«В поисках истины»
Глава 7
Март. Год поступления Колычевой
[02.03.2023 – Четверг – 11:55]
Василиса, нахохлившись, сидела в своем излюбленном кресле в музыкальном клубе. Подушечки пальцев беспорядочно и рассеянно скользили по холодному металлу любимого инструмента, касались клапанов и эски, а пустой взгляд застывших зеленых глаз был направлен в никуда. Новость об убийстве Василевской ошеломила Колычеву и ввергла в шок, который затем сменился зияющей пустотой.
Колычева испытывала необъяснимый жгучий стыд. Она была зла на Игоря, убедила себя в том, что Соня покончила с собой из-за безответных болезненных чувств к нему. Не справилась со своими эмоциями, не сумела перемолоть то огромное колесо забот и переживаний, которое в конечном итоге раздавило ее на части. Сломать человека просто – Василисе слишком хорошо было об этом известно. Меж тем, невзирая на непростые, токсичные отношения Игоря и Сони, Колычева отказывалась верить в то, что он мог убить ее. Все что угодно, но не убийство.
Но кто мог убить Соню и почему? Эти вопросы роем вертелись в голове, не позволяя сосредоточиться ни на учебе, ни на музыке. Соня была открытым и добрым человеком, и Василиса сомневалась, что она могла кому-то навредить намеренно. Обидеть кого-то со зла. Конечно, у нее были конфликты с однокурсниками и некоторыми девушками, которые не давали ей проходу из-за Игоря. Но у кого их не было? Было ли этого достаточно, чтобы убить человека? Одна лишь мысль об этом вызывала в Василисе иррациональный страх.
Емельянов стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку, и украдкой наблюдал за поникшей Василисой, которая не заметила его присутствия. Несколько долгих секунд Роман молчал, точно слышал ее мысли – Василиса всегда слишком громко думала. Затем решил приободрить младшую единственным известным ему способом. Емельянов подошел к роялю, открыл крышку, обнажая белые и черные клавиши, и трепетно, почти нежно провел пальцами по дереву, покрытому слоновой костью. Раздались первые ноты, полные истинных эмоций и теплых чувств.
Роман верил, что музыка могла унять боль и подарить утешение в трудную минуту.
Атмосфера в комнате изменилась мгновенно. Василиса направила свой взгляд на источник звука и словно зачарованная замерла, прислушиваясь и растворяясь в музыке. Движения Емельянова были точными и плавными. Пальцы скользили по клавишам, извлекали знакомую Василисе мелодию. Откуда-то из детства.
Как узор на окне,
Словно прошлое ря-я-ядом,
Кто-то пел песню мне
В зимний вечер когда-а-а-то.
Голос старосты заполнил комнату. Он был бархатистым и изумительно глубоким, впитывался под кожу и прикасался к самым костям. Мелкая дрожь накрыла тело Василисы, и она невольно потерла ладонью предплечье, тщетно пытаясь избавиться от возникших мурашек, ведь впервые слышала емельяновское пение.
Словно в прошлом ожило
Чьих-то бережных рук тепло,
Вальс изысканных гостей
И бег лихих коне-е-е-ей.
При каждом нажатии клавиш очертание вздутых крупных вен на кистях и предплечьях становилось более явным. Голос стал громче, нарастал раскатистым громом. Каждое слово, каждая нота, каждый звук были похожи на прикосновения, которые вызывали лишь одно желание: слушать, затаив дыхание. Василиса смежила веки, шумно вобрала в легкие побольше воздуха и коротко выдохнула. Она попыталась избавиться от эмоций, заставивших ее сердце биться быстрее.
Ее словно перенесло в прошлое. В то время, когда она так наивно и слепо была влюблена в своего учителя физики – Александра Дмитриевича Калинина. Василиса всегда занимала первую парту, напротив его стола, и робко наблюдала с затаенным любопытством и плохо скрываемым восхищением. Он часто улыбался широко и открыто, обнажал ряд верхних зубов с небольшой расщелиной посередине. Когда Калинин сосредоточенно проверял тетради или внимательно слушал ученика у доски, то смешно дергал носом, отчего приподнимались очки, и жмурился. Был неряшлив, часто ходил в мятых рубашках и со взъерошенными светлыми волосами. Очаровательный Александр Дмитриевич. Первая любовь и первое разочарование.
Вальс кружил и нес меня,
Словно в сказку свою маня,
Первый бал и первый вальс
Звучат во мне сейча-а-ас.
Василиса наблюдала издалека, любила тайно и не смела о чем-либо мечтать. Изо дня в день смотрела в любимое лицо и просто не могла отвести от него своего взгляда. Но в какой-то момент этого оказалось недостаточно, она хотела, чтобы он ее заметил. В один прекрасный день в голове зародилась едкая липкая мысль: написать учителю одно-единственное письмо с признанием – но весь ее мир рухнул, рассыпавшись в пыль. Александр Дмитриевич был напуган настолько, что не придумал ничего лучше, как показать письмо ее матери. Не попытался сохранить ее секрет, не решился поговорить с ней лично или сделать вид, что ничего не произошло. Так безответственно предал ее чувства, осквернил чистую детскую влюбленность.
Мог ли он знать тогда, что его поступок разжег в отчиме нездоровый, почти маниакальный интерес, скрытый за попыткой наказать Василису? Именно после того случая под натиском невыносимых и, как казалось тогда Василисе, бесконечных домогательств, в ее сознании укрепился страх отношений и возможной близости. Мужчинам нельзя доверять. Мужчинам нельзя говорить открыто о своих чувствах. Мужчины – предатели. Эти простые истины она повторяла себе как мантру перед сном. Они звучали в голове набатом.
Зеркала в янтаре
Мой восторг отражаю-ю-ют,
Кто-то пел на заре,
Дом родной покида-а-а-я:
Василиса пролила немало слез. Каждый раз прикладывала колоссальные усилия, чтобы посмотреть в зеркало, принять себя и полюбить. Она больше никогда не влюблялась и рьяно игнорировала любой интерес к парням, убивая его в зародыше. Низкий глубокий голос будоражил, накрывал тяжелой волной. Василиса невольно открыла рот, попыталась вдохнуть побольше воздуха, осознавая, что в этот момент разрушается ее внешняя оболочка. Каждый звук становился угрожающим, вызывал бурю эмоций в душе. Она была захвачена странным сочетанием притяжения и отвращения, желанием остаться и бежать одновременно.
Будешь ты в декабре-е-е-е
Вновь со мной, дорога-а-а-я…[3]
В голове Василисы, когда она была так эмоционально истощена и уязвима, возникли фрагменты прошлого. Душная темная комната, запах дешевых сигарет и пота, горячее смрадное дыхание, вызывающее тошноту, и липкий шепот отчима, который заставлял ее чувствовать себя мерзкой и ненормальной. Жгучий стыд в одно мгновение заполнил все пространство внутри ее, лишив способности мыслить здраво. Василиса, казалось, ломалась на части, судорожно цеплялась за то малое, что оставалось от ее стойкости.
Вцепившись мертвой хваткой в пальто, Колычева на ватных ногах просунулась к двери, нащупала ручку и выскользнула из комнаты. Остановилась в коридоре, прислонилась к стене и слушала звуки, которые доносились через закрытую дверь. Емельянов не перестал играть и петь, но мелодия изменилась. Василиса смежила веки, пытаясь успокоить взволнованное дыхание. Единственное, что она могла сделать – продолжать бороться со своими внутренними демонами.
Март. Год поступления Колычевой
[05.03.2023 – Воскресенье – 10:10]
Пошел уже третий день допросов. За это время следователь Морозов побеседовал с одногруппниками потерпевшей и некоторыми ребятами с потока. Ясности в дело их показания не внесли. Следствию было очевидно одно: Василевскую никто не любил. Конечно, были те, кто отзывался о ней без особого энтузиазма и язвительных нот в голосе, а если быть откровеннее, с явным безразличием. Тем не менее Морозов не услышал ни единой положительной характеристики, что было странно.
Следователь успел навести справки. Семья Василевской была достаточно обеспеченной. По своему социальному статусу даже выше семей многих студентов. Потерпевшая не могла быть белой вороной среди элитного общества по причине своей финансовой несостоятельности. Как следовало из документов, представленных деканатом, у нее была прекрасная успеваемость. Она никогда не получала дисциплинарных взысканий, несмотря на то что многие свидетели говорили о ее неподобающем поведении, в том числе по отношению к некоторым преподавателям. При этом она была достаточно нелюдима, не имела хобби, друзей. По слухам, состояла в интимной связи со старостой факультета живописи – Игорем Дубовицким, но ни о каких постоянных отношениях речи не шло.
У Василевской был сводный брат по имени Матвей. Правда, фамилия у него иная – Зиссерман. Как выяснилось из документов, любезно предоставленных семьей потерпевшей, Соня носила фамилию своей покойной матери. Матвей учился в той же академии, где и Василевская. Вместе с тем никто из свидетелей даже отдаленно не упомянул о нем, из чего Морозов сделал два вывода: либо они не знали о его существовании, либо Василевская общение с ним не поддерживала.
Некоторые свидетели рассказали о том, что Василевская носила с собой тетрадь или блокнот, в котором всегда оставляла какие-то заметки. Но при обысках Морозов ничего подобного не обнаружил. Это его тревожило. Интуиция подсказывала, что там было что-то важное.
Кроме того, второкурсники жили на пятом этаже общежития, но тело было обнаружено на четвертом. Говорило ли это о том, что убийца проживал на четвертом этаже? Или, наоборот, он сделал это намеренно, чтобы отвести от себя подозрения? Почему тогда четвертый? Морозов сомневался, что убийца стал бы тащить труп с пятого этажа на какой-либо другой даже после комендантского часа. Это тяжело. Могли заметить. Следователь склонялся к тому, что Василевскую убили именно на четвертом этаже и, скорее всего, в какой-то из комнат. Между тем никаких предпосылок для такой версии не было.