– Ты неисправим, – наконец закончил свою мысль Игорь и обреченно покачал головой. – Когда я нуждался в твоих советах, ты говорил, что серьезные отношения не имеют смысла. Помнишь? А сейчас же что? Отрицаешь собственные принципы?
– Я у тебя не спрашивал совета, – с недоумением произнес Святослав. – И вообще я говорил тебе, что серьезные отношения не имеют смысла, если заведомо обречены.
– Ну вот!
– Что это меняет, Игорь?
– В каком это смысле «что»? – Игорь невольно прыснул. – Это меняет все! Ты же весь такой логичный и правильный. Всегда точно знаешь, к чему приведет твой выбор. Да и твой отец никогда не позволит встречаться тебе с такой, как она. По крайней мере, всерьез.
– Плевать. – Святослав тихо вздохнул и снял защитные очки. – Это ничего не меняет. Мне тяжело распознать собственные чувства. Но если мне это удается, то предпочитаю быть им верен. Если я начну с ними бороться и обманывать себя, то просто сойду с ума. Никогда не думал об этом? Ну… – Горский поджал губы, пытаясь подобрать более удачное сравнение. – Аналогия по изучению иностранных языков отлично подходит. Как считаешь?
– Чего?
– Представь. – Горский окинул взглядом подставку со стрелами, потянулся к одной из них, но, коснувшись оперения, передумал. – Ты находишься в окружении людей, которые говорят на языке, что тебе не знаком. Ничего не понимаешь, чувствуешь себя в этой компании некомфортно. Кажется, что они говорят о тебе, обсуждают тебя, а может, и вовсе насмехаются над тобой. – Святослав сжал и разжал пальцы в перчатке, чуть сморщившись. Игорь затянул шнурок слишком туго. – Со временем ты изучаешь язык, начинаешь понимать чужую речь. С каждым днем все лучше и лучше.
– И что потом?
– Все становится на свои места. Ты уже не можешь игнорировать смысл сказанных слов. – Святослав пожал плечами. – Как разучить язык? Ты знаешь? Я нет.
– Что это за аналогия такая, Горский? – Игорь нахмурился. – Закрой уши или просто уйди.
– Но я не хочу уходить или затыкать уши. Мне нравится то, что я слышу. – Святослав вернул лук на подставку, что стояла рядом. Стрелять расхотелось. – Я не ты, Игорь. Не хочу прятаться или бегать за кем-то. Эмоциональные качели, бесконечные игры в кошки-мышки не для меня. Прежде Васе нужно разобраться со своими чувствами самостоятельно. В этом деле помощник из меня скверный. Все зависит только от нее.
– А если нет?
– А если нет, значит, нам не по пути.
– Это так не работает, Горский…
– Оставь свое мнение при себе. Тоже мне гуру отношений… Свои не уберег, в мои не лезь.
Игорь тихо хмыкнул. Прицелился и практически сразу отпустил стрелу, крепко поджав губы. Горский был прав. Впрочем, как и всегда. После смерти Сони ему было все сложнее оставаться с Авериной, а иногда и вовсе невыносимо. Игорь чувствовал острую потребность в одиночестве, без каких-либо обязательств и выяснения отношений. Ему хватило всего этого сполна. Нахлебался дерьма. Был вымазан в нем по самую макушку.
– Гор, – голос Святослава нарушил повисшее молчание. – Я могу спросить?
– Спрашивай, раз начал.
– Почему ты расстался с Василевской? – Горский встретился с растерянным взглядом друга. – Только не говори мне о сложности и бессмысленности отношений. Я не дурак. Она первая, кто так сильно задел тебя.
– Я… – Игорь опустил голову и прокашлялся, прочищая горло. Голос заметно охрип, он никогда раньше не говорил об этом с Горским. – Моя мама бросила меня, когда мне было одиннадцать, ради другого мужика.
– Ты никогда не говорил…
– М… – Игорь уперся «плечом» лука в пол и растерянно закивал головой. Тугой ком встал поперек горла. – Это было давно. Что было, то прошло, как говорится. Просто… – нервный смешок вырвался непроизвольно. – Я ее очень любил. Отец всегда был занят и редко появлялся дома, поэтому с матерью мы были достаточно близки. Но вот она ушла… Так просто оставила меня и ушла. С того дня мы никогда не виделись и не общались. А отец так и не женился. Всегда твердил мне, словно мантру, что женщинам доверять нельзя. – Игорь выпрямился и изменил голос, пародируя отца: – «Послушай, сынок, этим похотливым мразям веры нет. У них одна цель – ноги раздвигать. Пользуйся».
– Люди не запрограммированные роботы. Нельзя судить всех по одной модели.
– Забей, Горский… Простой забей. Мне сложно объяснить.
– А Аверина?
– Что?
– Почему тогда ты с ней все никак не расстанешься? – Горский шумно вздохнул и высоко поднял брови. – Извини, но логика вообще не прослеживается. Я запутался.
– Потому что ее нет, логики твоей, – Игорь коротко усмехнулся. – К Оле я ничего не чувствую от слова совсем. Поэтому мне глубоко плевать, что она чувствует ко мне. То есть… Я типа в отношениях. Так я держал Василевскую на расстоянии. Да и с Авериной все как-то проще. Не считая моментов, когда она сношает мой мозг. Хотя… Так она себя стала вести, только когда Соня появилась.
– Проще говоря, ты использовал Аверину.
– Сейчас я даже смотреть на нее не могу, – вдруг признался Игорь и даже не пытался отрицать очевидного. – Соня умерла, и это все утратило какой-либо смысл.
– Ну, – Горский неопределенно повел плечом. – Оля была нужна тебе, чтобы третировать Соню. Василевской нет – нет Авериной. Даже в твоих ублюдских поступках есть логика. Я спокоен.
– Иди к черту…
Апрель. Год поступления Колычевой
[02.04.2023 – Воскресенье – 16:45]
Василиса вновь достала из прикроватной тумбочки ежедневник в кожаном переплете с эмблемой академии. С момента поступления прошло более семи месяцев, а он все еще был пуст. Каждый год студентам выдавался новый ежедневник с необходимыми письменными принадлежностями. Исключительно для учебы, разумеется. Но Василиса сохранила его для иной цели.
Со смерти Сони Колычева все чаще задумывалась о том, чтобы завести дневник. Снова. Прошлый опыт оказался весьма плачевным. Но это был ее личный, проверенный способ. Так было проще разобраться в себе. В один миг рядом не оказалось никого, с кем бы Василиса могла поговорить откровенно, не боясь осуждения. Она остро нуждалась в верном совете от тех, кто до недавнего времени был на ее стороне. Одна оставила ее насовсем, а к другому Василиса утратила всякое доверие. Конечно, она могла бы поговорить с Липковской, но Василиса словно исчерпала свой лимит доверия.
– Собралась отдыхать? Так рано?
Колычева вздрогнула от неожиданности, когда на пороге комнаты появился Вишневский.
– Вишневский, не знал, что в женские комнаты без разрешения заходить нельзя? – мгновенно огрызнулась Полина.
– Не ворчи, – с усмешкой произнес Богдан и прикрыл за собой дверь. – Первый раз, что ли? Просто хотел пару партий в шахматы сыграть. Эта учеба осточертела…
– Что случилось? – Василиса выдавила из себя улыбку, возвращая ежедневник на прежнее место. – Опять проблемы?
– Не особо. – Богдан расслабил галстук и устало опустился на стул задом наперед, сложил руки на спинке и уткнулся в них подбородком. – Горского назначили куратором по практической работе. Скука смертная…
От одного упоминания этой фамилии у Василисы встал тугой ком в горле, а сердце сильно защемило, там, за тесной клеткой ребер. С момента их последнего разговора прошло ровно семнадцать дней. Колычева считала. Горский ни разу не подошел к ней, не пытался заговорить и более не искал встреч. Единственное место, где Василиса могла поймать на себе проницательный взгляд из-под смоляных ресниц, – столовая. Колычева приходила туда исправно, как по часам. Не пропускала ни завтраки, ни обеды, ни ужины. Наблюдала исподтишка и тихо сходила с ума.
У нее было достаточно времени, чтобы все обдумать и принять для себя взвешенное и верное решение. Однако верное не означало необходимое. Василиса могла противиться, бороться, убеждать себя, что ее чувства и влечение пугающе неверны. Но не могла их отрицать. Не могла делать вид, что их нет, ведь они были так хорошо ей знакомы. И Святослав со своей невозможной прямолинейностью и ошеломительной невозмутимостью лишь культивировал в ней желание быть собой и не думать о последствиях. Вот только от страхов оказалось сложнее избавиться, нежели от желанной личной свободы.
– На кой черт ты пошел учиться на архитектурный, если постоянно ноешь? – Полина раздраженно цокнула языком, чем вызвала улыбку у Василисы.
– Ой, отвали, а… – устало протянул Богдан.
– Как ты? – поинтересовалась Василиса, игнорируя легкую перебранку друзей. – Последние пару месяцев ты очень загружен. Мы почти не видимся.
– Да… – Богдан вяло махнул рукой. – Как-то много всего навалилось в последнее время. Много учусь, мало отдыхаю. Просто устал.
Колычева понимающе, чуть рассеянно кивнула. Ей хотелось обсудить с Богданом свои опасения относительно смерти Василевской, но после последнего разговора не решалась. Следователь не появлялся в кампусе около двух недель, и это, честно говоря, немного пугало. В тот день, покидая клубную комнату после допроса, Василиса стоически боролась с желанием вернуться и отдать ключ следователю, рассказать о своих сомнениях. Она сдержалась. Не смогла переступить через себя и не придумала ничего лучше, чем подняться на крышу и оставить ключ возле шахты. Там, где каждые среду и пятницу Василиса и Соня коротали вечера за откровенными, не всегда приятными разговорами.
Это был ее выбор. Возможно, ошибочный, но иного она не видела.
– А ты? Как твои амурные дела? – вопрос Вишневского отвлек Василису от грузных мыслей.
– Что за амурные дела? – встрепенулась Полина. – Почему я не в курсе? Это про Горского?
– Поль…
– Про него самого, – усмехнулся Богдан.
– Прекратите, между нами ничего нет! – чрезмерно резко отреагировала Василиса.
– Убийца мужских сердец! – театрально воскликнул Богдан, прижав ладонь к груди. – Как ты могла?
– Не паясничай. – Василиса пыталась быть серьезной, но смущенную улыбку сдержать не смогла.
– Значит, все же Горский? – вновь подала голос Полина.