– Шутишь… – Василевская попятилась. – Не может быть… Я срочно должна связаться со Станиславом Иг…
Но не успела Соня договорить, как Аверьянов одним рывком преодолел короткое расстояние, опередив Василевскую, и прижался спиной к двери. Не спеша завел руку за спину, проворачивая замок до характерного щелчка. Недоверчивый, затравленный взгляд, скрытый за чуть запотевшими линзами очков, метался от лица к дверной ручке и обратно. Кожа лица Василевской стала болезненно бледной, практически алебастровой, а на лбу выступили капли пота.
Аверьянов не думал о том, что делал. Не мог трезво оценивать необходимость собственных действий. Разум заволокло багровым туманом, а иррациональный страх стучал по вискам отбойным молотком. Проговорился. Дал волю эмоциям и сам подал себя на стол в блюдце с голубой каймой. Должен был сдержаться, отрицать до последнего, ведь все, чем обладала Василевская, – лишь предположения и домыслы. Не более. Как глупо.
– Ч-что ты с ним сделал? – выдавила из себя Василевская.
– Он сам виноват, – сухо прошептал Аверьянов. – Он это заслужил – сдохнуть, как тварь. Как моя мать.
– Это же… твой брат, – не унималась Василевская, все еще не веря словам Аверьянова.
– Мы не братья.
– Вы могли бы стать семьей и…
– Слишком поздно. – Аверьянов нервно провел языком по пересохшим губам. – Семьей мы перестали быть ровно в тот момент, когда меня оставили одного сгорать в том аду. Родство не делает нас семьей. Он должен был продолжать жить своей шикарной жизнью и не лезть мне под кожу!
– О какой, черт возьми, шикарной жизни ты говоришь?! – Василевская провела рукавом по линзе, лишь сильнее затуманивая взор. – Деньги не имеют значения!
– О-о-о! – Аверьянов искренне удивился и спустя мгновение залился истеричным хохотом, запрокинув голову. – Деньги. Не имеют. Значения, – с трудом выдавил он сквозь смех и вытер выступившие слезы. – А-а-а-а… Фух, рассмешила. Деньги не имеют значения… Так говорят только те, кто в них никогда не нуждался. Такие, как Богдан. Такие, как ты…
– Не говори так, словно знаешь меня, – неуверенно произнесла Василевская.
– Тогда и ты этого делать не смей!
– Это неправильно. – Василевская зажмурилась и рьяно замотала головой. – Ты не можешь просто так присвоить себе его жизнь и делать вид, что все хорошо. Это не игрушки. Он человек. Какой бы ни был. Ты должен признаться… Должен все рассказать и…
Василевская вдруг замолчала и накрыла ладонями голову у висков. Крепко зажмурилась, тряхнув головой, словно отгоняла наваждение. Аверьянов затаил дыхание и внимательно наблюдал за тем, как Василевская пыталась удержать собственное тело на подгибающихся ногах. Спустя мгновение Соня обмякла, тяжелым мешком повисла на руках Аверьянова, которые тот успел подставить в самый последний момент.
– Что за…
Аверьянов пытался поднять Василевскую, но расслабленное тело оказалось гораздо тяжелее, чем он мог себе вообразить. Удобнее ухватившись за подмышки, Андрей не придумал ничего лучше, как оттащить Соню до своей кровати.
– Василевская?.. Черт возьми… – Аверьянов чертыхнулся, забрался на кровать и утянул за собой Соню.
Слабый шорох одежды и тихое сопение Андрея казались оглушительными в комнате, что была пронизана физически ощутимым напряжением. Кровать натужно скрипнула, а матрас прогнулся под тяжестью двух тел. Осторожно опустив Василевскую спиной на покрывало, Андрей торопливо отпрянул. Жуткая паника нарастала стремительной и тяжелой волной, укрывала с головой, утягивала на дно. Ладони нервно скользнули по медным завиткам, стиснули в пальцах волосы у самых корней, вырывая у Аверьянова утробный рык, наполненный дикой, угнетающей болью.
На глазах выступили гневные слезы. Андрей лихорадочно провел манжетами под веками, запрокинув голову. По мерно вздымающейся груди было видно, что Василевская находилась в обмороке. Все мысли Аверьянова занимал диалог, состоявшийся несколькими минутами ранее. Что будет дальше? Он мысленно задавал себе этот вопрос снова и снова, гоняя его под черепной коробкой, как пугливого зайца. У Сони не было никаких прямых и весомых доказательств – лишь догадки, предположения и признание Аверьянова. Но было ли их достаточно для отца? Было ли их достаточно для общественности? Андрей не знал, нашли ли тело брата в квартире, похоронили ли… Может, он гнил на ненавистном потертом линолеуме и разлагался, пропитывая стены зловонным запахом. Отец был богат. Если он хоть на секунду усомнится в подлинной личности любимого сына, то докопается до правды. Вывернет наружу и явит миру ее уродливое лицо.
Коррупционное волшебство. Слова с легким ехидным смешком забились в висках. Неужели все было зря? Аверьянов не отдавал себе отчет, когда его пальцы мертвой хваткой вцепились в мягкую подушку. Эники-беники. Не думал и о том, что будет делать после – лишь навис над расслабленным, совершенно беззащитным телом и всмотрелся в худое лицо. Василевскую нельзя было отпускать, иначе все зря. Значит, вот такой ты человек, Аверьянов? Трусливый и жалкий? Андрей крепко зажмурился, медленно опустил подушку на лицо Василевской и забрался сверху, зарываясь коленями в матрас, сминая под собой темное покрывало. Судорожный всхлип сорвался со рта, и зубы мгновенно сжались на губах.
Аверьянов навалился всем весом на предплечья, крепче прижимая подушку. Не мог заставить себя остановиться, но до одури хотел отдернуть руки и трусливо сбежать. Капкан захлопнулся. Время длилось невыносимо долго и с каждой секундой разрушало Андрея изнутри. Тик-так. Тик-так. На циферблате без четверти десять. Казалось, разум его опустел, как и он сам. Шарнирная кукла в руках собственных страхов и зависти.
Тело под Аверьяновым дрогнуло. Василевская приподняла руки, рассеянно пошарила ими в воздухе и сдавленно замычала. Андрей кожей ощутил вибрацию сквозь подушку и сильнее навалился на нее. Горячие слезы срывались с глаз, разбивались крупными каплями об обнаженные кисти. Сопротивление было слабым, едва ощутимым. А когда оно и вовсе стихло, осознание ударной волной обрушилось на Аверьянова. Обмяк, зарылся лицом в подушку и сдавленно, отчаянно разрыдался, сглатывая соленые слезы и собственные крики.
[Конец воспоминаний]
– Это… – Морозов пытался подобрать верные слова, пока смотрел на заплаканное лицо напротив, – это было опрометчиво.
Аверьянов коротко кивнул, а его нога забилась нервной дрожью. Он барабанил ладонью по колену, другой рукой теребил крупный локон у шеи.
– На тот момент вы же не знали, как поступите с трупом. На что вы рассчитывали?
– Ни на что… Я ни о чем не думал на тот момент, ясно?! – голос Аверьянова сорвался на крик. Он более не мог скрывать эмоции. – Я испугался! До ужаса испугался! Я, черт возьми, был совсем один и не знал, как лучше поступить!
– Например, не убивать человека просто так? – иронично предположил следователь.
– Просто так?!
– Василевская определенно точно не была виновата в том, что с вами произошло. – Морозов тихо вздохнул. – Вы выбрали не лучший путь.
– Не лучший путь? Серьезно?! – Аверьянов залился громким безумным смехом, запрокинув голову, и сполз вниз по спинке кресла.
Морозов перевел напряженный взгляд с Аверьянова на Хомутова. Алексей внимательно смотрел на то ли смеющегося, то ли плачущего студента и брезгливо кривил лицо. Аверьянов ненависти в следователе не вызвал ни на йоту. Но и жалости тоже. Совершенное им – что в первом случае, что во втором – не имело никакого смысла, а главное – оправдания. Аверьянов был эгоцентрично зациклен на собственных проблемах и болезненном прошлом. Был раним и оголен, словно нерв. Обесценивал всех, возводя лишь свои чувства в абсолют. Обиженный и одинокий ребенок.
– Фух! – Аверьянов шумно выдохнул. – Насмешили, Сергей Александрович. Может, я и глуп, но не настолько.
– Именно поэтому решили из-за одного человека, чья смерть наступила по неосторожности – и я совершенно точно убежден, не по вашей вине, – убить другого, ни в чем не повинного? Только в этот раз это было сделано умышленно и именно вашими руками. – Морозов подался вперед и вкрадчиво произнес: – Вы сломали себе жизнь, Аверьянов… Так глупо и безответственно.
– Знаю, капитан, – глухо отозвался Аверьянов. – Знаю…
[Воспоминания в показаниях Аверьянова – 15.02.2023 – Воскресенье – 21:10]
Аверьянов осторожно вышел в общий коридор, подошел к четыреста пятой комнате и, накрыв вспотевшей ладонью дверную ручку, медленно ее опустил. Все происходящее казалось чистым безумием. У Аверьянова не было времени ни на раздумья, ни на какие-то более весомые и рациональные действия. Любой ценой избавиться от трупа в его комнате. Любой ценой… В одиночку Андрей при всем желании не смог бы перенести Василевскую в ее комнату на пятом этаже. Физически невыполнимо. Кроме того, путь был неблизким – его в любой момент мог кто-то увидеть. И тогда… И тогда Василевская умерла зря.
Аверьянов ни на что не надеялся, вторгаясь в чужую комнату напротив, но иного выхода не видел. Дверь прислушалась к беззвучной мольбе и с легкостью поддалась. Андрей осторожно заглянул в образовавшуюся щель и увидел Меркулова, который мирно спал на двуспальной кровати, прижав к животу подушку. Собравшись с духом, Аверьянов нервно облизнул пересохшие губы, шире открыл дверь и заглянул вглубь. Возле окна на полу лежали двое парней: лицо одного из них разглядеть было невозможно – оно скрывалось за темной тканью штор, а второго Аверьянов попросту видел впервые.
Дверь отворилась шире. Андрей стоял на пороге и несколько невыносимо долгих секунд блуждал глазами по неподвижным телам, прислушивался к шумному дыханию. Не решался. Мешкал. Боялся. Он резко развернулся, нервно оглядываясь по сторонам. В общем коридоре стояла оглушительная тишина.
– Черт…
Аверьянов действовал быстро, затолкав рвущуюся наружу саморефлексию в глубины воспаленного рассудка. Вбежал в свою комнату, схватился за углы покрывала, на котором лежало бездыханное тело Василевской, и осторожно потянул.