Академия Весны — страница 36 из 60

Тело Брайт простреливает от макушки до самых пяток, обливает горячей волной. Хорошо. Как же это хорошо, до застрявшего где‐то в горле вдоха, до звезд из глаз.

– Это только начало. – Его шепот греет изнутри, руки – снаружи.

Брайт совершенно не готова думать, она хочет еще ощущать эти крошечные уколы, которые покинули сердце и теперь порхают по всему телу, ныряют в волосы на голове, щекочут пятки, ранят подушечки пальцев и концентрируются в губах.

– Хочу кульминации… – последнее, что она говорит более-менее осознанно. Почему‐то потом все совершенно теряет смысл, а библиотека будто снова пылает.

Глава тридцать втораяДоверие

ДОВЕРИЕ

Уверенность в ком‐либо, чем‐либо.

– Что ты чувствуешь? – вопрос касается макушки, скользит по шее, по плечу, а потом рассыпается на руке.

– М-м? – Брайт лениво поворачивает голову и приоткрывает глаза. – Что чувствую?.. Внутри или снаружи?

Рейв смотрит на ее лицо и не хочет отвечать. Хочет смотреть. Губы опухшие, искусанные. Щеки пошли красными пятнами, глаза блестят, ко лбу прилипла прядь волос. Шея покрыта следами его укусов, поцелуев. В комнате пахнет Брайт. Подушки, одеяла и простыня пропитались пряной макадамией.

Все случилось здесь, в спальне дома У-3, а не в грязной закопченной библиотеке, и Рейв этому невероятно рад. Теперь он может в деталях смаковать произошедшее, каждый раз засыпая на постели, где прошла его, пожалуй, лучшая и самая насыщенная на эмоции ночь.

Он сам остановил то безумие, что началось на пыльном столе. Молча натянул водолазку. Протянул Брайт футболку, а она отпрянула и стыдливо опустила голову. Рейв практически видел, как стремительно остывает ее тело, до этого пылавшее с такой отчаянной силой, что это сбивало с ног и мешало контролировать и без того сложную ситуацию.

Она оделась, спрыгнула со стола, натянула куртку, схватила рюкзак и бросилась к высоким дверям, но не успела дойти, как оказалась в его руках. Рейв уткнулся в сгиб ее шеи и целовал так долго, шаря руками по животу, бедрам и шее, что она опять потерялась. За секунду вернулась к прежнему состоянию.

– Не здесь, – шепнул он.

Она молча кивнула, коварно улыбнулась, словно сама все решила и теперь манит его за собой, чтобы совершить как минимум страшный грех. «Сирена…» – с горечью подумал он, чувствуя себя обезумевшим от ее песни моряком, готовым идти на дно вместе с экипажем. Они вышли на крыльцо, Брайт огляделась по сторонам и… исчезла черным туманом, только крылья зашуршали над каменным зданием Академии.

Рейв еле держался, чтобы не бежать, а когда влетел в свою комнату, задохнулся восторгом. Она тут. Не обманула своей коварной улыбкой и правда пришла. Вот она, стоит у окна, в этой огромной кожанке, в нелепых шипованных ботинках.

– Ты тут… – зачем‐то выдавил он.

– Не верил?

Он засмеялся, запустил руки в волосы, прижался спиной к закрытой двери и склонил набок голову, изучая застывшую у окна фигурку. Длинные волосы, доверчиво опущенные плечи, искусанные красные губы, влажные сверкающие глаза. Иллюстрация доверия, соблазнения и нежности. Брайт скинула рюкзак, который почему‐то остался при ней, и мысль «Как, черт побери, работает эта ее магия?» была последней не относящейся к делу.

За спиной Брайт разгорался фиолетовый, как черничное мороженое, закат. Ее волосы сияли розовым, совсем как тогда, под водой. А она, глядя Рейву в глаза, скинула куртку, и та упала прямо к ногам. Он стянул водолазку и дернул бровью: мол, что дальше? У обоих на губах задрожала улыбка.

Брайт сняла ботинки и присборенные на икрах, сводящие Рейва с ума бордовые гольфы. Чертовски медленно ее пальцы коснулись края футболки, Рейв задержал дыхание. В животе сладко заныло, в горле пересохло, сердце пропустило удар. Рейв запрокинул голову, прижавшись к двери затылком, глядя на Брайт сквозь полуприкрытые веки. Она провела по животу кончиками пальцев, задирая футболку, хитро улыбнулась, склонила голову набок. Рейв вытащил ремень из шлевок и бросил на пол.

Брайт сняла футболку и расправила плечи, села на подоконник, закинула ногу на ногу. Как тогда, на борту лодки, но теперь не прикрываясь, не прячась. Наглая девчонка с самоуверенной усмешкой. Рейв покачал головой: мол, во что ты играешь? А она дернула плечом: мол, тебе же это нравится.

Он оттолкнулся от двери, сделал к Брайт шаг. Она расстегнула молнию на юбке. Провела пальцем по бедру вверх, задирая край. Вскинула брови, намекая на следующий шаг. И Рейв, послушно приняв правила игры, скинул ботинки, носки, брюки. А потом в два шага оказался рядом с ней, без церемоний провел руками по ее бедрам от коленей, развел их и потянул на себя.

– Поверить не могу, – шепнул Брайт в губы, а потом поцеловал глубоко и яростно, до боли в челюсти, запрокинув ее голову так, что заныла шея, сжимая ее волосы на затылке так, что Брайт бы и не вывернулась, даже если бы захотела.

Пока закат пылал за окном, смешивая фиолетовое и розовое, заволакивая небо тучами и разгоняя их, спорящих с желтой луной, Брайт и Рейв безумно целовались, раздевались и цеплялись друг за друга. Простыня остудила кожу Брайт, и на секунду прояснились мысли. Пауза.

– Ничего, – ответила на немой вопрос Брайт и в доказательство слов потерлась носом о его щеку. Он кивнул. Губы тронула нервная улыбка, он прикрыл глаза и прижался лбом к ее лбу. Тихое «Тсс», будто оно могло что‐то изменить. – Поцелуешь меня? – немного жалобно спросила она, даже не ругая себя за этот тон.

– Тысячу раз, хочешь? – рассмеялся он и поцеловал.

Ровно тысячу раз.


Теперь они лежат рядом, окруженные теплом и запахами друг друга, Рейв прижимает Брайт к себе, прячет нос в ее волосах, касается грудью ее спины, рука на ее животе, водит пальцами вверх-вниз, чертит кресты и квадраты.

– Я думала, парни не любят говорить о чувствах, – смеется Брайт. – Чего молчишь?

Рейв целомудренно, насколько это возможно для двух обнаженных людей, целует ее щеку и улыбается.

– Вдруг расхотел говорить.

И продолжает изучать ее лицо. И гладить живот. И прижиматься грудью к ее спине. Брайт отворачивается и снова закрывает глаза.

– Я чувствую спокойствие, тепло и безопасность. Я в безопасности.

Она ерзает, устраиваясь удобнее.

– Ты доверяешь мне?

– Да.

– Почему?

– Худшее, что ты можешь сделать, – убить меня. Верно?

– Худшее? А лучшее?

– Не убивать.

Она пожимает плечами, открывает глаза и смотрит в окно. Там ночь, тишина.

– Расскажи мне. Почему, когда ты становилась сиреной, одежда исчезла, а когда птицей – нет. – Он хмурится, а потом оба начинают хохотать. Это очень странно – так неожиданно менять тему разговора, но оба вдруг чувствуют, что спадает напряжение.

– Просто птичью сущность я лучше умею контролировать. – Брайт пожимает плечами, перекатывается на спину и смотрит Рейву, нависшему над ней, в глаза. – Стать птицей – просто, а чтобы стать сиреной, нужен водоем, и не пресный. Я вообще не особенно хорошо разбираюсь, нет учебника для начинающей сирены, но птицу я контролирую хорошо, многое пробовала, однажды научилась перевоплощаться в одежде. О сирене я очень многого не знаю и, как правило, совсем теряю связь с Брайт, превращаясь в нее. Птица тоже подвержена инстинктам, но я могу ей и не уступать.

– Значит, когда ты говорила, что я могу доверять сирене, ты на самом деле не могла быть уверена?

Лицо Брайт становится сначала виноватым, потом хитрым:

– Я была почти уверена…

– …Почти?

– …Почти – это очень неплохо! Лучше, чем ничего!

– Разве что, – усмехается Рейв.

– Мне кажется, что ты понравился сирене…

– А Брайт? – Он почти мурлычет, склоняясь к ней и целуя щеки.

– А Брайт… просто решила тебе отдаться от скуки, неужели не очевидно? – мурлычет в ответ она.

Их взгляды пересекаются, и температура между ними уже совершенно иная, чем секунду назад. Сказать о произошедшем вслух так же фатально, как заговорить о симпатии.

– Ты что‐нибудь чувствуешь? – напряженно спрашивает Рейв, ища ответ в глазах Брайт до того, как она его произнесет вслух.

– Ты о…

– Да, я о чертовых чарах Фиама.

– Я… не знаю. Мне хорошо, мне спокойно, во мне много всего, и я… не знаю, что именно тут твое… Неужели мы не поняли бы, мы же не говорим о…

Она сначала теряется, а потом сжимает губы и говорит совершенно другим, более холодным тоном:

– Речь же шла только о влюбленности? Чары предполагают, что влюбленность – это не любовь?

– Да. Чары предполагают именно это.

– Если связь пропадет… значит, между нами просто влюбленность, да?

– Да.

– Но сейчас мы об этом не говорим?

– Не говорим.

– Мы просто спустили пар, это не значит так уж много, да?

– Да.

– Мы накрутили друг друга, завели. Это все было…

– …ошибкой? – После этого слова температура падает окончательно и лежать рядом обнаженными становится совсем неуютно, а простыни кажутся теперь остывшими.

– Нет. Необходимостью.

– И тебя не смущает, что ты отдала в жертву необходимости свой первый раз? – усмехается Рейв, уводя тон беседы в прежнее ледяное безразличие.

– Это моя забота, а не твоя. – Брайт, фыркнув, ломается, совсем как раньше. Будто они ссорятся посреди коридора, а не в постели.

– Мы все усложнили и…

– Стой. – Она перебивает его первой, прижимает пальцы к его губам и качает головой. – Вот именно. Мы сами усложнили. Мы же можем этого не делать, так? Почему бы просто не сделать вид… что в нашей ситуации это… – Она морщится, и Рейв еле держится, чтобы не завопить: «Да кого ты обманываешь!» – …в нашей ситуации это нормально? Да, мы постараемся избежать…

– Не хочу! – перебивает Рейв и смотрит на Брайт так серьезно и строго, что она таращит на него глаза, не веря своим ушам.

– Что?..

– Не хочу избегать, надоело. – Он пожимает плечами. – Если это так нормально, то зачем делать вид, что мы не…