Святослав надел защитные очки и перчатки, проверил натяжение тетивы и убедился в верности прицеливания. Сегодня он выбрал лук высокого класса из карбоновых волокон, обтянутый кожей ручной работы. Рядом на подставке было несколько стрел с острыми закаленными кончиками, готовыми поразить цель.
Тонкие пальцы крепко обхватили рукоять лука. Правой рукой Горский подхватил одну стрелу и установил ее на тетиву. Посмотрел через оружейный прицел, следя за тем, чтобы стрела находилась в одной плоскости со зрительной осью и не отклонилась в сторону.
Тишина, царящая в тире, лишь усилила звук, раздавшийся, когда Горский начал тянуть тетиву, нацеливаться на мишень в дальнем конце тира. Его дыхание стало ровным, глаза сосредоточились на цели. Святослав медленно отвел локоть назад, удерживая запястье неподвижным. Затем сделал глубокий вдох и выпустил стрелу, расслабив пальцы и отпустив тетиву.
Сильный и точный залп стрелы разрезал воздух и попал в «яблочко».
– Ты сегодня один? – за спиной раздался голос Кауфмана, который все это время ждал выстрела, прежде чем подойти ближе.
– Крадешься, словно мышь, – сухо произнес Горский, проигнорировав вопрос. – Что-то нужно?
– Есть кое-что, что я хотел бы с тобой обсудить.
Кауфман привык к холодной отстраненности Горского и его нежеланию разводить пустые разговоры, поэтому резкий тон не застал его врасплох.
– Что случилось? – обыденно спросил Горский и подхватил пальцами очередную стрелу.
– Это насчет убийства Василевской, – издалека начал Кауфман, встав справа от Горского.
– Боже-е-е, – протянул Святослав и установил стрелу на тетиву. – Меня уже тошнит от этих разговоров. – Слова по смыслу были дерзкими и злыми, но голос Горского оставался все таким же ровным и бесцветным. – Выкладывай.
– Какой же ты циник, – с усмешкой сказал Кауфман. – Помнишь, мы говорили с тобой о двери, которая расположена напротив комнаты Богдана Вишневского? Ну, того, кто труп нашел, – заметив короткий кивок и дождавшись выстрела, продолжил: – Ты проверял, кто там живет?
– Да. – Горский поставил лук на подставку и развернулся лицом к Кауфману. – В списке значится некий Зиновьев, но по факту там пусто.
– Так ты знаешь? – удивился Натан и вздернул брови. – И то, что ключи вот уже третий год сдает и берет Даниил? – заметив озадаченный взгляд Горского, Натан решил пояснить: – Белавин мне рассказал. Он видел списки, когда в прошлом году следил за общежитием вместо Коваленского. Этот Зиновьев был его старшим и сейчас учится на втором курсе магистратуры. Он совершенно точно не может жить в нашем общежитии. В особенности на этаже второгодок.
– Я не хочу вмешиваться в дела Коваленского, – с неохотой ответил Горский, снимая защитные очки. – По всей видимости, он там что-то мутит. И это что-то явно нарушает правила академии. – Горский стянул перчатки с пальцев и посмотрел на Кауфмана исподлобья. – Даже знать ничего не желаю.
– Не похоже на тебя, – Кауфман не мог поверить собственным ушам. Горский, фанатично соблюдавший правила, желал остаться безучастным. – Тебя это не беспокоит?
– Должно? – он расправил рукава рубашки и принялся не спеша застегивать пуговицы на манжетах. – Если мне станет что-то известно, то я должен буду как-то отреагировать. Например, донести до проректоров. Если это что-то серьезное, то Даниилу могут вынести дисциплинарное взыскание, и тогда он лишится стипендии. – Горский сделал паузу, раздумывая. – Или вовсе исключат. Не хочу разрушать его будущее.
– Ты так говоришь, словно тебе уже все известно, – сухо заметил Кауфман, но Горский на это ничего не ответил, лишь отвел взгляд. – Послушай, Свят, меня вообще мало волнует вся эта история. Я Василевскую при жизни не знал, а после смерти тем более знать не желаю. И то, что в этой истории что-то нечисто, не очевидно только ребенку. – Кауфман обреченно покачал головой и облизнул пересохшие губы. – Даже Белавин – простой как пять копеек и просто болван – чувствует, что чертовщина творится.
– Не понимаю, Натан. Что ты хочешь от меня? – устало спросил Горский, разведя руками.
– Следователь не глупее, чем мы с тобой, – продолжил Кауфман свою мысль уже тише. – Он обязательно проверит призрачного жильца этой комнаты, чтобы допросить его в качестве свидетеля. У Даниила могут возникнуть проблемы. Надеюсь, ты это понимаешь?
– Если то, чем занимается Коваленский, не нарушает закон, в том числе уголовный, то никаких проблем следователь ему не доставит. Дела академии следователя не касаются, – Горский посмотрел на Кауфмана пристально и слегка склонил голову набок. – Если там замешан какой-то криминал, то тем более нам с тобой в это лезть не стоит.
– Он же твой друг, Свят… – прошептал Кауфман, провел пятерней по волосам, пропуская мягкие кудри сквозь пальцы. – Не беспокоишься?
– Ты тоже мой друг, Натан, – сухо отметил Горский. – Я отношусь к вам одинаково.
– Но ведь Даниил думает иначе. Ты же знаешь, что он считает тебя близким другом. Он даже учиться поступил сюда ради тебя. Брось, вы дружите с самой школы…
– Почему ты решил, что я должен соответствовать его ожиданиям? – Горский удивленно посмотрел на Кауфмана, вздернув бровь. – Я никому ничего не должен. Чувства Даниила и его особое отношение ко мне – сугубо его проблема. Не моя. Я…
Внезапно Горский почувствовал, что не в состоянии концентрироваться на разговоре. Он смотрел в лицо Кауфману, видел, как шевелились его губы, но ничего не слышал. Жгучий ком застрял в горле, ноги стали ватными, дыхание участилось. Горский сдвинул брови к переносице и крепко стиснул челюсти, пытаясь избавиться от настигшего чувства тревоги. Тщетно. Он собрал последние крупицы самообладания, выпрямился и поспешил покинуть тир, бросив напоследок короткое и бесцветное: «Мне пора».
Глава 8
Март. Год поступления Колычевой
[06.03.2023 – Понедельник – 17:45]
В академию следователь Морозов добрался лишь к вечеру. На часах было без четверти шесть. Вместе с проректором по воспитательной работе они поднялись на четвертый этаж главного учебного корпуса и направились по темному коридору восточного крыла. Морозов спал буквально пару часов за последние сутки: работал над уголовным делом по факту совершения тройного убийства, получив выволочку от руководства по возвращении в следственный отдел после допроса Буниной. Следователь из последних сил боролся с усталостью и сонливостью. Желание упасть и заснуть на холодном полу было столь велико, что противиться ему с каждым шагом становилось сложнее.
Морозов успел заметить, что на двери, которую распахнул проректор, было указано: «Театральная студия I».
– Это репетиционный зал, – пояснил Якунин и обвел ладонью пространство перед собой.
Перед Морозовым предстали поднятая сцена, световое и звуковое оборудование, стойки с костюмами и реквизит. Перед сценой стояли кресла примерно на десять или пятнадцать персон. Следователь не считал – прикинул, доверившись своему чуткому взору. Чуть поодаль было несколько столов и стульев, за которыми сидели студенты и, судя по листам в их руках, обсуждали сценарий.
– Если подняться на сцену и пройти дальше, то можно попасть в гримерку, – продолжил Якунин и жестом подозвал к себе одного из студентов.
– А то, что интересует непосредственно меня…
– Секундочку, – перебил его Якунин и поднял указательный палец, не глядя на следователя. Лишь когда к ним подбежал высокий курчавый студент, проректор развернулся к Морозову лицом: – Это Натан Кауфман, староста факультета. – Морозов лишь слегка кивнул в знак приветствия, не в состоянии проявить больше дружелюбия. – Подскажи, где у вас тут веревки? – обратился к Кауфману Якунин.
– За кулисами, – без удивления ответил Натан. Он ожидал, что рано или поздно следователь бы обратился на факультет в поисках злосчастных джутовых веревок, поскольку отдел материально-технического обеспечения закупал их только для театра. Кроме того, ранее помощник следователя уже ими интересовался. – Я провожу.
Морозов и Якунин проследовали за старостой и неторопливо поднялись по небольшой лестнице, ведущей из зала на сцену.
Сцена оказалась более внушительной, чем могла показаться на первый взгляд. Она была установлена с подъемом около полуметра, а поверхность покрывало лакированное дерево, которое, на удивление Морозова, даже не скрипело под ногами. Металлическая конструкция для размещения театральных кулис и декораций обрамляла сцену. На высоких ригелях были размещены светильники и прожекторы, направленные в определенные стороны, для создания нужной атмосферы и эффекта.
Кауфман приподнял театральную занавесу, которой была прикрыта задняя часть, и жестом пригласил следователя и проректора пройти вперед. За кулисами Морозов увидел техническое помещение с аппаратурой для управления системой, позволявшей поднимать или опускать декорации и другие элементы сцены при проведении спектаклей.
– Правее у нас находится хранилище реквизита, костюмов и других необходимых мелочей, – пояснил Кауфман. – Слева – гримерная. А здесь, – Кауфман отодвинул небольшую занавесу, – веревки.
Морозов подошел ближе к старосте и увидел на полу девять новых мотков бежевого цвета, на каждом из которых висел крафтовый ярлык: «Джут. 10 метров».
– Давно они у вас? – спросил Морозов, но, заметив немой вопрос в глазах старосты, пояснил: – Они кажутся новыми.
– Все верно. Я заказал в отделе материально-технического обеспечения сотню метров. – Кауфман посмотрел на веревки и слегка прикусил губу. – Их принесли около трех недель назад. Может, чуть меньше.
– Сотню? – поинтересовался Морозов, заметив, что десяти метров не хватало.
– Да, возможно, дали лишь девяносто, – безразлично пожал плечами староста. – Правда, обычно такого не происходит, поскольку с финансированием проблем нет.
– Может, десять метров уже использовали? – резонно поинтересовался Якунин.
– Исключено, – помотал головой староста. – Все веревки, установленные на аппаратуре, износились, поэтому я и попросил новые. Мы начали работать над новой постановкой после новогодних праздников. Еще не приступали к декорациям и репетициям.