— Так почему же вы сами… — начал было кандидат наук, но бригадир не дал ему договорить.
— А, может, я ее наказать хочу? — он гордо откинул с глаз цыганский чуб. — Пусть знает, что любовь зла! Короче… — Станислав вынул еще один маленький листок, на этот раз из заднего кармана брюк, — бери! Владей!
Это была фотография Лидочки Паркан. Куприянцев сразу узнал ее темную челку и блестящие глаза-вишенки, всегда широко и наивно раскрытые, словно в легком удивлении.
Именно этот невинный взгляд и поразил Александра Ивановича больше всего, ибо Лидочка была на фотографии абсолютно голой, да еще и в крайне вызывающей позе.
Куприянцев облизал пересохшие вдруг губы, но рот закрыть забыл.
— Ч-что это?! — прошептал он едва слышно, на вдохе.
— Не видишь, что ли? — отозвался Станислав. — Дама пик.
Тут только Александр Иванович обратил внимание на черные значки по углам фотографии и понял, что держит в руке игральную карту, а точнее — любительскую фотокопию с игральной карты самого возмутительно-порнографического содержания.
— Ффу ты, черт! — он помотал головой, стряхивая наваждение. — Мне вдруг показалось… что это она!
— Кто — она? — Станислав крепко ухватил его за руку и повернул фотографию к себе. — Лидка, что ли? Хм. Да, что-то общее есть. В коленках. Но это не важно. Главное, чтобы по масти подходила!
Александр Иванович и сам теперь видел, что девушка на карте только отдаленно напоминает Лиду Паркан. И чего вдруг примерещилось?
«Может быть, я, правда, в нее влюблен? — подумал Александр Иванович. — До сих пор ведь помню, как тогда, на новогоднем вечере в лаборатории, она посмотрела на меня через стол огромными своими глазищами, взмахнула ресницами и сказала: «Передайте хрен!». Очень, очень миленькая девушка! Да и тема весьма перспективная. Только как же все это устроить? Нет, невозможно!»
Куприянцев вздохнул, стараясь вернуть мыслям трезвый скепсис, но слова бригадира, веские и уверенные, уже растревожили душу будущего доктора наук.
— Так вот, — продолжал между тем Станислав, — Дома подержишь карту над свечой, наколешь булавкой в четырех местах и сунешь под матрас. Перед сном не забудь навернуть стакан сметаны, орехов грецких хорошо, петрушки пучок…
— Для чего это? — Александр Иванович с трудом оторвался от сладких мечтаний.
— Для стати мужицкой. Чтоб во сне не оплошать. Как ляжешь, представляй себе в мыслях Лидочку и повторяй: «Паркан, Паркан…» Да смотри! Спать нужно на животе. Повернешься на спину — все дело испортишь!
— Что это еще за дело — на животе? — не понял Куприянцев.
— Наше дело. Колдовское!
Станислав поманил Александра Ивановича пальцем и, наклонившись к самому его уху, тихо произнес:
— Я ведь открыл тебе великую тайну Удаленного Соития. Ты теперь Посвященный, а в руках Посвященного — страшная сила!.. Ну, то есть не в руках, а в этих… ну, разберешься, короче. Но самое главное — ты становишься одним из нас! — голос Морока разросся и зазвучал на весь зал, как в храме. В воздухе пахнуло серой. — Отныне нарекаю тебя Адептом десятого круга! Добро пожаловать в Армию Тартара! Ха-ха-ха!
Эхо громового хохота прокатилось по залу, взметая пыль, и затихло вдали.
— А ну, дыхни, — вдруг спокойно сказал Куприянцев.
— В смысле? — Станислав был удивлен не столько словам, сколько этому приказному тону.
— Дыхни, говорю! — грозно надвинулся Александр Иванович. — Чем это от тебя прет?! До чертей зеленых докатился, бригадир?! Бригаду за мухоморами в лес посылаешь, шаман хренов?!
На Куприянцева страшно было смотреть. Глубоко уязвленное его самолюбие наливалось гроздьями гнева, готовыми лопнуть и обварить Станислава кипятком.
— Ты чего, Иваныч?! — опешил Морок.
— Попрошу мне не тыкать! — взвизгнул Александр Иванович. — С вами по-доброму, видно, нельзя! Вы на шею сразу садитесь! Я-то, дурак, думал, у нас доверительный разговор, общие интересы… а он мне — картишки под матрас! Не комсомолец, а гадалка вокзальная!
— Ну, это вы зря, — обиделся Станислав, — говорю же — дело верное…
— Что дело верное?! — совсем взбеленился Куприянцев. — Булавками в картинки тыкать?! Вы мне еще помолиться предложите!
— Никогда! — бригадир замахал руками. — Но… погодите… вы проверьте сначала, — повторял он в некоторой растерянности. — Попробуйте! Честное слово — все получится!
— Я вам не Коромыслыч! — кипел Александр Иванович. — Я серьезный ученый! Ничто на свете не заставит меня проделывать ваши карточные фокусы! Вы еще за порнографию ответите! Да! Да! Мы и об этом поговорим! Только в другом месте!
Он круто развернулся и направился к выходу из пультовой.
Морок глядел ему вслед с удивлением и даже с некоторой долей уважения.
— Зря вы отказываетесь, — вздохнул он, — ведь все Шамшурину достанется.
Куприянцев остановился на пороге и бросил на бригадира высокомерный взгляд.
— Шамшурин — враг. Но истина — дороже! — гордо произнес он. — Да! И чтобы завтра же были сварщики! С утра чтоб работали!
Морок плюнул с досады.
— Да где я вам возьму их, сварщиков?! Да еще с утра!
— А это меня не касается, — отрезал кандидат наук. — Хоть из-под земли доставайте!
Станислав остался один.
— Фанатики! — прошептал он, глядя в опустевший проем двери. — Как засядет в мозгах диалектический материализм, так хрен вытравишь!
Он вернулся на крышу, где застал всю бригаду в сборе. Даже Коромыслыч, успевший нанизать грибы на нитку и развесить их в будущем кабинете директора, попыхивал цыгаркой, как ни в чем не бывало, будто это и не он попался на глаза начальству с тачкой грибов.
— Ладно, — сказал Морок. — Кончай ночевать! Сима, Гаврик, разберите опалубку и переставьте леса под сварные. Да слани еще одни положите, чтоб не корячиться там! Я вечером проверю.
— А вы куда, Станислав Сергеевич? — спросил преданный Гаврик.
— Куда! — сердито передразнил Станислав. — Еще один нашелся — кудахтор наук!.. В Управление поеду, сварщиков выбивать. Все, братва, халява кончилась. Вкалывать начинаем…
Разболтанный ЛАЗ, курсировавший между стройплощадками будущих институтов и барачным городком строителей, в этот час был еще почти пуст. С укороченной смены возвращалась, попивая молоко и сыто отрыгивая ацетоном, бригада маляров. Отгульная бухгалтерша из Управления, перегородив проход двумя огромными корзинами с грибами, сладострастно гужевалась над добычей. Пузатые духовитые боровички и подберезовики радовали сердце женщины не меньше, чем зависть огнедышащих маляров. Бригадир Морок вольно раскинулся на двух сидениях в середине полупустого салона и, надвинув кепку на нос, задремал. Котлованы и огрызки свай, проплывавшие за окном, постепенно сменились сплошной стеной леса. Автобус плавно покачивался на песчаных барханах свежей грунтовки. За всю дорогу до поселка он остановился только раз, в том месте, где от дороги в зелено-бурую глубь леса уходила неширокая просека. В открывшуюся дверь ворвался первый вечерний холодок. Следом, кряхтя, влез мужик в драном нагольном тулупе, лохматой шапке неопределенного покроя и каких-то совсем уж бесформенных валяных сапогах. За собой он тащил неподъемный мешок, сшитый вроде бы даже не из ткани, а из шкуры какого-то огромного, подозрительного на ископаемость зверя.
Мешок застрял в дверях и никак не хотел подниматься в салон вслед за хозяином. Мужик тихо ругался не по-русски. С шипением совершенно змеиным он высыпал сквозь зубы короткие злые слова.
— Кхараш сурухак! Настарап маштух! Удух сурухак! — повторял он, дергая мешок.
Первые же звуки этого голоса вывели Морока из дремы. Он поднялся с места, решительно отстранив корпусную бухгалтершу, подошел к двери, ухватился за мешок и рывком втянул его в салон.
— Чахорлук! Кобурнан пхом! — закричал старик, пытаясь отобрать мешок. Голос его стал похож на лай охрипшего пса. — Гах’м! Грахма акам!
— Шкеррах! — вдруг рявкнул Морок и, ухватив странного пассажира за отворот зипуна, притянул его вплотную к себе.
— Гулупек хартуф, — тихо проговорил он, оглянувшись на бухгалтершу. — По-русски говори, сволочь! Расточу!
Лицо старика вытянулось. Он пристально посмотрел в глаза Мороку, затем медленно согнулся в поклоне.
— Слушаюсь, господин!
— Ну ты еще в ноги упади! — зашипел Морок.
Он подхватил старика под руку, усадил его на заднее сидение, привалил сверху мешком, а сам сел рядом.
— Свояк мой, — улыбнулся он бухгалтерше. — Подгулял малость. У них в лесничестве получка сегодня…
— Вон что! — бухгалтерша тоже расплылась в улыбке. — Тогда имеет полное право!
— Ты откуда взялся такой? — тихо спросил Морок, навалившись на плечо «свояка». — Законов не знаешь? На Истинном — ни слова!
— Так я ить, ваше… — захрипел старик, — только что отрылся, не обсмотрелся еще.
— Кто таков?
— Из упырей мы. Пятого круга.
— Давно тут не был?
— Ох, давно! Еще при демонах закопали. Тогда тут город был, крепость на горе. Вот сейчас как раз будем проезжать недалеко от того места, где башня пыток стояла…
За окном все также мелькал частокол сосновых стволов.
— И не узнать теперь, — вздохнул старик. — Поросло.
— За что закопали? — спросил Морок.
— А ни за что. Про запас. Как война с оборотнями кончилась, так многих под грунт пустили. Чтоб дармоедов не плодить. Нашему брату, упырю, только покажи деревню. Через день-два полна будет упырей. А жрать чего? Вот и сэкономили кой-кого. Тут по старым подвалам уймища наших лежит. Цельными отрядами, и с командирами вместе. Да вон, хотя бы, под башней пыток, если знаючи копнуть…
— А еще где? Показать можешь?
— Показать-то могу, да добраться туда мудрено. Под море ушли. Я и сам кое-кого по старой памяти отрыть хотел. Сунулся, а там вода. Черт их знает… перегородили зачем-то реку, или само завалилось? Надо будет разворочать…
— Я тебе разворочаю! — Морок погрозил старику пальцем. — Это же водохранилище, тьма ты темная!
— Ну, пускай будет хранилище, — согласился упырь. — Только под ним дружки мои лежат…