Узнать, где его аудитория, проще простого. Решиться на то, чтобы отнести записку, еще легче. У Брайт в крови кипит адреналин, и она вообще уверена, что может теперь делать с Хейзом что угодно. Она уже не видит в нем ни безразличия, ни угрозы и даже знает, что именно он представил, чтобы до нее добраться.
Она видела его взгляды на крыльце – и потом, когда мерзкий Прето толкнул Лю, а потом послал куда подальше. Она знала, что Хейз намеренно коснулся ее рюкзака.
Это странно, но Брайт достаточно того, что Рейв Хейз признает наличие между ними шанса на чувства. А то, что они никак не возможны, уже дело десятое. Потому ей смешно. Она дразнит его, дразнит судьбу и дергает за усы систему с упорством трехлетки, не способной на абстрактное мышление.
Рейв Хейз влетает в библиотеку так стремительно, будто его туда тянуло магнитом. За спиной развевается пальто, хлопая будто крылья, волосы растрепаны – он запускал в них пальцы, пока ждал окончания последней пары. Кажется, чертовски долго ждал. Выглядит непривычно. Хейз должен быть чистеньким, аккуратненьким, а не вот таким растрепанным. Таким он был в нейтральных водах, в их лодке, в единственный вечер, когда было можно допустить все.
Брайт смешно. Она с восторгом смотрит на его решительное выражение лица, горящие глаза и руки, которые уже к ней тянутся. И почти сразу она оказывается в этих руках, они ищущие и горячие, тело пробирает теплом, в венах искрится что‐то похожее на микровзрывы, это все пульсирует и стремится к сердцу, где скапливается, чтобы довести несчастную мышцу до разрыва и последующей остановки.
– Р-р… – начинает он.
– Ты первый начал, – весело предупреждает Брайт, понимая, что говорит ему прямо в губы.
Они кружат, переступая с ноги на ногу, будто дикие звери перед тем, как сцепиться в драке.
– Р-р…
– Мог придумать уже что‐то новенькое! Или покоя не дает наша прогулка? – Еще более веселый тон.
Брайт тоже скучала. Невыносимо! За эти выходные она думала, что с ума сойдет, потому что ощущала полную тишину с той стороны их дурацкой связи. Она так хотела, чтобы Рейв Хейз напомнил о себе хоть каким‐нибудь способом, но все было до жути ровно. Ей тяжко. Ей скучно! Но провоцировать она его не решилась, потому что не хотела ни боли, ни страха. Радоваться нечему, а самый очевидный метод – под запретом из гордости.
Теперь она жадно вдыхает запах его кожи и чего‐то штормового, прекрасного, связанного с самым лучшим в ее жизни. Со свободой, своей стихией, своим миром. Почему Хейз пахнет свободой и домом? Она смотрит в его глаза и пытается пересчитать все оттенки, какими богата радужка, ищет знакомые огненные блики и радуется им, как старым знакомым. Наслаждается его горячими пальцами, впившимися в ее кожу. У нее слабость к ним. И к его аристократическому высокому лбу, на который вечно падает пара прядей, и к волосам, что так отвратительно аккуратно зачесаны назад, в ком угодно другом это до тошноты раздражает.
Брайт лелеяла их последний разговор, развлекалась тем, что просто прокручивала его в голове, и тихонько смеялась. Он просит держаться подальше, да-да, это чертовски логично, но как будто отдает какой‐то заботой. Он все рассказал, пусть большую часть она и так знала. Доверяет. Смотрит обезумевше и горячо, касается. Тянется. Как можно теперь не купаться в этой нежности?
– Что это было со мной? Какие‐то… уколы в сердце. Как ты это делала? Что это было? – быстро бормочет Рейв полушепотом.
– Я же говорила, что придумаю что‐то пооригинальнее.
– Что. Это. Было.
Она пожимает плечами.
– Не знаю.
– Брайт…
Он назвал ее по имени. Он назвал ее по имени! И это было с такой усталой нежностью, что у нее все внутри скрутилось в узел, а в сердцах обоих опять больно укололо.
– Это… ты? Это?..
– Я, – кивает она, и на лице Рейва пробегает тень понимания. Он улыбается, а Брайт с удивлением отмечает, что больше всего это напоминает улыбку победителя.
– Я просто хотел проверить, что ты там… Было слишком пусто в выходные.
– И мне тоже.
Самый странный способ сказать «Я, черт побери, скучал!».
– Я помолвлен. – Слова вылетают просто, даже не нужно с собой бороться и к ним готовиться. – С Шеннен Блан.
Все замирает и трескается, Брайт отшатывается, но с понимающим видом кивает, пряча глаза. Рейв тоже кивает, он не может не сказать это, скрывать глупо. Очень-очень глупо. Лучше сделать это сразу, чем зайти слишком далеко и потом пожалеть. С души падает камень, который нарос так стремительно, за каких‐то несколько часов.
– Это случилось перед первой парой, – поясняет он зачем‐то.
– И ты решил проверить, на месте ли наша связь?
«Наша» – звучит как что‐то общее, только между ними двумя. Их тайна.
– Да.
– Почему ты усомнился в ней? – Голос чуть звенит, и Брайт это не нравится. – Решил, что… – А вот это сказать уже страшно. – Решил, что влюблен в невесту?..
Он долго смотрит Брайт в глаза, даже отпускает ее плечи, чтобы взять в ладони лицо, гладит ее скулы большими пальцами.
– Ревнуешь?
– Как мы оба знаем, ни к чему… связь на месте, раз… ну, в общем, мы проверили ее.
– Ты ревнуешь.
– И что с того?
– Ничего, – улыбается он, глубоко вдыхает, до самого предела, потом медленно выдыхает. – Нет, я не думаю, что влюблен в невесту.
– Зачем тогда жениться… – снова звенит ее голос. Брайт не будет умолять его, ни за что. Но у нее определенно появилось чувство, что Рейв ускользает сквозь пальцы, и ей так невыносимо хочется в него вцепиться, как в последнее настоящее, что у нее есть.
– Не буду объяснять тебе простых вещей. Все дети Ордена должны на ком‐то жениться, чтобы продолжать чистокровный род, и логично, что единственная дочь одного из Пяти выйдет замуж за сына другого из Пяти. Ей просто нужно было выбрать идеального кандидата, и она выбрала меня. Если бы это был Пре-то, или Блауэр, или Хардин, то мне бы предоставили другую невесту.
– Лучше Шеннен Блан, чем… другая?
Брайт делает простые математические расчеты, и ей они совсем не нравятся. Ужасное чувство, зудящее где‐то под лопатками, пониже сердца, когда чего‐то и хочется, и нельзя даже хотеть. Нельзя даже просто спрашивать «можно?».
– Опять ревность? – Он снова смотрит с торжествующей улыбкой, и, хуже того, в глазах чистый восторг. Рейв Хейз ликует просто оттого, что видит ревность Брайт Масон. Абсурд. – Что ты хочешь услышать от меня? – Его голос слишком теплый и умоляющий. – Что лучше бы это была ты?
Опять укол в сердце – и такой силы, что оба вздрагивают, переглядываются. Рейв улыбается, Брайт краснеет.
– Что ты представляла, чтобы этого добиться? – улыбается он.
– Это просто экстрасистолия. Кофе перепила.
– Какая чушь. – Опять нежность в голосе, да сколько можно? Он издевается самым потрясающим способом.
– Что ты хочешь услышать от меня? Что я представляла, как ты меня целуешь? – вторит ему Брайт.
Опять уколы, чрезвычайно приятные и горячие.
– А у тебя экстрасистолия от моих поцелуев?
– Нам же нельзя целоваться, – хнычет Брайт, вцепляясь в его пальцы и прижимая их к себе крепче.
– Нельзя, – кивает он.
– Ты помолвлен. Невесту свою целуй! – Она скользит вниз по его рукам, царапает, добирается до плеч и сжимает их.
– Может, мне в нее еще и влюбиться?
– Да, давай, прошу тебя. – Она закрывает глаза, и Рейв уже просто физически не может оставить эту кульминацию без полагающейся ей разрядки. Взрыв обязан случиться. Было бы глупо и грешно пропадать такому красивому моменту, созданному для поцелуев.
Раз. И их губы сталкиваются.
Два. Сталкиваются уже языки.
Три. Спина Брайт прижата к только-только появившимся в библиотеке стеллажам.
Четыре. На пол падает пальто Рейва.
Пять. Пальцы Рейва под футболкой Брайт.
Шесть. Она обвивает Рейва руками, ногами, сжимает коленями его талию.
Семь. На пол падает несколько книг.
Восемь.
– Да твою ж мать, Масон… – рычит ей в губы Рейв. – Почему ты меня не слушаешь?
– Ты сам…
– Знаю. Знаю.
И снова считалочка с самого начала.
Раз. Губы.
Два. Языки.
Рейв испытывает острый приступ экстрасистолии, когда Брайт запускает руки ему под водолазку и царапает спину.
– Нет, нет, нет, – рычит ей в губы, а все равно они в четыре руки эту водолазку стягивают, и все становится совсем паршиво, потому что футболка Брайт – одно название, она свисает с одного плеча, обнажая ключицы, и теперь этот тонкий хлопок – единственная преграда между двумя телами.
– Так прекрати, если нет, ну? – Она подначивает, совершенно бесстрашно сжимая его в объятиях еще крепче.
– Глупая. Какая же ты глупая, Брайт Масон. – Губы так идеально сталкиваются, что оба срываются на стон. – Ты делаешь только хуже.
– А ты позволяешь, – мурлычет она.
– Знаю, – обреченно шепчет Рейв, подхватывает Брайт под бедра и несет к письменному столу. – Знаю… Сопротивляться будешь?
Момент слишком искрящийся, чтобы оба позволяли себе хотя бы дышать. Брайт даже не кажется, что она сейчас должна о чем‐то думать. Все потом, потом. Она тянется к Рейву и не успевает сама поцеловать, а он уже на нее набрасывается и тянет вверх бесполезную футболку. Юбка задирается и оголяет бедра, по ним тут же пробегают кончики слишком осторожных, трепетных пальцев. Следом за пальцами мурашки, будто гончие за лисицей.
Оказывается, что, если расслабиться и откинуть голову, позволив губам Рейва целовать шею, – будут новые уколы в сердце. И еще. И снова. Разной силы. Нежные и агрессивные. Осторожные и совершенно безжалостные. Его рычание и ее стоны – потрясающей красоты мелодия, оба захлебываются в ее звучании.
Если прижаться чуть крепче друг к другу, тела сами все сделают правильно, и будет хорошо. Просто нужно довериться. Это проще, чем Брайт думала.
– Последний шанс. – Он кусает мочку ее уха.