Кочана и Кабана поставили на входе встречать посетителей, дальше тех полагалось брать в оборот Ласке и Беляне, а парочка монахов разместилась в задней комнате на случай непредвиденных осложнений. Огнича отправили шляться по округе и высматривать, не станет ли кто против нас чего злоумышлять. Нашлось занятие и босякам — им Шалый велел крутиться у биржи и обрабатывать тех, кто желал бы продать акции и векселя Южноморского союза негоциантов.
— Двадцать тысяч — это чертовски мало! — объявил священник. — Двадцати тысяч нам не хватит даже до конца дня. Предлагаю пустить в оборот всё наше вознаграждение. Сегодня мы снимем сливки, а завтра начнём работать на чужие деньги.
Капитан Чеслав и мастер Кий предпочли выйти из дела, от остальных возражений не последовало.
— Скупка векселей — это игра наверняка, — продолжил инструктаж отец Шалый, — но даже сейчас люди рассчитывают получить не меньше тридцати грошей с целкового, а как только пойдёт слух о нашем интересе, их аппетиты резко возрастут, поэтому векселя станем брать самое большее за полцены. По акциям же требуется вернуть котировки к прежнему уровню, но тут главное не перестараться. Принимайте их с видимой неохотой. Чем дешевле получится купить, тем больше заработаем в Южноморске. Ёрш, Вьюн, для начала выбирайте самых отчаявшихся. Действуйте втихую, волну погоним завтра.
Босяки понятливо кивнули, а Шалый уставился на меня.
— На нас с тобой «нужные» люди. Идём!
Ну и пошло-поехало. Пришлось покрутиться по городу, то и дело наведываясь за инструкциями и деньгами в представительство Южноморского союза негоциантов. Средства из рук в руки переходили немалые — преимущественно мы рассчитывались с нужными людьми золотыми слитками. Цену давали куда выше той, что нынче предлагали на бирже, и некоторые из кредиторов даже внимали уговорам Шалого и соглашались подождать с истребованием долга до лучших времён. За это нам полагалась дополнительная комиссия.
С гостиницы мы съехали, ночевали в арендованном особняке. Ещё до заката к нему выстроилась длиннющая очередь из желающих сдать векселя и акции, а вскоре после наступления сумерек у нас кончились деньги. Пришлось мастеру Кию выходить на крыльцо и объявлять, что контора закрывается до утра. Людей это известие нисколько не порадовало, раздались свист и крики, но охрана была серьёзная, а ворота крепкие. На рожон никто не полез.
К рассвету очередь если и уменьшилась, то не слишком сильно. Из представительства Южноморского союза негоциантов под усиленной охраной прикатила повозка с деньгами, и уже в шесть утра мы вновь запустили посетителей. Ночью биржа не работала, но уверенность в надёжности ценных бумаг внушил сам факт их скупки, запросы у людей заметно подросли. За векселя так и вовсе начали требовать самое меньшее семьдесят грошей с целкового — принимать их попросту перестали.
— Закон спроса и предложения, — непонятно пробурчал Дарьян.
Отец Шалый кивнул.
— Теперь можно и подстегнуть цены, но нас настоятельно просили растянуть торговлю до ночи, поэтому не спешите. Деньги ещё подвезут, только лучше обойтись без перерывов.
— Ага! — кивнул Огнич. — А то и штурмом взять могут!
Он как в воду глядел: уже к полудню, когда цены на акции отросли до половины от прежнего уровня, гренадёрам пришлось сдерживать разгорячённую толпу. Ещё дважды нам привозили деньги, на второй раз отец Шалый подозвал к себе босяков.
— Надо пустить слух, что сегодня на «Верном» придут деньги на выкуп акций, но продлится он только до отбытия парохода в Южноморск. Из-за этого пускать в контору будут лишь тех, у кого их самое меньшее на пять тысяч целковых. Остальным, мол, ловить нечего. Якобы торгашам из-за ограничений по времени проще переплатить, чем возиться со всякой мелочёвкой.
Парни пообещали сделать всё в лучшем виде, и мы специально запустили побольше народу, чтобы позволить им выйти, не привлекая к себе излишнего внимания.
— Самое меньшее — на пять тысяч? — поскрёб тогда затылок Огнич. — Это ж сколько денег привезут?
Шалый криво улыбнулся, и я сообразил, что денег не привезут вовсе.
До вечера мы в итоге едва дотянули. Когда изрядно струхнувший мастер Кий вышел объявить о том, что скупка продолжится лишь завтра на рассвете, толпа едва не повалила ворота, а после объявления новых правил скупки с улицы и вовсе полетели камни. Гренадёрам пришлось несладко.
— Ты хоть что-нибудь понимаешь? — спросила меня Беляна.
— К гадалке не ходи — кто-то кого-то нагреет. Главное, чтобы с боем прорываться отсюда не пришлось.
Не пришлось. Уже в потёмках со стороны порта прикатили две повозки и на сей раз помимо стрельцов к охране груза привлекли ещё и кадавров. Разгорячённые горожане вполне могли порвать и этих страхолюдин, но по толпе побежали шепотки:
— Деньги привезли! Из порта золото привезли! Это с «Верного»! — И напор сразу ослаб.
Только не привезли из порта ни денег, ни золота. В дом занесли пустые короба, а нам велели ложиться на днища повозок и накрываться брезентом.
— Прямиком на пароход доставят! — хохотнул отец Шалый, но больше никому весело не было.
За ворота нас вывезут, доберёмся ли до порта — вот в чём вопрос.
Глава 15
Гренадёры Мёртвой пехоты отработали каждый заплаченный им торгашами грош: помешали горожанам прорваться к дому и вывели со двора повозки, не задействовав при этом оружия и не устроив кровавую баню. По словам присоединившихся к нам уже в порту босяков, никого даже не затоптали в давке.
— Жучки вовсю крутятся, акции скупают, — заулыбался Ёрш.
Вьюн кивнул.
— И биржа всю ночь работать будет.
Дарьян нахмурился.
— Ничего не понимаю! Неужто здесь так много в обороте акций Южноморского союза?
— Немало, — подтвердил отец Шалый. — Только не удивлюсь, если сейчас в продажу пошли акции, скупленные нами по дешёвке утром.
Огнич присвистнул.
— Красиво!
— Не болтайте! — потребовал священник и уточнил: — Имена наши новые все помнят?
Парни закивали, а потом мы заслышали многоголосый гул, увидели собравшуюся перед кассами толпу и немного даже приуныли, усомнившись, что сумеем попасть на борт. Но — нет, отец Истый сдержал слово, и нас провели внутрь через служебный вход. Вот только к отбытию в Южноморск это приблизило не так уж и сильно.
— Билет третьего класса обойдётся в двести пятьдесят целковых, — объявил клерк Первой пароходной компании, — а второго класса стоит пятьсот. Но если согласитесь плыть в двухместной каюте вчетвером, то на всех выйдет тысяча четыреста целковых.
У нас от столь людоедских расценок глаза на лоб так и полезли, а представитель судовладельца только руками развёл.
— Ничего не поделаешь! Высокий спрос!
Ласка фыркнула и предложила:
— Так давайте билеты не до Южноморска возьмём, а до ближайших островов!
Служащий Первой пароходной компании глянул на неё снисходительно и покачал головой.
— Барышня, люди платят не за то, чтобы куда-то приплыть, а за то, чтобы просто отсюда уплыть. Хоть куда-нибудь, лишь бы только прямо сейчас.
Шалый прочистил горло и уставился на озадаченного железнодорожника.
— Мастер Кий, вы дальше уж как-нибудь сами. Но задерживаться в городе настоятельно не рекомендую.
Тот поёжился.
— Я не настолько жаден.
— Отлично! — улыбнулся священник и пересчитал пластунов, босяков и своих подручных. — Итого восемь билетов третьего класса, — объявил он, ясно давая понять, что мы с Беляной сами по себе, но тут же предложил: — Добран, возьмём каюту второго класса на четверых? Восемь часов спим мы, восемь — вы, остальное время как-то терпим друг друга.
Думал, Ласка пошутит, что спать мы сможем и все вчетвером, но девица промолчала, а я прикинул, что переплата по сравнению с третьим классом по моим доходам выйдет пустяшная, и кивнул.
— Возьмём. Только понадобится ссуда.
— У меня есть сколько-то… — начала было Беляна, но Шалый её остановил.
Он повернулся к служащему, с которым уже успел рассчитаться мастер Кий, и объявил:
— Плачу за всех!
В судовой журнал меня записали в полном соответствии с проездным документом, выправленным отцом Истым, а я на всякий случай ещё и свой дух сжал, дабы никакой особо любопытный тайнознатец из числа портовых служащих не сумел дотянуться до метки. Но никто мной не заинтересовался. Вроде бы нет.
Собрались в нашей едва сумевшей вместить всю ватагу каюте. Пока отец Шалый на пару с Дарьяном сводили в единое целое записи и подсчитывали векселя и акции, Огнич простодушно спросил:
— Беляна, а ты чего перекрасилась-то?
Девчонка не стушевалась и прижалась ко мне.
— Да Лучезару рыженькие нравятся, вот и пошла ему навстречу!
Я даже и не понял, чего было в обратившихся на меня взглядах больше — удивления или зависти.
— Да врёт она всё! — фыркнула Ласка. — Нашли кого слушать!
Отец Шалый отвернулся от небольшого столика, на котором проводились подсчёты, и откашлялся.
— Итак, вот что у нас получилось! — объявил он отчасти даже торжественно. — Комиссионное вознаграждение составило две тысячи шестьсот целковых. Не грош в грош, конечно, но близко к тому. Из этой суммы четыреста целковых приходятся на долю Дарьяна, остальным причитается по двести.
Все до сих пор находились под впечатлением от расценок на билеты, так что особо как-то даже не обрадовались. Священник, несомненно, это уловил, усмехнулся и добавил:
— На эти деньги мы скупили векселя Южноморского союза негоциантов. К моменту прибытия в Поднебесье по ним уже подойдёт срок платежей, так что каждому достанется вдвое больше.
Мы прониклись, разве что Огнич буркнул:
— А не обанкротятся они?
— Если и обанкротятся, то не так сразу, — уверил его Шалый. — Из Тегоса в Южноморск текла настоящая золотая река!
Священник посмотрел на Дарьяна, и тот засобирался.
— В нашей каюте буду, — предупредил он парней.
— Лучше в коридоре подожди. Разговор есть, — придержал его Шалый, а после того, как за книжником закрылась дверь, продолжил: — За слитки торгаши заплатили сорок одну тысячу целковых, с учётом долей Чеслава и Кия нам осталось немногим больше двадцати восьми. Каждому причиталось бы две с половиной тысячи и ещё шестьдесят два целковых.