Веревка. Было важно узнать, где убийца взял фальшивое орудие преступления. Это могло бы значительно сузить круг потенциальных подозреваемых.
– Алешка, – позвал Морозов, пока буравил глазами свой ежедневник, – ты проверил спортивный зал, как я просил?
– Да, – кивнул помощник следователя «Алешка» – к слову, того звали Алексей Владимирович Хомутов, – не отрывая взгляда от монитора ноутбука. – Но у них не спортивный зал, а что-то вроде спортивного комплекса. В восточном крыле главного учебного корпуса на первом этаже находится зал для фехтования. Подождите… – он стал перебирать стопку бумаг. – Маэстро мне тут все написал.
– Маэстро? – Морозов скептически изогнул бровь, недоверчиво посмотрев на Алексея.
– Да, это инструктор, – объяснил Хомутов и достал нужный лист. – Нашел. Так вот… Там только оружие и экипировка. Еще имеются манекены и роботизированные мишени.
– Алешка, – мягко перебил его Морозов, – давай шустрее. Меня веревка интересует. Василевскую не закололи шпагой, если ты забыл.
– О, конечно, нет, – опомнился Хомутов и убрал лист. – Просто хотел сказать, что в помещении никаких веревок обнаружено не было, и в данном виде спорта они их не используют. Там лишь теннисные кроссовки, спортивные штаны, защитные жилеты, маски, перчатки, нарукавники, наушники. Ну и оружие, конечно, с электронной системой, – воодушевленно закончил он.
– Заинтересовался, что ли? – усмехнулся Морозов, заметив блеск в глазах Хомутова.
– Немного, – смутился тот. – Интересно же, как люди живут.
– Интересно ему… – Морозов не удержался и закатил глаза, сделал пару заметок в ежедневнике. – Ладно, давай дальше.
– Так, в том же крыле имеется тир для стрельбы из лука. Там множество луков различных моделей. Стрелы. Мишени. Мелкая экипировка. Никаких веревок, – он посмотрел на Морозова. – Рядом с учебным корпусом есть еще одно здание, вход туда расположен через злополучное восточное крыло. Там крытый корт для большого тенниса. И, как вы понимаете, тоже нет никаких веревок.
– Это все виды спорта? – удивился Морозов и, заметив уверенный кивок Алексея, продолжил: – Хм… – задумчиво потер подбородок, сжимая между средним и указательным пальцами ручку. – А как же иной инвентарь? Маты, мячи, гантели, скакалки и прочее. Неужели нет помещения со спортивным барахлом?
– Ничего такого, – усмехнулся Хомутов. – Элита не играет в игры простолюдинов. Здесь вам не спортивный зал нашей шараги.
– Эх, отличная у нас шарага была, – мечтательно произнес Морозов и ритмично постучал ручкой по ежедневнику. – Подожди, – он вдруг замер и выпрямился. – У них вроде есть какой-то театральный факультет, разве нет?
– Да, – утвердительно кивнул Хомутов. – Факультет сценических искусств и кинематографии.
– Значит, они занимаются театральными постановками, – воодушевился Морозов. – В театре веревки могут использоваться в качестве реквизита. Разве нет?
– Отличная мысль! – восторженно воскликнул Хомутов. – Я проверю.
– Есть кое-что еще, – Морозов судорожно пролистал ежедневник, взгляд лихорадочно бегал по строкам. – Где же… где же… – шептал он, облизывая губы. – А, вот! Труп обнаружили между комнатами четыреста четыре и четыреста пять. Мы до сих пор не выяснили, кто живет в четыреста пятой комнате. Это важно. Они могли что-то видеть. Кроме того, – Морозов посмотрел на Хомутова, – нужно еще раз допросить Вишневского и Колычеву. Во-первых, с точки зрения процессуального законодательства повторный допрос необходим в рамках уголовного дела. Во-вторых… – Морозов сделал небольшую паузу, вернувшись к записям, – печенкой чувствую, они меня тогда обманули, сказав, что не знали Василевскую. Кроме того, – Морозов выудил из кучи бумаг список студентов, общавшихся с потерпевшей при жизни, и показал Хомутову, – здесь написано, что Василиса Колычева, та, которая обнаружила труп, была не просто знакома с Василевской, а являлась ее лучшей подругой. Правда, другим почерком… но это неважно.
– Это странно, – Хомутов удивленно вскинул брови. – Почему они соврали?
– Это не странно, а подозрительно. – Морозов почесал кончик носа указательным пальцем. – У меня есть мыслишки по этому поводу, но… – он потупил взгляд, словно задумался о чем-то. – Ладно. Это все лирика. Продолжу допрос, а ты проверь…
– …веревки, босс, – сыронизировал Хомутов, широко улыбнувшись. – Кстати! Я не спросил вас: как эксперт установил, что в момент, когда Василевскую подвесили, она уже была мертва?
– Определили, что девушка умерла от удушения. Но асфиксия может быть разной, – пояснил Морозов. – В данном случае у потерпевшей была обтурационная[4] асфиксия, а не странгуляционная[5]. Кроме того, в дыхательных путях девушки были обнаружены волокна ткани. – Морозов широко зевнул и вынул из кармана леденец.
– То есть это значит, что Василевскую сначала задушили, а затем уже повесили? – переспросил Хомутов.
– Все верно, – следователь ловко распечатал леденец, спрятал пестрый фантик в нагрудном кармане черной рубашки. – Она была задушена не веревкой, а, скорее всего, подушкой или каким-то другим текстильным предметом. – Повертев в руках леденец, он недолго подумал и добавил: – И затем ее повесили, чтобы скрыть следы преступления.
– А что вы думаете по поводу показаний одногруппников? – спросил Хомутов. Он закрыл ноутбук и приблизился к собеседнику. – Я имею в виду, что Василевская проявляла конфликтное поведение.
– А у тебя не было конфликтов в университете? – спросил следователь, положил леденец в рот и спрятал его за щекой, после чего расслабленно откинулся на спинку дивана. Алексей лишь отрицательно помотал головой, вызвав легкий смех у Морозова. – У меня были. Я любил почесать кулаки о лицо просящего. Кроме того, – следователь перекатил языком леденец к другой щеке, – попытка опорочить потерпевшую перед следствием – это мертвый трюк. Ее характеристика нас мало интересует. В данном случае характеристика людей, которые ее окружали, куда важнее.
– Какой мотив может быть у студентов? – озадаченно спросил Хомутов. Его голос звучал тихо, а взгляд был направлен в сторону.
– Мотивов может быть множество: зависть, деньги, ревность, любовь и мое самое любимое – убийство для сокрытия важной информации, о которой жертва была осведомлена, – Морозов мечтательно улыбнулся. – Мне всегда нравились такие загадки.
Спустя час…
Морозов методично раз за разом обводил в ежедневнике фамилию «Колычева», вдавливая шариковую ручку, когда услышал звук торопливо приближавшихся шагов. Он не развернулся, когда дверь за его спиной шумно распахнулась, лишь заинтересованно скосил взгляд и чуть наклонил голову. В нос ударил аромат мокрой коры, мха и влажных трав – словно он оказался посреди хвойного леса после дождя. По скромному мнению следователя, этот парфюм проректору был не к лицу.
– Господин Якунин, – начал Морозов в своей шутливой манере, – вы кажетесь встревоженным. Что случилось?
– Вы даже не посмотрели на меня, – Якунин растерялся от такой проницательности и не сразу смог вспомнить цель своего визита.
Следователь лишь коротко усмехнулся на растерянность проректора и вернулся к своему ежедневнику, заметки в котором не давали ему покоя. На самом деле Морозова пугало количество потенциальных убийц – и Хомутов был прав: он не мог допросить всех, кто учится и работает в кампусе. Ему нужна была зацепка, за которую можно было ухватиться и отработать версию. Хоть что-то, что сузит круг подозреваемых, объяснит мотив, направит расследование в нужное русло. Сейчас он просто пытался найти иголку в стоге сена. Выполнимо, но повлечет неоправданную трату огромного количества ресурсов. В том числе потерю драгоценного времени. Если предварительное расследование затянется, то руководство начнет давить за неоднократное продление процессуальных сроков, и тогда Морозов больше не сможет работать на качество.
– Я понимаю, – мягкий голос Якунина вывел Морозова из тягучих мыслей, – у вас, наверное, свой порядок допроса свидетелей. Но так сложилось, что Буниной потребовались некоторые документы для поступления, и сегодня она в кампусе. – Якунин не заметил никакой реакции со стороны следователя, поэтому продолжил более осторожно: – Я подумал, что раз она здесь…
– Кто такая Бунина? – неожиданно спросил Морозов и развернулся к проректору.
– Вероника Бунина. Бывшая соседка Василевской по комнате, – объяснил Якунин, погрузив руки в карманы темных брюк. – Я рассказывал вам во время обыска, что она отчислилась. Помните?
– О, конечно! – встрепенулся следователь и закрыл ежедневник. – Очень кстати, что она оказалась здесь. Пожалуйста, пусть заходит.
Якунин коротко кивнул и развернулся на каблуках брогов, натертых до блеска. Уверенной поступью он двинулся к двери и легким движением руки широко ее распахнул, сделал пару шагов в сторону. На пороге показалась высокая девушка в столь непривычных для академии светло-голубых джинсах и черной безразмерной толстовке. Следователь мгновенно подметил в ней скованность, робость и неуверенность. Она стояла, прижимая ноги друг к другу неестественно близко – колебалась.
– Не стоит так нервничать, – приободрил Морозов и тепло улыбнулся. Указал рукой на кресло. – Садись.
Бунина медлила считаные секунды и, заметив одобрительный кивок Якунина, торопливо подошла ближе, села на край кресла. Она выудила из кармана толстовки паспорт и положила его на стол, пододвинула ближе к следователю, прижимая указательным и средним пальцами. Узкие ладони легли на колени. Бунина нервно терла их о джинсовую ткань, пыталась унять нервозность и скрыть потливость, жевала нижнюю губу изнутри. Эти движения оказались красноречивее любых слов.
Проректор торопливо покинул помещение, негромко хлопнув дверью.
– Вероника… – Морозов подхватил паспорт и ловко открыл на странице с фотографией, – Александровна, не возражаете, начнем допрос?