– Не знал бы дальше, – хрипло выдавил из себя Андрей и прислонился к дверному косяку, почувствовав легкую слабость в ногах. – Школьный друг?
– Ага. Точнее, подруга. – Богдан присел на полусогнутых ногах и достал с нижней полки увесистый альбом в твердом переплете. – Ее отец занимается какой-то вшивой благотворительностью и вечно таскает дочь с собой посветить лицом. – Богдан небрежно раскрыл альбом. – Ты коллекционируешь марки? Серьезно?! Вот умора!.. – тихий смех прошелся по спине Аверьянова кипящей смолой.
– И что дальше? – Андрей сам не понимал, почему продолжал этот разговор, но в глубине души хотел узнать больше. Прежде всего о себе.
– Пришла ко мне вот с такими блюдцами. – Богдан сомкнул пальцы вокруг глаз. – Мол, видела твоего двойника. Так на тебя похож, как две капли. Даже доки на тебя принесла. Я сначала поржал… Но там фотка твоя была. Один в один, как в моем паспорте.
– Только не говори, что сразу догадался…
– С чего бы? – Богдан небрежно бросил альбом на полку и выпрямился, упираясь ладонями в колени. – Просто пошел к отцу и показал фотографию и копию личного дела. Упираться он не стал.
– Значит, он знает?.. – почему-то эта новость больно резанула где-то глубоко внутри. – Кто-то еще знает обо мне?
– Только она, Сонечка. Знаешь ли, я был в таком шоке, что просто не мог молчать.
– Вот как… – Аверьянов оттянул рукав пижамы, нервно спрятал кисть. – И что теперь? Зачем ты здесь?
– Как же? – он наигранно удивился и посмотрел на Андрея. – Мне было до жути любопытно: кто ты, как и с кем живешь, чем увлекаешься, где учишься, какие у тебя перспективы, каков твой круг общения? – с каждым новым вопросом он подходил все ближе. Размеренно и неторопливо, гремя тяжелыми ботинками.
Аверьянов застыл, когда почувствовал нарастающую тревогу. Лишь на миг он подумал, что, возможно, брат пришел, преследуя благие намерения. Но все изменилось в одночасье. Этот непринужденный и дружелюбный разговор только с виду был таковым. Холодная испарина выступила на спине, прожигая кожу меж лопаток ледяным огнем. Аверьянов упрямо заставлял себя смотреть в глаза – такие знакомые, но одновременно чужие и холодные. Такие же глаза были у самого́ Андрея и у покойной матери. Их встреча явно не сулила ничего хорошего. Аверьянов это чувствовал.
Богдан накрыл ладонью подбородок Андрея и длинными крепкими пальцами сдавил щеки, больно впиваясь в кожу короткими, но острыми ногтями. Аверьянов мертвой хваткой вцепился в запястье руки, что его удерживала. Брат был значительно сильнее. Сильнее и злее. Ярость багровой пеленой застелила глаза, словно разливая краску на свежую сочную траву. Андрей испугался и ослабил хватку на чужом запястье.
– Я не мог нормально спать, зная, что ты есть. – Голос прозвучал неожиданно низко, отчего у Андрея непроизвольно похолодели конечности. – Знаешь ли, я впал в немилость отца с некоторых пор. Он разочаровался во мне. Но я не расстраивался. Единственный и любимый сын. Выбора у папочки нет. Однако… появился ты. Понимание того, что отец все это время знал, где ты и что с тобой, навело меня на некоторые мысли.
– Испугался, что останешься не у дел? – сипло отозвался Аверьянов, слизывая с уголка губ скопившуюся вязкую слюну. – Поменяемся?
Андрею стоило бы поубавить спеси, но это была его естественная реакция на страх. Пагубная привычка защищаться агрессивно, выводя оппонента на эмоции и внушая, что перед ним кто-то равный, сформировалась с самого детства. Нередко она служила лишь своеобразным катализатором для ответной, более опасной реакции, но чаще спасала и позволяла избежать очередных проблем. Аверьянов не мог это контролировать. Понимал, что стоило промолчать, но слова словно сами срывались с губ.
Богдан ядовито усмехнулся и разжал пальцы. Отступил на пару шагов, лукаво наблюдая за Андреем из-под полуопущенных медных ресниц. Стянул с себя тонкую кожаную куртку с изображенной на спине монохромной Медузой горгоной и небрежно бросил на расправленную постель. Каждое движение – даже столь незамысловатое, как скольжение узкой ладони по короткому ежику волос, – кричало о внутренней уверенности, явном высокомерии и чрезмерном самолюбии. Этой силе невозможно противиться. Она давила на ментальном уровне.
Аверьянов наблюдал за братом пристально, не скрывая собственного любопытства и, к своему стыду, восхищения. Перед ним стояла та исключительная и улучшенная версия его самого. Тот, кем он всегда желал стать, но не мог в силу множества жизненных обстоятельств. И дело было вовсе не в ухоженной внешности или дорогих вещах, что были на нем, – весь цимес заключался в непоколебимой уверенности и внутренней силе, которая присутствовала лишь тогда, когда за спиной притаился надежный тыл. Поддержка, которой у Андрея никогда не было.
– Все нищие такие гордые? – негромкий голос отвлек Аверьянова от тяжелых мыслей.
– Как это произошло? – Андрей проигнорировал едкое замечание. – Неужели все это время она обманывала меня? Но…
– Вовсе нет, – перебил его Богдан и безразлично пожал плечами. – Хочешь услышать красивую сказку о любви? Наша мамаша встречалась с господином Вишневским долгие годы, пока его жена медленно, но верно угасала у него на глазах.
Богдан с тихим вздохом опустился на стул и сложил ноги на край письменного стола. Несколько долгих секунд он смотрел на стальные мыски, не моргая, и ритмично барабанил пальцами по деревянной поверхности.
Аверьянов терпеливо ждал продолжения истории. Желал знать правду и одновременно опасался ее услышать. Чувства матери к его биологическому отцу не имели для Андрея ни ценности, ни смысла. Не теперь. Аверьянов искренне пытался любить ее, но она не давала ему никаких шансов. В глубине души он верил, что мать прожигала свою скотскую жизнь и умерла, подобно животному, за свои былые заслуги, о которых Андрей, к счастью или к сожалению, не знал. Но заслужил ли он такой жизни? Почему ему пришлось пройти через этот ад на земле? Вопросы, что многие годы оставались без ответа. Страшно подумать, что ответ на них был прост как две копейки.
– Она забеременела, а он ее бросил. Она родила за два месяца до того, как умерла его жена. – Богдан откинулся на спинку стула и с легким прищуром взглянул на Андрея. Широкая улыбка коснулась его губ, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. – Отец забрал меня, а матери сказали, что один из близнецов умер. Не знаю, как так вышло, но в свидетельстве о моем рождении в графе «матушка» указана его покойная жена. – Богдан безразлично пожал плечами. – Наверное, очередное коррупционное волшебство.
– Почему… – голос Андрея прозвучал неожиданно сипло, и он тихо откашлялся, чтобы скрыть волнение и легкую хрипоту. – Почему ты?
Богдан тихо рассмеялся и шумно спустил ноги со стола. Размеренной шаркающей походкой подошел к Андрею. Рыжая макушка накренилась к плечу, а взгляд зеленых глаз вмиг стал таким тяжелым, презрительным, что Аверьянов ощутил, как под кожей разлилось что-то мерзкое, липкое и тягучее. Тошнотворный ком подкатил к горлу.
– Эники, – Богдан уткнулся указательным пальцем меж своих ключиц, – беники, – перевел палец на Андрея и болезненно уперся в плечо, отталкивая от себя. – Доходчиво?
– Хочешь сказать, – Аверьянов шумно вздохнул, – что это просто воля случая? Так совпало – и все?
– Прикинь? – Богдан раздраженно клацнул зубами, и Андрей заметил на его правом клыке небольшой прозрачный камушек. – Мне чертовски повезло. Пока ты смотрел на то, как нашу любимую мамочку имели в пьяном угаре во все щели, и жрал с пола, я жил своей обалденно шикарной жизнью. Потрясающе, правда? Просто баловень судьбы. Не иначе. Фортануло так фортануло.
Наконец его слова возымели эффект – полоснули острым лезвием по сердцу, оставляя за собой глубокие кровоточащие раны. Словно распороли незажившие швы и освободили чистый яд, что сочился под кожей, разъедая, уничтожая, медленно убивая. Андрей смотрел на брата невидящим взглядом, до боли стискивал челюсти и пытался сдержать нахлынувшие чувства. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Коррупционное волшебство, – спокойно продолжил Богдан, словно не замечая, как побагровело лицо напротив. – В твоем детском доме очень болтливые люди. Все рассказали о тебе. Даже больше того, что было написано в личном деле. Я даже немного разочарован. Специально приехал сюда ради тебя перед тем, как уеду в академический кампус и продолжу жить своей лучшей жизнью. Хоть и пообещал отцу никогда не искать с тобой встреч… Но я хотел убедиться. Удостовериться лично. Не каждый день узнаешь, что у тебя есть брат… – Богдан наигранно вздохнул и произнес полушепотом: – Да еще и такой.
– Какого черта тебе здесь нужно? – прошипел Андрей, трясясь от злости.
– Какой-то ты совсем негостеприимный. – Богдан провел по отросшим крупным локонам брата, неосторожно и немного грубо выпутал пальцы и оттянул одну небольшую прядь. Теплый металл кольца мазнул по скуле. – Почему не срежешь эти космы? Всегда их люто ненавидел. Выглядишь как баба.
Аверьянов резко дернул головой, отстраняясь. Шагнул назад, переступил порог, что разделял комнату и коридор. Он не отрывал пристального тяжелого взгляда от улыбающегося лица, словно опасался повернуться спиной. Андрей чувствовал тихую тревогу и необъяснимый гадкий страх. Его искаженное отражение никогда не являлось чем-то близким. Кровное родство не делало их семьей. Андрей не мог назвать человека напротив «братом» и с уверенностью мог сказать, что это было взаимно. Долгие годы он жил словно в аду, сгорая в синем пламени день за днем. Тот единственный, кто мог спасти, просто оставил его, наблюдая издалека. Он никогда не был ему нужен. И появление второго отпрыска не являлось результатом искреннего желания сблизиться. Богдан не преследовал благие цели и, что самое главное, не пытался это скрыть.
Андрей подхватил тяжелый рюкзак с пола, крепко ухватившись за кожаный ремень, и стремительно подошел ближе. Так, что рюкзак оказался зажат между ними.
– Уходи, – ядовито выплюнул Аверьянов. – Слышишь?! Забирай свои вещи и проваливай из моего дома! Думал, что вот так просто заявишься, а я должен буду стерпеть все то, что тебе вздумается мне наговорить? Мне плевать на тебя и на твоего отца. Можешь валить со спокойной совестью и не бояться, что я разрушу твою прекрасную жизнь.