотчас заподозрил охранников. — Железный торс, алмазный глаз, а на поверку — фетишисты. Кого Кротенок обвинит в пропаже? Меня, невинного! Ах, бесстыжие свиньи… Вот что называется: грабить вдов и сирот. Причем в открытую! Вытащили, разворошили, истоптали — и так оставили».
При виде разбросанных тряпок горничная слабо ахнула и отшатнулась. Ее растерянность длилась секунду. Она тихо приказала Лео:
— Забирайте и уходите. Скорее.
— Что за спешка? А вещички? Надо бы проверить, а то…
Горничная кинулась торопливо сгребать белье. Суетясь, она волновалась все сильней. Порывисто скомкав оставшиеся трусы и лифчики, она подхватила сумки и, всучив все это Лео, стала энергично выпихивать его в коридор, шепотом твердя при этом:
— Уходите. Уходите. Или я позову…
— Да, я им как раз хотел вопрос задать. По-моему, если они подрядились стеречь дом, то шарить по сумкам квартирантов…
— Да уходите же! — она толкнула его в грудь. Глаза ее блуждали точь-в-точь как у дочери Крота — туда-сюда, туда-сюда. Когда Лео оказался за дверью, горничная быстро захлопнула и прижала ее.
— Закройте. Ключ у вас.
Лео не понял ее внезапного и беспричинного испуга, но препираться с девушкой было излишне. Поставив сумки и кое-как рассовав излишки белья по карманам, он проворно выполнил ее просьбу. После чего она таким форсированным маршем проводила его к выходу, что и спросить-то ничего не удалось. В памяти отложилась ее вымученная прощальная улыбка и сверлящие взгляды охранников.
— Все болтают о том, что Готвин скопытился, — довольно усмехался Уакеро, оглядывая свой стакан с вином. Он имел право пить и отдыхать с тех пор, когда смог привезти в Европу груз майянских вещиц шестого века и доказать, что его компаньоны умерли от естественных причин.
Уакеро нажился по горло. В ювелирной мастерской ему взамен потерянного глаза сделали нефритовый с золотым зрачком. Но четыре пальца, оставленные в сельве, заменить было нечем.
— Каким же способом Гот нас покинул? — вздохнул Лео, сидевший напротив. — Это возбуждает мое воображение.
Ночь медленно охватывала город. Полыхали кварталы развлечений, рдели и понемногу угасали спальные районы, а торговые и деловые центры уже оледенели в тишине черного стекла. Близился час воров; Лео пора было идти за снаряжением. Дубликаты ключей лежали в кармане.
Полюбовавшись вином на просвет, Уакеро сделал глоток.
— Я отвоевался, Лео. Вся эта возня мне глубоко безразлична. Гот переутомился и сдал, вот причина. Новая баба, новые проблемы, возвращение барона. Он сказал: «С меня хватит». Это случается с людьми, которые вовремя не сошли с дистанции.
— А может, его убрали?
— Для уборки существуют более надежные и правильные инструменты. Пуля, нож, удавка. Вряд ли это был заказ. Гот умел себя держать, ни у кого не шел на поводу. Человек позапрошлого века, верный, как сталь.
— Может, он поссорился с бароном? Повторный брак, расходы… Словчил, толкнул что-нибудь налево.
— Гот?.. Скажешь это кому другому — засмеют! Он бы с голода сдох на хозяйском добре, но не стал бы продавать из-под полы. Гот держался самых строгих правил. Запросто давал в ухо ассистенту, если тот грубо касался экспоната. Древности были ему дороже детей.
Лео вспомнил, как час назад привозил сумки к Кротам. Папина дочь только что вымылась и еще не наложила макияж. Проскочила из комнаты в комнату — в тапках на босу ногу, халатике и тюрбане. Мало что удалось заметить, но стало ясно: воротник под горло, длинные рукава и плотные черные колготки ей очень, очень нужны. Такие следы на теле надо скрывать.
— Кажется, ты имел дела с бароном?
— Все мои дела закончены, — твердо сказал Уакеро. — Я на пенсии. У меня не столько глаз и пальцев, чтоб продолжать раскопки. Скажи прямо, Лео, — хочешь работать на Меермонда? Ты, верно, полагаешь: он везучий, как сатана. Всегда будет искать и тащить к себе. Антиквариат держит людей насмерть. Как мы, бывало, пели в сельве: «Рой, и дьявол тебя доведет до конца»… Занимайся своей профессией, забудь о раскопах! От иных ребят, кто нанялся к барону, даже костей не осталось.
— Но ты-то уцелел.
— Не весь.
— И заработка, похоже, тебе хватит на три пьяных жизни.
— Часть бы я отдал, чтобы забыть про Меермонда. Он в девяносто третьем звал меня на Баркаид, откапывать Мадинат аль-Кар, — я отказался. Возможно, зря — теперь там оманцы строят курорт. Гуляй в шортах, пей водку, кадри девчонок… Но тогда — просто пекло. Сухая трава, лысые горы, скорпионы гоняются за сколопендрами. Легко словить пару кошмарных снов.