Если этот хмырь надеялся меня таким образом запугать, то он сильно просчитался. Налоговики, приходящие с проверками, — вот та вакцинация, которой наша фирма удостаивалась с завидной регулярностью. Я вспомнила Джоконду Анакондовну, и на моем лице появилась ее фирменная маска, которая отчего-то сразу жутко не понравилась мессиру. Он скривился.
А я начала как по писаному перечислять пункты, согласно которым случившееся нельзя представить в виде покушения:
— Если учесть, что вы не представились, то классифицировать вас как должностное лицо я не могла, — вещала я, опираясь на Дэна, который опять был в одних обгорелых ошметках одежды. — Во-вторых, имела место быть провокация, послужившая толчком к спонтанному выбросу дара. В-третьих…
Я толкнула речь минут на двадцать, обстоятельно расписав все нюансы того, как можно интерпретировать однозначную, казалось бы, ситуацию. Перечислив при этом с две дюжины пунктов, объясняющих, почему визитер в корне не прав. Когда я закончила, единственный вопрос, который задал мессир, был:
— Дэниэль, напомни еще раз, кто она? С такой извращенной, наглой, юридически подкованной фантазией я сталкиваюсь впервые. Вы, лесса, случаем, не из дипломатической канцелярии? Или из внутренней разведки? Среди своих я вас не припомню. Кто вас готовил? Натаскивал?
Я чуть не ляпнула, что главбух, но вовремя спохватилась:
— Я с отделения няньковедения.
— Что? — не понял собеседник.
— Младенческие колики, мокрые пеленки, груднички… — попыталась я донести до главы шпионского отдела мысль более наглядно.
А он… расхохотался. А Дэн лишь обнял меня сильнее и прошептал на ухо: «Ты ему понравилась».
— Знаешь, сын, — отсмеявшись, обратился к фениксу гость, — кажется, я начинаю понимать, почему ты влюбился. Если женщина ради тебя готова не только умереть, но и расстаться с молодостью и красотой, то твои чувства взаимны.
Он говорил и смотрел прямо на меня. Словно ждал, что вот я всполошусь, поняв: выплеск некромантской силы взял у меня дань. Но старого стратега подвело то, что я душой была не восемнадцатилетней. Это в юном возрасте внешность крайне важна. Когда же обнаруживаешь у себя утром первые морщинки, первые седые волосы, а весы неумолимо показывают, что хоть вес тощей коровы и упитанной газели примерно равен, но ты-то понимаешь, что цифры чем точнее, тем больше врут… Вот тогда-то ты учишься мириться с мыслью, что нет ничего вечного, в том числе и юной красоты, подаренной природой.
И сейчас, очнувшись и увидев краем глаза седую прядь, я приняла это как данность. Так и не дождавшись моей всполошенной реакции, мессир продолжил:
— Дэниэль, найди убийцу, который угрожает наследникам династий. Это будет твое последнее задание. — И уже мне: — Признаться, так сотрудников из отдела у меня еще не уводили. Подкупали, шантажировали, убивали, соблазняли, но угрожать главе тайной канцелярии смертью, если он не отпустит своего подчиненного? Отчаяния и смелости вам, лесса, не занимать.
С этим он пошел к выходу, но на пороге обернулся:
— Я не смог быть тебе отцом. Ни плохим, ни хорошим. Единственное, что я сумел, — однажды подарить тебе жизнь. Теперь я дарю тебе свободу. Не разочаруйте меня вы оба в этом душевном порыве. — Мессир протянул руку и чуть слышно прошептал: — Дэниэль из рода Вердэн, я возвращаю тебе твою клятву.
Он ушел, а Дэн сгреб меня в объятия и спросил:
— Ты правда меня любишь?
— Как будто ты сам этого не понял. — Я прижалась к его груди щекой.
— Я не был до конца уверен. — Сердце стучало гулко, хотя внешне феникс остался невозмутим.
— И все равно собрался жениться?
— У меня был план, как довести тебя до алтаря, на случай, если бы ты оказалась недостаточно в меня влюбленной.
— И какой же?
— Лучше тебе его не знать.
Я лишь усмехнулась. Да, Дэн не из чистоплюев, оттого методы в его «плане» могли оказаться весьма специфические, самый невинный из которых — «скомпрометировал» и «стал отцом», чтобы я точно не отвертелась от предложения руки и сердца. Кстати, о последнем.
— Дэн, а тебя не смущает одна маленькая деталь? Я вроде как пока замужем.
— Она меня не смущает, она меня раздражает, — признался этот несносный сумеречный гончий. — А вот заботит совершенно иное. Наш убийца. И думаю, что сегодня в полдень мы узнаем, кто это.
Энжи, которая все это время мирно сидела в окопе за дверью и наблюдала семейный разговор по душам и пульсарам из-за косяка, пискнула снизу:
— Да ладно, убийцы. Гораздо интереснее, почему на грохот, что вы учинили, не пришел никто из слуг?
ГЛАВА 11
— Что-то ты, дорогая фамильяр, поздно задала этот вопрос, — поддел Дэн крысявку.
— Судя по ухмылке, — не сдалась Энжи, — не поздно, а вообще зря.
— Какая догадливая крыска…
— И все же? — Мне тоже стало интересно.
А феникс… он впервые на моей памяти замялся.
— Рей, понимаешь, — начал он, чуть смущаясь, — ты же некромант, и ничто мертвое тебе не чуждо…
— И? — Кажется, я начала догадываться, куда клонит этот интриган.
— А этот дом достался мне от отца… — тут он запнулся, — вернее, от крауфа Вердэна. Я часто бываю в отъездах, а челядь порой ленива, болтлива и алчна… В общем, у меня в слугах зомби. Только повар — человек, но он — немой.
— И когда ты мне об этом хотел сказать? — проникновенно уточнила я.
Вроде и вопрос невинный, но Дэн прижал меня к себе покрепче, словно я начала вырываться.
— Вообще-то после свадьбы. — И хитрец потянулся за поцелуем, в надежде сбить меня с толку.
Не тут-то было! Нас с Энжи двое. А целовать параллельно еще и крысявку феникс технически не мог.
— То есть если меня захочет поутру покусать какой-нибудь зомби, мне не стоит пугаться? — уточнила голохвостая.
— У меня приличные зомби, и ни на кого они просто так не покушаются, — встал на защиту своих слуг Вердэн, но его голос, в котором слышался тщательно скрываемый смех, выдал его с головой. — А просыпаются каждое утро с деактивацией заклинания стазиса. Так что у нас с тобой еще есть время до шестого удара колокола.
А потом он глянул на Энжи, глаза-бусинки которой светились любопытством профессиональной сплетницы, которая ни за что не покинет спальню, когда там должно начаться самое интересное. На лице феникса отобразилась целая гамма чувств из серии: «Не можешь любить — сиди, дружи».
Дэн таки внес меня в спальню и уже было хотел уложить на кровать, но я заверила, что уже преотлично выспалась, а вот в зеркало бы глянуть не отказалась.
— Ты для меня хороша любая, — словно напутствовал Вердэн.
Я не смогла удержаться и уже из ванной крикнула:
— Даже если твоя пижама с мишками не будет вмещать всю мою раздобревшую на булочках красоту?
После секундной паузы из спальни донеслось мужественное чуть осипшее: «Да». Лишь подивилась богатому воображению феникса. Представить себя настолько аппетитной не смогла бы даже я.
А потом подошла к зеркалу и, решительно выдохнув, подняла взгляд. На меня смотрела хмурая, всклокоченная, плотно сжавшая губы девушка. Абсолютно седая. Ну да, не семнадцать-восемнадцать, а двадцать пять. Невесело усмехнулась: все равно это меньше, чем мой истинный возраст. Вот только, боюсь, следующий подобный выброс силы заставит Дэна поменять свое мнение о том, что я выгляжу слишком молодо для него, на «слишком старо».
Словно уловив мои мысли, в зеркале за моим плечом возникло отражение Дэна.
— Для меня ты никогда не постареешь… Это у меня может зрение испортиться, но не твоя внешность — измениться. — Легкий поцелуй в мою белую макушку заставил невольно улыбнуться. — И все же поспи немного. Еще слишком рано.
В подтверждение его слов меня одолела зевота.
— Умеешь ты уговаривать, — улыбнулась уголками губ.
— Как оказалось, это наследственное, — чуть помрачнел Дэн.
От этого его взгляда мне стало неловко. Да и феникс поспешил сменить тему:
— Во сколько у тебя сегодня занятия, куда отвезти?
— К девятому удару колокола мне нужно приехать к моему ребенку, — сказала, совершенно не подумав.
Дэн словно закаменел, а потом другим, отстраненным голосом спросил:
— У тебя есть ребенок?
— У каждой из курсисток есть ребенок. В приюте. У меня — Бьянка, трехмесячная вампирочка. — Я чуть отстранилась. Реакция Дэна на мою оговорку оказалась типично мужской. Хорошо хоть вопрос был нейтральным, а не традиционным мужским: «От кого?»
— Прости, видимо, события этого утра все же сильно повлияли на мои умственные способности, — сказано было с теплотой и нежностью. — Так что отдохни, пока есть возможность, а мне необходимо уладить некоторые дела.
А потом меня так же ласково уложили в постель, пожелав приятных снов. Но едва Вердэн притворил за собой дверь, как чувство, что этот хитрый лис меня где-то обдурил, накрыло с головой. От того, что я не могла понять, где именно меня провели, как воробья на мякине, я не могла не то что уснуть — даже глаза закрыть.
Энжи, обвив себя хвостом, свернулась калачиком на подушке рядом с моим лицом и, сладко зевнув, вскоре задремала. Я же перебирала все слова, интонации нашего разговора в ванной.
Кругу на пятом до меня дошло, что Дэн не мог не знать о моем расписании, хотя бы приблизительно. Иначе не спрашивал бы про «куда». Только уточнил бы, к какому времени. Ведь занятия всех, кто обучался в академии, должны, по идее, в ней же и проходить. Тогда зачем вся эта столь правдивая игра в неловкость от оговорки, а потом и спектакль, словно ему неизвестно о приюте и детях? Вывод напрашивался один: чтобы я забыла тот главный вопрос, ради которого и затевался разговор.
Я лишь восхитилась и даже тихо присвистнула: ну, жук! Энжи недовольно завозилась, а я, как ни странно, разгадав этот ребус, успокоилась и сама не заметила, как уснула.
Радостный писк пробился к моему сознанию сквозь зевоту:
— Доброе утро!
— Не навязывай свое мнение! — ответила я в лучших традициях бабули, еще не продрав глаза.