Думал Додар и о том, как восприняла бы Larin его ухаживания.
Уже проваливаясь в сон, он видел себя и Larin в Центральном Хосровском парке, возле знаменитой статуи «Девушка с ловчим соколом». В унизанных кольцами руках Larin букет чайных роз, приторно-желтых, огненно-оранжевых, их колючие стебли спеленуты белой салфеткой с кружевной каймой… Додар не сомневался, Larin согласилась бы пойти с ним в парк. Вот они на Аллее Ткачей. Он останавливает тщедушного разносчика, чтобы купить Larin сладостей и имбирной воды. Дает продавцу щедрые чаевые, тот громко благословляет Додара и весь его род. Larin смеется, проходящие мимо мужчины смотрят на него, Додара, завистливо и ревниво…
Один негодяй, друг Хавиза, однажды рассказывал Додару о своих интрижках с женщинами Объединенных Наций. Он служил стюардом на пассажирском лайнере межзвездного класса, летал на Землю. Додар почти запомнил, как назывался город, где друг Хавиза бывал — не то Берлик, не то Берлиз… В этой Европейской Директории, рассказывал летун, женщины просто обожают парней из Конкордии — бронзовокожих, с упругими бицепсами и сильными ягодицами. «Еще бы!» — с гордостью подумал тогда Додар. Ведь матрицу для их «воплощения» делали не с кого-нибудь, а с самого великого Гаура, чемпиона Конкордии по легкой атлетике!
Словом, Додар был уверен, что понравился бы Larin. А потом у них появились бы дети. Конечно, пока у него нет репродуктивного права, но к моменту знакомства с Larin он совершил бы какой-нибудь подвиг, например задушил вражеского генерала. За это Народный Диван наградил бы его правом отцовства, ведь Народный Диван — он щедрый и мудрый. Они с Larin жили бы долго и счастливо в двухкомнатной квартире на бульваре имени Правды.
Волшебным образом Larin существовала для Додара сразу во всех временах: и в экзотическом русском прошлом, и в лесном настоящем, и в светлом будущем.
Seriya «Shkolnaya Biblioteka», — отпечатано на предпоследней странице.
Прочтя эти строки, Додар очень обрадовался. Ведь он знал — «школами» называются заведения, где учатся заотары. Стало быть, познавая книгу, он приобщается к истинам, что познают на недосягаемых кастовых высотах русские мужчины с худыми одухотворенными лицами и их верные кареглазые женщины. Додар обратил лицо к небу и молитвенно сложил ладони.
— Связи опять нет… — проворчал за спиной Додара сержант.
— И что? — неохотно отозвался Додар.
— Всю ночь на востоке бомбили… Слышал?
— Да нет, спал.
— Предчувствие у меня…
— Насчет дождя?
— Да при чем тут! Русские совсем близко!
— А… Появятся — тогда и поглядим! — многозначительно похлопывая по прикладу своего автомата «Баал», отвечал Додар. Он собрал в этих словах всю свою тяжелую мужскую харизму. Он старательно нахмурился и сжал кулаки. Из военно-патриотических фильмов Додар знал — именно так должен реагировать боец на сообщение о приближении врага.
На самом же деле дурные предчувствия сержанта Руза Додара скорее обрадовали.
Он так много узнал о русских из книги, что их появления уже в каком-то смысле желал.
И неважно, что с ними придется вступить в бой.
Главное, они наконец-то встретятся, пусть и в качестве сотрапезников на роковом пиру смерти.
Гроза, долгих два часа ворочавшая исполинскими медными тазами за ширмами серых туч, закончилась, как всегда, внезапно. Джунгли погрузились в привычное предрассветное оцепенение.
Едва не оглохшие от небесного концерта сержант Руз, Саккар и Нух уже минут двадцать как встали. Саккар брился, по-гусиному вытягивая шею в сторону зеркальца, Нух заливал крутым кипятком сухой брикет крученой лапши, сержант насвистывал гимн 2-й танковой, сидя в туалете, который, к слову сказать, был устроен у них по морскому образцу: от второго этажа отходил вбок узкий, как гробик, дощатый пенал, накрытый брезентом, внутри которого была устроена сижа с непритязательным квадратным отверстием.
Додар позевывал в кресле Саккара. Его смена кончилась, можно идти спать.
Настроение было превосходным. За ночь он узнал много нового о сестре Larin. Она тоже была красавицей, хотя и не во вкусе Додара. Он бережно укладывал книгу в пластиковый пакет, когда внизу захрипел громкоговоритель.
Додар вздрогнул всем телом. Очень уж неожиданно. Осторожно глянул вниз. Там, в сумеречных лесных низинах, среди клубов холодного тумана отчетливо контурировалась… броня вражеского танка.
И когда только они успели подобраться? А впрочем, в небе громыхало так, что не удивительно.
Стараясь не делать резких движений, чтобы не привлекать к себе внимания, Додар активировал переводчик — он все еще лежал у него на коленях — и настроил его на голосовой режим.
— Додар, ты слышал? — проорал из сортира сержант Руз.
— Слышал.
— Что они говорят, Додар?
— Они говорят, чтобы мы сдавались.
— Кто это — они?
— Да эти… Дети…
— Дети?
— Дети Evgeni и Larin… — отвечал Додар с рассеянной улыбкой.
— Не понял! Повтори!
— Русские.
— Русские?!
— Да.
— Чтобы мы сдавались?
— Да! У них танки… Говорят, численное превосходство…
— Никогда!
С первого этажа застрочил пулемет. Со второго полетела ручная граната. В ответ тяжело ухнуло дважды. Нужник и вместе с ним половина второго этажа рухнули вниз. От третьего откололся шестиугольник с тяжеленным кубом звукоулавливающей системы.
Когда дым рассеялся, Додар принялся искать свой облегченный «Баал», но нашел только разводной ключ. Оно и неудивительно — несколько минут назад он положил автомат на крышку сгинувшего «Аташа». Пистолет же рядовым был не положен.
Додару ничего не оставалось, как прижать книгу к груди и закрыть глаза. Запели в листве шустрые пули, застучали рикошеты. Запахло кровью и ацетоном.
А через минуту все стихло.
Вновь раздался тот же зычный голос.
Додар осторожно привстал с кресла оператора и посмотрел вниз.
На перилах ограждения второго этажа, лицом вниз, повис рядовой Нух, прошитый не менее чем дюжиной пуль.
Сержанта Руза видно не было — он лежал на земле, на груде досок, в противоестественной позе человека, чей позвоночник сломан сразу в нескольких местах. Истошный крик рядового Саккара Додар слышал еще до того, как рухнул нужник. И по тому, как внезапно он оборвался…
— «Ne spitsya, nyanya, zdes’ tak dushno… — во всю глотку прокричал Додар и сразу вслед за этим вспомнил еще: — Bogat, horosh soboyu Lensky vezde bil prinyat kak zhenih!»
Додар положил переводчик в нагрудный карман. Заткнул за пояс книгу. И, подняв руки в интернациональном жесте примирения с судьбой, ступил в пластиковую люльку лифта.
Роберто КвальяВечно что-то не так
Впервый день месяца Нутелло Бьянки решил после долгих размышлений купить наконец новый комп. Он пробудил свой старый от псевдосна обычным окриком:
— Эй, Рэмбо! Подъем-подъем!
Динамики компа выдали более мучительный зевок, чем всегда, а потом сказали женским голосом:
— Готова.
— А, так ты снова девица, да? Ладно, можешь перебираться в мужчины.
Опять его жена пользовалась компом, поменяла ему пол и, как обычно, забыла сменить обратно, перед тем как выключить…
— Готов, — сказал компьютер уже баритоном.
— Рэмбо, я должен купить новый комп.
— Уже пора, — сказал Рэмбо, — я по крайней мере месяц как устарел.
— Что еще за «по крайней мере»? Я тебя купил новешеньким всего месяц назад.
— Два дня спустя я был уже вытесняемой моделью.
«Никак не могу к этому привыкнуть», — подумал Бьянки. Шестилетним он начинал с компьютерами, жившими год, прежде чем устареть. Несколько лет — и устарение достигалось уже за месяцы! Потом время сократилось еще, но Бьянки сопротивлялся переменам.
— Если бы я хотел, то просто наплевал бы на устарение и был бы счастлив с тобой, — вызывающе сказал Бьянки.
— Конечно.
— Именно, потому что лишь пару месяцев назад куча железок вроде тебя с тридцатидвухтерабайтовой РАМ и восемьюстами фемтобайтами основной памяти была просто мечтой.
— Пара месяцев назад — это уже другое столетие.
Бьянки грустно кивнул.
— Ну-ка покажи мне текущий каталог персоналок.
Монитор — точнее, стена комнаты, висячая жидкогазокристалломатрица, — стер успокоительный пейзаж Карибского пляжного рая и заполнился массой цифр.
— Хммм…
Секунду он размышлял. Новые модели очень мощные, но цена…
«Подожду еще пару месяцев», — подумал он. За несколько дней цена может ощутимо упасть.
— Манипенни!
— Тут, — откликнулась Манипенни, программа «Личный Дневник». Изображение элегантного кожаного блокнота появилось на стене, а затем и стол, за которым сидела элегантная секретарша из фильмов о Джеймсе Бонде.
— На послезавтра: купить новый компьютер. Отослать старый в офис обменов с Третьим Миром. Упаковать в пластик покрепче.
«Может, получу на этом несколько пачек бумаги», — подумал он.
Манипенни псевдотелекинетически повела свое гусиное перо по стене, делая запись в ежедневнике.
— Тогда пошли! — воскликнул Бьянки. Пока дела у него складывались не блестяще, и уж если он решил обновить компьютер, позарез нужна была серьезная работа.
Сейчас монитор показывал сотни иконок. Экран его последнего компа занимал две стены, и соответственно удваивалось количество значков. Поговаривали, что для компа следующего поколения, которое запускается на этой неделе, понадобится увеличить пространство до четырех стен, или даже до шести, включая потолок и пол. Каждый значок был символом категории. Называя имя значка, ты получал доступ к субэкрану иконок, на котором их тоже были сотни, а каждая в свою очередь тоже была началом субкатегории. Выбрав субкатегорию, ты уходил на новый уровень, называющийся Кат-Три. Он тоже был набит сотнями иконок. Потом шел четвертый уровень, Кат-Четыре, с другими сотнями. Эти четыре уровня, содержавшие сотни иконок, давали юзеру, выбиравшему одну, выбор сотен миллионов иконок — скажем «Спасибо» чудесам геометрической прогрессии.