предприятия — чистое золото. Все это показуха, фасад. Нет, конечно, мне удается поддержать марку, занимаясь кубинскими сигарами и итальянскими туфлями ручной работы по сто двадцать пять долларов за пару, но до богатства тут еще далеко. До того богатства, которое необходимо мне».
«Фасад тоже важен, — напомнил он себе. — Способность заставить людей поверить, что дела у меня идут лучше, чем на самом деле. Вот возьмем Саманту. Если бы она разузнала, что я действую так близко на грани провала, вся сделка пошла бы прахом. Но она не знает правды и никогда не сможет ее узнать. Никогда до тех пор, пока настоящий мужчина Тео Гэвин имеет голову на плечах, а ногами крепко стоит на земле.» «Просто нужно быть настойчивым, продолжать свои попытки, — напомнил он себе. — Бей в одну точку, и ты получишь то, к чему стремишься! На этот раз — обязательно. Нет сомнений. Никаких сомнений».
— В океане есть что-то такое, какая-то сила, которая как бы притягивает меня к нему, — сказала Шелли.
Морри, шагающий радом с ней, тоже посмотрел вдаль. Не обращая внимания на других людей, они шли вместе по пляжу. Был вечер, и звезды освещали песок и воду рассеянным мерцанием, которое смывало прочь все неприятное и плохое.
— Старые морские волки, мореплаватели и рыбаки — они с тобой, они продолжают возвращаться к океану…
Она остановилась, вглядываясь вперед.
— Тот человек, по-моему, я его знаю. — У самой линии воды какой-то высокий бородатый мужчина напряженно смотрел на залив; тело его подалось вперед, как будто он собирался вот-вот кого-то ударить. — Давай вернемся назад, Морри, пожалуйста!
— Как скажешь. Я отведу тебя в твой отель.
— О, нет! — воскликнула Шелли неожиданно осекшимся голосом. — Разве мы не можем пойти к тебе?
— Пожалуйста.
Пройдя половину пути до гостиницы, Морри спросил ее о человеке на пляже.
Шелли заколебалась, но потом все-таки сказала:
— Его зовут Лео. Он вроде как хиппи, я так думаю. Но я всегда считала хиппи добрыми людьми, любящими. А Лео не такой. Форман познакомился с ним где-то, и Лео повел нас всех в одно место здесь, «Эль Тибурон» называется.
— Я знаю. Твой приятель Лео, наверное, просто заработал себе на марихуану. Тут есть такие люди, — за то, что приводят гостей, получают свой процент от заведения.
— Мне не понравилось там. А когда я сейчас увидела Лео, ко мне опять вернулись эти плохие воспоминания.
Он обнял Шелли, и остаток пути они проделали в молчании. Оказавшись в номере, Морри предложил ей выпить. Шелли отказалась.
— Пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, Морри, давай ляжем в постель. Я хочу, чтобы мы были вместе и чтобы ничего не отделяло нас друг от друга. Ладно?
Морри поцеловал ей руку.
— Ничего не может быть мудрее сказанных тобой слов.
Они разделись и залезли в кровать, каждый со своей стороны. Тела их соприкоснулись, Морри и Шелли крепко прижались друг к другу. Через какое-то время она начала дрожать.
— Успокойся, — зашептал он. — Никто не причинит тебе вреда здесь. Господи Боже, ты заставляешь меня чувствовать себя мужчиной! Никто еще не делал такого со мной.
— О, Морри, поверь мне, ты настоящий мужчина.
— Ты снова думаешь об этом парне на пляже? Это поэтому ты дрожишь?
— Нет. Я только вспомнила, что до Нового года осталась всего неделя.
— С тобой ничего не случится.
— Я знаю, — ответила она. — Но это чувство постоянно возвращается ко мне.
— Новогодняя ночь наступит и пройдет, так же как и твое дурацкое чувство. Забудь о нем.
— Ты прав.
Он поцеловал Шелли в губы, и спустя мгновение она ответила ему. И в изысканном порыве заново обретенного ими опыта и знания, холодный страх новогодней ночи растаял, обратившись в ничто…
Чарльз сидел, положив руки на поднятые колени. Голова его покоилась на руках, а между ног на земле стоял его рюкзак. Утреннее солнце только начало прикасаться к высоким верхушкам деревьев, обрамляющих zócalo. Рядом со стойкой для оркестра какой-то человек большим пальмовым листом подметал тротуар, движения его были широкими и плавными. Если не считать этого уборщика, площадь была пустой, безмолвной и неподвижной.
Рядом с Чарльзом, на скамейке, свернувшись калачиком под своим пончо, лежала Беки. Ее милое лицо выглядело уставшим и изможденным, тусклые глаза запали, а линия рта выглядела осуждающей и неодобрительной. Для Чарльза этот момент тишины казался заставкой, начальной сценой хорошо отрепетированной пьесы, в которой он уже когда-то играл. Он знал все роли, все реплики; только декорации были другими.
— Я тебя не понимаю. Я, правда, не понимаю, — сказала Беки. — Сначала весь этот путь сюда, а теперь так быстро хочешь отвалить. Отчего ты хочешь убежать?
— Я не знаю, — ответил Чарльз. — И я не так уж уверен, что бегу. Наверное, лучше будет сказать, что я просто двигаюсь дальше.
— Счастливчик говорит, что ты просто струсил.
— Струсил? Чего?
— Себя, нас. Что испугало тебя, Чарльз? Эта наша поездка за грибами, неужели она была плохой для тебя?
— Плохой и хорошей одновременно, — сказал он. — В основном хорошей, по крайней мере теперь я так о ней думаю. В какой-то момент я ухватился за что-то по-настоящему правдивое и важное… для меня, во всяком случае. — Чарльз щелкнул пальцами. — А потом, неожиданно, это чувство пропало. Улетело, как большая старая птица, исчезло. Я очень хотел его вернуть, а когда не смог, все для меня рухнуло к черту.
— И ты думаешь, что ты снова найдешь его там?
— Может быть.
— Все это чушь собачья.
— Многое из этого, я так думаю.
— Тогда оставайся с нами. Со мной. В Оахаке просто кайф. Погода отличная, ребята… Скоро поднакопим деньжат, снова смотаемся за грибами…
— Думаю, я не смогу это сделать, Беки.
— Хотелось бы мне знать, что ты задумал.
Чарльз усмехнулся.
— Мне тоже.
— Счастливчик говорит, ты бежишь к своему папашке. Я сказала, что ты к нему не поедешь. Теперь я в этом совсем не уверена.
— Может быть, Счастливчик и прав.
— Но там ты никогда не придешься ко двору.
— А здесь?
— Ой, ладно, брось!
— Нет, я серьезно, Беки. Что, наша жизнь так намного лучше? Мы в такой глубокой яме, понимаешь…
— Но мы не в той яме, не в их яме.
— Тогда в какой? Сборище хипующих придурков, которые наскребают гроши, чтобы поймать кайф. Они пьют, мы жжем травку. Они трахают жен друг друга, мы трахаем друг друга…
— Эй, ты не прав! Мы любим друг друга, свободно и как друзья. Нам не нужен хомут, нам не нужны деньги, чтобы заниматься этим друг с другом, человек с человеком.
— Что ты говоришь! А как ты объяснишь, что Ливи кричит, когда занимается этим, а ты на следующее утро не можешь смотреть мне в глаза? Мы перекатываемся от одного одеяла к другому и говорим себе, что изобрели новый путь, тогда как на самом деле это все просто еще один вид похмелья, еще одна лажа.
Чарльз встал, закинул за спину рюкзак, покачал головой.
— Будет лучше, если я пойду.
— Ты губишь хорошую вещь, Чарльз, — сказала Беки.
Чарльз пожал плечами.
— Может быть. Но я должен выяснить это для себя сам. Не унывай, Беки.
— Ты тоже, милый.
Чарльз махнул на прощанье рукой и отправился в путь, оставив Беки одну на скамейке. Один раз он оглянулся и был поражен тем, какой маленькой она выглядела, — как будто бы он уже смотрел на нее с огромного расстояния.
Глава 13
Следующие два дня Форман заставлял труппу работать долго и напряженно: снимали они с самого утра и до позднего вечера. Для Формана это был чрезвычайно плотный график, который, как он рассчитывал, должен был удовлетворить Харри Бристола. Но не удовлетворил. Бристол постоянно жаловался, что Форман продвигается слишком осторожно, снимает слишком много лишнего материала, тратит слишком много времени на установку камеры.
— Проклятье! — бушевал Бристол, когда Форман однажды потратил все утро, разведывая по окрестностям места для новых съемок. — Ты запаздываешь на целую неделю. Мой спонсор и так уже кричит, что я его без ножа режу. Если эта вещь не будет завершена, он не расколется на дополнительные бабки и я останусь с незаконченной картиной и по уши в дерьме, так что стыдно будет показаться на людях.
«Кто, интересно, сможет отличить одно от другого?» — подумал Форман и сказал:
— Я стараюсь для тебя как могу, Харри. Различные фоны действия придадут картине больше цвета, усилят ее зрительное восприятие. При таком ограниченном количестве актеров важно уберечь картину от статичности.
— Если только ты будешь поспевать вовремя, — ответил Бристол, и злость начала сходить с его разгоряченного лица. Форман понимал, что продюсер далеко не сдался — он просто отступил назад, чтобы оглядеть местность, прежде чем начать очередную атаку. — Ладно, — продолжил Бристол, и его отечные глаза приняли обманчиво спокойное и, одновременно, настороженное выражение, — валяй дальше.
Форман заговорил с профессиональной беспристрастностью.
— После большой ссоры между Сойером и Шелли, она уходит одна, уезжает в горы неподалеку от Акапулько. Пустынная, бесплодная красота местности и нежность героини будут превосходно контрастировать с зубчатыми горными вершинами. Очень расстроенная тем, что произошло, Шелли мчится по плохой горной дороге, стараясь забыться и отвлечься. Но она не знает, что Сойер едет за ней. Даем обратные кадры, потом снова возвращаемся к происходящему, чтобы сохранить темп и настроение действия, время от времени разбиваем экран на две части.
Бристол допустил, что ему нравится замысел.
— В каждой картине должна быть погоня. Пусть будет больше действия. Но, я слышал, в этих горах может быть опасно. Здешние горцы вроде как крутые парни…
Форман заставил себя отключиться от голоса Бристола, вспомнив свою последнюю встречу с Чинчауа: он почти смог почувствовать прикосновение ружья к своей щеке.
— Мы будем держаться безопасных мест, — уверил он Бристола, но был доволен, что расшевелил его немного.