– Насколько мне известно, посещать комнаты друг друга не запрещено. – Морозов задумчиво потер пальцем кожу под губой.
– Я лично с Меркуловым не знаком, но репутация у него достаточно сомнительная. – Андрей чуть поерзал и сел поудобнее. – У него есть определенный круг общения, куда посторонним ходу нет. Евгений не водит дружбу с новенькими. На приветственной встрече первокурсников был небольшой скандал. Меркулов очень агрессивно и вызывающе себя вел, оскорблял младших и издевался над ними. В особенности над стипендиатами. Но Горский быстро замял эту историю. – Аверьянов шумно выдохнул и нервно потер шею. – Короче, ничего такого. Просто я удивился, когда увидел Меркулова на нашем этаже. Вот и все. Я вообще впервые видел, чтобы из этой комнаты кто-то выходил. Впрочем, и входил тоже…
– Окей, – легко согласился Морозов. – Что произошло дальше?
– Я был один в комнате, когда ко мне пришла Василевская…
[Воспоминания в показаниях Аверьянова – 15.02.2023 – Воскресенье – 21:10]
Аверьянов смотрел перед собой почти отсутствующим взглядом и сильнее сжимал пальцы на дверной ручке. Конечности и нутро вмиг похолодели от иррационального страха, а на спине выступила обильная липкая испарина, которая медленно сползала меж лопаток, обжигала ледяным огнем и пряталась в поясничных ямках. Лицо и шею обдало жгучим жаром, и Андрей торопливо приложил к щеке тыльную сторону ладони.
– Ты один? Могу войти? – сухо поинтересовалась Василевская, смотря на Аверьянова снизу вверх.
Андрей провел языком по пересохшим губам и несколько долгих секунд раздумывал, сжимая пальцы на дверной ручке до онемения. Аверьянов не хотел впускать Василевскую и еще больше не хотел говорить с ней, искренне жалея о том, что соседа в комнате не было. Он надеялся, что его просьба, озвученная тогда на крыльце, была услышана. И пусть у Сони были какие-то зыбкие подозрения на его счет, она могла бы просто закрыть на это глаза. Могла бы, но не сделала этого.
– Ты же не хочешь, чтобы я говорила в коридоре? – в глазах Сони читался вызов. – Я могу. Мне несложно.
Аверьянов торопливо шагнул назад, безмолвно приглашая Василевскую войти. Она медлить не стала. Уверенно шагнула в комнату, обвела ее внимательным взглядом и осторожно заглянула в приоткрытую дверь, ведущую в ванную. Никого. Удовлетворительно хмыкнув и кивнув, словно самой себе, Соня развернулась к Андрею ровно в тот момент, когда дверь за ним осторожно захлопнулась.
– Значит, один, – многозначительно произнесла Василевская и скрестила кисти на пояснице.
– Как видишь, – сухо отозвался Аверьянов, прислонившись спиной к двери.
– Ты в порядке? Как себя чувствуешь?
– В-вполне… – неожиданный вопрос Василевской вывел Аверьянова из равновесия. – Почему бы мне не быть в порядке?
– У тебя всегда была жуткая аллергия на глютен. – Василевская как-то странно улыбнулась. – Вкусные булочки на ужин были, правда?
Аверьянов шумно сглотнул. Навязчивое поведение Василевской не оставило никаких сомнений – ему «посчастливилось» встретить именно ту «Сонечку», которая была осведомлена об их семейной драме. Имело ли смысл отрицать и держать оборону? Знала ли Соня наверняка, кто стоял перед ним? Насколько они были близки? Чего стоило ожидать? Каковы будут ее действия, если правда станет очевидной?
– Не знаю, – осторожно ответил Андрей, словно прощупывая почву. – Я их не ел.
Василевская замерла. Смотрела на Аверьянова внимательно и пытливо, словно тщательно раздумывала над своими дальнейшими словами. Просчитывала возможные шаги, взвешивала все за и против. У Аверьянова неприятно засосало под ложечкой от понимания того, что он вляпался в мерзкую историю, глубоко увяз в трясине собственного вранья, из которой уже не мог выбраться.
– Где он? – тихо спросила Василевская. – Где Богдан?
– Не понимаю, о чем ты, – Аверьянов старался не выдать волнение. – Стою перед тобой, как видишь.
– Я знаю, что ты – не он. – Горькая усмешка сорвалась с губ Василевской, и она устало потерла переносицу, приподнимая очки. – Черт! Вы такие разные… Уму непостижимо. В самую нашу первую встречу… – Василевская шагнула ближе. – Это так очевидно.
– Кажется, ты не в себе, – сухо отозвался Аверьянов. – Уходи. У меня нет желания слушать бред перед сном.
Василевская нарочито медленно поправила очки, цепко удерживая зрительный контакт и засасывая в глубину своих васильковых глаз. Спустя мгновение она резко подалась вперед и вцепилась в рубашку Аверьянова. Лихорадочно, не давая Андрею ни секунды на раздумья, она выуживала полы рубашки из брюк. Небрежно сминала тонкую ткань и оголяла выступающие ребра, обтянутые бледной кожей. Неожиданность и абсурдность ситуации ввергли Аверьянова в шок, и он просто не мог заставить себя пошевелиться. О том, чтобы оттолкнуть от себя Василевскую, и речи не шло.
– Ч-что… – с трудом выдавил из себя Аверьянов. Он словил запястья Василевской и мягко сжал пальцы. – Что ты делаешь?!
– Татуировка! – Василевская победно воскликнула и зло посмотрела на Аверьянова из-под очков. – У тебя нет этой чертовой уродской татуировки.
– Боже… – Андрей отпустил руки Василевской и грубо оттолкнул ее от себя. – Звучишь как умалишенная, – прошептал себе под нос, поправляя рубашку. – Я ее свел.
– Свел? Ты ее обожал! Хвастался, что вновь утер отцу нос. – Василевская нервно провела по волосам, убрала прядь за ухо. – Хочешь сказать, что просто взял и изменился за два года? Настолько? У тебя поменялись вкусы, судя по твоей внешности. Да ты… ты даже разговариваешь совсем иначе. Открываешь рот – и словно другой человек.
– Люди меняются.
Андрей с тихим вздохом оттолкнулся от двери, сделал пару шагов вперед, обогнул Василевскую, едва касаясь ее плечом. Спиной он чувствовал пристальный взгляд, выжигавший кожу до самых костей. Но так было чуть легче. Андрей мог лишь догадываться, как выглядел со стороны, ведь контролировать эмоции становилось все сложнее. Особенно в этот момент, оказавшись один на один, лицом к лицу. Андрей не знал, как себя вести и что говорить. Мечтал лишь о том, чтобы Василевская ушла, пока он еще был способен на хорошую мину при плохой игре.
– Аверьянов!.. – привычно тихий и ровный голос Василевской сорвался на сдавленный крик.
Андрей вздрогнул от собственной фамилии, произнесенной вслух. Он не слышал ее уже так долго, что на мгновение она показалась совсем чужой и такой неподходящей для него. Воспоминания накрыли темной холодной волной, словно Аверьянова окунули в чан с ледяной водой и удерживали под поверхностью, не позволяя вобрать в легкие больше воздуха. Пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
– Знаешь, когда я впервые тебя увидела, то подумала… ох… – Василевская нервно сглотнула, – ничего себе, как похожи! Но любопытство было так велико, что я стала приходить чаще и наблюдать издалека. Благо проблем не возникало. Отец был моей инициативе несказанно рад. – Горькая усмешка сорвалась с губ Василевской. – Но нужно быть полной дурой, чтобы не увидеть очевидного.
Меж стиснутых пальцев стало неприятно влажно, сердце глухо и тяжело забилось в груди, а во рту предательски пересохло. Внутренности словно сжали холодными руками, выворачивая… вырывая. Аверьянов не шевелился. Замер безмолвной куклой, не решаясь развернуться и встретить осуждающий взгляд васильковых глаз.
– Ты вел себя тихо, достаточно незаметно, но к тебе все равно придирались другие ребята. – Василевская сделала осторожный шаг вперед, но, заметив, как явственно напряглись плечи Аверьянова, остановилась. – У тебя была дурная привычка: оттягивать рукава, чтобы спрятать кисти. Вот… как сейчас.
Аверьянов и не заметил, как стал расковыривать швейную строчку на расстегнутых манжетах, теребить пуговицу и прятать костяшки под тонкой тканью. Слова Василевской подействовали мгновенно. Андрей торопливо спрятал руки в карманах брюк. Шумно выдохнул носом, крепче стиснул челюсти.
– Я видела и тебя, и Богдана. Вы похожи, но совершенно разные. Послушай, – Василевская дотронулась плеча Аверьянова, но тот резко дернулся. – Я просто волнуюсь, понимаешь? Сначала он воспринял все в шутку. Но спустя несколько месяцев связался со мной и рассказал о тебе. О том, что он узнал. Богдан был взбешен и растерян. Я… я предлагала ему встретиться с тобой и поговорить. Но он очень разозлился на меня. С тех пор мы не разговаривали. Я звонила, но…
Андрей горько усмехнулся. В голосе Василевской было столько тепла и заботы по отношению к его брату, что стало нестерпимо мерзко и больно. Неужели он того заслуживал? Вспоминая образ Богдана и все те слова, что сорвались с его уст в то утро, Аверьянов сильно сомневался в этом.
– Ему совсем не повезло в жизни, – вкрадчиво произнесла Василевская. – Отец никогда не любил его, а мать… – Соня осеклась. – Мачеха умерла, когда он совсем младенцем был. Ему было одиноко. Ему был нужен кто-то такой, как ты. Понимаешь?
– Не повезло?! – Аверьянов резко развернулся, не в силах более сдерживать гнев. – С чем ему-то не повезло?! Чертов ублюдок жил с серебряной ложкой в заднице. И ты мне будешь говорить о его тяжелом детстве? Лучше умолкни!
– Все не так, как может показаться на первый взгляд. Он хороший п…
– Хороший?! – Аверьянов стремительно подошел ближе и схватился за ворот рубашки Василевской. – Я знал его не больше часа, но услышал от него столько дерьма, словно я ему жизнь сломал! Словно он ненавидел меня все свои гребаные годы! Но это не он жертва, ясно?! Не он, а я! – Аверьянов лихорадочно бегал глазами по испуганному лицу напротив. – Высокомерный ублюдок…
– Тебе стоит узнать его ближе и…
– Поздно! – Аверьянов разжал пальцы и зашептал, словно в бреду: – Ближе червей в сырой земле его уже никто не узнает.
– Ч-что?..
Андрей замер, невольно касаясь пальцами своих губ. Слова сорвались так просто и легко, что до его воспаленного сознания не сразу дошел их смысл. Василевская смотрела на него широко распахнутыми глазами и спустя мгновение рьяно замотала головой.