Старичок, оказался довольно сильным и ловким. Дяденька подкрался сзади и сделал подсечку, от которой я повалилась прямо на кровать. Благо стояли мы недалеко от неё. Дедуля тут же прыгнул следом, прижимая меня к ней. Взвыла. Это было очень больно, пусть и щуплое тело, с размаху да по ноющим рёбрам. Интересно, как синеглазка пережил моё на него приземление притом без последствий? Прыть-то после такого проявлял же какую! А мне весь воздух из лёгких выбило. Задохнулась от боли и сильно прикусила язык. Случайно получилось. Добавило заоблачно отвратительных ощущений, ничего не скажешь.
Попыталась спихнуть дедулю с себя. Вот повезло же нарваться на сексуального маньяка! Старик, а прыти даже больше, чем в синеглазике! Дедуля не спихивался. А владелец дома просто стоял, и наблюдал с плотоядным выражением лица. Что-то мне подсказывает, что после того, как дедуля лишит меня невинности, к продолжению банкета приступит дяденька. Что пугало неимоверно! Что за место такое! Почему тут все какие-то неадекватные и плохие? Впрочем, Пашку тоже адекватом не назовёшь.
— Помогите! — крикнуть удалось только один раз.
Пыхтящий дедок, пытающийся задрать на мне юбку, ударил меня по щеке со всего размаху. Из глаз, казалось, посыпались искры. Мелькнула мысль, что у меня есть все шансы сравняться проблемами с прикусом с двумя этими насильниками.
Вертелась как могла, было довольно больно и обидно. Ну почему последнее время все мужики возле меня себя как маньяки ведут? Я же вроде скромно одета. Грязна сейчас, и вся в синяках. На голове чёрте что! И сама по себе не королева красоты! А ведут себя так, будто я как минимум голая Дита фон Тиз, сидящая в бокале, заполненном под завязку афродизиаками!
— Ненавижу! — выдохнула с трудом и закрыла глаза, чувствуя, как изнутри растёт нечто непонятное, готовое выплеснуться наружу.
Оно словно просилось. Ну пусти меня, пусти. Разреши… И мы им покажем. Подчинилась этому странному ощущению и распахнула глаза.
— Иди ко мне, сладкий… — протянула томным голосом. — Ближе, ближе. Прижмись… Вот так. Посмотри мне в глаза, мой хороший, — слова получались тягучими и говорила я их нараспев, мягко, сладко, так, как никогда раньше не умела. — А теперь. Слезь с меня.
Эти слова оказали на дедка странное действие. Он заскулил, как побитая собака и прижался ко мне сильнее. Вот прям как к маме родной прильнул. Обхватил руками и ногами, весь сжался и счастливо закрыл глаза. Хм? И что я не так сказала?
Божий одуванчик перестал правда пытаться совершить действия насильственного характера. Но и слезать с меня не спешил, вдруг воспылав любовь к лежанию щекой на моей груди. Мужик, который так и стоял возле кровати, выглядел просто ошарашенным. Но вмешиваться не спешил, с опаской поглядывая на меня.
— Слезь с меня! — попробовала приказать ещё раз.
Эффект это имело странный. Дедуля прижался ко мне ещё сильнее и посмотрел мне в лицо умильными глазами, и всё это, не отрываясь щекой от моей груди. Изогнулась, чтобы разглядеть получше, что происходит. И попыталась приподняться. Старичок снова заскулил. И, кошмар какой, заплакал. У них тут что? Повальный сексуальный голод у всех? Лет двадцать не имел возможности? А теперь, когда дорвался, его лишили конфетки, и он расстроился, да? До слёз? Истерить будет, интересно?
Шмыгнула носом и сердито посопела. Дискомфорта дедуля доставлял мне достаточно. Тело так и продолжало болеть. А тут ещё и он сверху пристроился. Организовал тут бутерброд, понимаешь.
Кряхтя и шипя от боли, приподнялась ещё сильнее, заставляя старика таки отцепиться от меня. Интересно, этот эффект повышенного обожания ко мне любимой ещё долго длиться будет? И как сбежать от того, кто, стоило мне сползти с кровати, тут же схватился за мою руку, и как дитё неразумное, собрался ходить так следом за мной?
— Мне больно, — сказала капризно. — Отпусти руку, — и сердито глянула на дедулю.
Тот заскулил и только крепче схватился за мою ладошку.
— У-у-у, — протянула я, из глаз полились слёзы. — Больно!
Попыталась аккуратно вытащить руку из захвата. Но не получалось. Божий одуванчик местного разлива вцепился как тот клещ.
— Помоги, видишь, проблема? — обратилась к хозяину домишки.
Тот отшатнулся от меня с выражением ужаса на лице. Его так перекосило, что показалось, сейчас просто удар хватит, болезного. Эти братья по челюсти какие-то совсем неадекватные стали. Когда изнасиловать пытались, их поведение хотя бы было понятным. Мужики дорвались до бесплатного тела. А тут? Что с ними?
— Отцепи его от меня! — в моём голосе проскользнули истеричные нотки.
С угрозой посмотрела на владельца этой халупы. А потом энергично дёрнула рукой, пытаясь отвязаться от старикана. Кажется, господин лысый догадался чего я от него хочу. Потому что с опаской приблизился, и кося настороженным глазом, стал по одному разжимать пальцы старикана. Тот скулил, ни в какую не хотел отцепляться. Но, совместными с лысым усилиями мы справились.
Дедуля снова заплакал. А до меня стало доходить. Старичок не мог понять, чего я от него хочу. Ведь я не знаю его языка, а он моего. Вот и получился странный эффект от того, что что-то глубинное решило выплеснуться из меня. Или я чего-то недопонимаю? Может, есть что-то ещё, чего я не учитываю? Как бы там ни было, а с дедулей что-то нужно было делать и срочно.
Вместо меня проблему решил дяденька хозяин дома. Обхватив старика руками со спины, подталкивая его всем телом, он стал вытаскивать сопротивляющегося изо всех сил дедулю из комнаты.
Вот и ладненько. Вот и прекрасненько. Пока они заняты друг другом, мне бы стоило подумать, как воспользоваться моментом и ускользнуть. Настороженной мышкой следила за тем, как они выходят. И для меня стало совершенной неожиданностью то, что дяденька на время отпустил старикана, изогнулся гибким, змеиным движением и молниеносно захлопнул дверь. Не поняла? Какого фига?
*перевод разговора:
— Чего?
— Девушку нашёл. Нелегалка.
— Без метки. Служанку. Ты искал.
— Подранная. Не нуждаюсь.
— Возьми. Комната и она нужны. Потом возьми. Трахну. Больше ничего не надо. Только трахну. Потом делай что хочешь.
Глава 8. Обживательная
«Ты никто, если не умеешь копить мысли»
Записки на полях конспекта авторства Яны Неразумной
Первым делом подумала про окошко. И повернулась спиной к двери. Окошка в комнате не обнаружилась. В пылу битвы за свою девичью честь даже не успела этого заметить. Значит, через окно не сбежишь. Остаётся дверка.
Рассматривала её долго, как какое диво дивное, так как не знала, как к ней подступиться. Дверь как дверь. Деревянная. Выкрашена безрадостной серой краской. Ручка даже имеется, обыкновенная такая. Изогнутая и с двух сторон привинченная к двери.
Дёрганье ручки с наскоку ничего не дало. Заперто. Этого и следовало ожидать. Как поворачивался ключ в замке слышала собственными ушами. Присела на пол. Чтобы замочную скважину было лучше рассматривать. Замок, как замок. У меня похожий у бабушки в квартире, на двери в кухню. Не знаю зачем ей такой замок, который родом из советского прошлого, было оставлять. Я вот даже не знала, как можно было назвать ту штучку, которая вертелась вокруг штырька и прикрывала замочную скважину. Отодвинула эту штуку и попробовала рассмотреть, что можно было бы сделать.
Если бы моя сумка была со мной, могла бы из косметички дорожную пилочку достать и использоваться. Вдруг получилось бы? Хоть и не умею замки отрывать пилочками. Но, может это не так и сложно? Повздыхала об утерянных сокровищах и попробовала поискать внутри себя того, кто надоумил меня разговаривать со стариканом таким томным тоном. Вовремя этот некто вмешался.
Но внутренний голос молчал. Полностью затихнув и не думая показываться на свет. Плохо, самой мне не придумать способа вывернуться из ловушки. Остаётся только надеяться, что, когда дяденька вернётся и, как и старикашка попробует до меня домогаться, внутреннее я вспомнит, как правильно томным голосом разговаривать.
Приуныла, самочувствие становилось всё хуже, тело вспомнило о том, что только недавно мы пережили с ним на пару приключение, которое привело к получению мною боевых ранений.
Поднялась с пола и присела на краешек кровати. Посмотрела на свою ладонь и шмыгнула носом. Рана выглядела всё так же устрашающе. И, кажется, начала воспаляться. Обработать бы чем-нибудь.
Именно в этот момент повернулся ключ в замке и дверь открылась. Настороженный хозяин дома вернулся, и я хмуро глянула на него из-под бровей, опасаясь очередной подлянки.
Мужик поразглядывал меня и подошёл поближе. Инстинктивно отодвинулась от него подальше, сместившись влево на кровати.
— Лапа, — произнёс он.*
Это он меня лапочкой называет, что ли? Интересное начало разговора. Это он к чему? К моему побитому виду? Или к испачканной одежде?
Дальше разговоры говорить он не стал. Быстро подошёл ближе и положил мне на колени маленький ящичек.
— Мне? — изумилась этому поступку.
Он мне что? Взятку даёт? Задабривает? Так тронули душу слёзы дедулечки? Сразу стал сердобольным и готовым идти на дружелюбный контакт? Чудодейственное средство, эти дедкины слёзки. Пронимают, видимо, до печёнок.
— Лапа тэйк, — снова сказал он. **
Похлопав на него глазами, решила плюнуть на его поведение и полюбопытствовать, что это такое мне дали. Здоровой рукой подняла ящичек и повертела его перед глазами. Похож на крошечную расписную шкатулку. По подарку прошла рябь, и он стал истончаться на глазах.
— Что за хрень? — спросила поражённо у дяденьки, почувствовав, что голову стало ломить сильнее чем раньше в разы.
Застонала и попробовала сбросить подарок с руки. Но он прилип и отлипать не хотел. Прикрыла глаза, пытаясь справиться со вспышками острой боли, которая пронзала виски раскалённой иглой. Бойтесь данайцев дары приносящих. Кажется, это был тот самый случай.