— Повстречалась с Зареславом на свою беду… — слабо улыбнулась девчонка, тут же скривилась от боли, но продолжила шептать: — Лет мне тогда было меньше, чем сейчас Заряне, но ни о чём не жалею. Она чудесная. Да и с отцом её было весело. Недолго, но весело…
Несмотря на всю бредовость этих откровений, я начал проникаться ими, а как припомнил подмеченное в школе сходство внешне столь разных девчонок в части разреза глаз и очертания скул, то едва совладал с дрожью в руках.
Нельзя! Отвлекаться нельзя!
— Мы собирались пожениться, — продолжила изливать душу Беляна. — Он обещал. Представь себе — хотел взять в жёны бесовку! Но наследственность и кровь… Я хотела своему ребёнку лучшего, желала передать родословную дома Пламенной благодати, а не собственную белизну, да только мать меня и слушать не стала. Пришлось договариваться с сёстрами ордена Алаи Раскаявшейся — они большие мастерицы бесовскую кровь ослаблять. Посулила рассчитаться после замужества, да пропал мой суженый, отказался и от меня, и от дочки…
Четыре искажавших аспект приказа оттягивали на себя львиную долю расходуемой мной энергии, от прилагаемых усилий начало потряхивать, рубаха промокла от пота. Обосновавшаяся в девчонке — в девчонке⁈ — алая пакость беспрестанно изменялась, но покуда держалась крепко — не вырвать.
— Чтобы не угодить на костёр, пришлось заключить новую сделку, — облизнув губы, продолжила шептать Беляна. — Сёстры пообещали заботиться о доченьке, а я поклялась вести себя хорошо и не сбегать. Драную дюжину лет на мне натаскивали охотниц на бесовские отродья. Ты знаешь, Серый… Ты-то знаешь каково это!
Я знал — да. А ещё торопился и не мог позволить себе никаких эмоций, отрешился от всего и просто делал свою работу, вбирая небесную силу и обращая её призрачным лунным огнём. Снова, снова и снова!
Беляна быстро слабела, речь её начала становиться обрывистой.
— А потом Заряну забрала родня. И я сбежала. Поначалу отсиживалась в глуши, но никто не искал. Взяла новое имя, выправила бумаги, сблизилась с доченькой… И этот болван Зареслав снова всё испортил! Бросил каяться и начал делать карьеру, выбился в епископы. Епископ — это фигура. Я многое могу рассказать о его проделках, вот сёстры и засуетились, начали рыть носом землю. Выследили в школе, пришлось бежать… Думала, запутала следы. Дура! Прости, Серый… Мне так жаль…
Жаль? Так жаль⁈
Боль вовсю терзала пальцы и уже даже понемногу подбиралась к запястью, я начинал утрачивать контроль над кистью — ещё немного и не сумею удерживать проклятие, то ускользнёт и больше схватить себя не позволит.
— Соберись! — прохрипел я. — Давай! Втяни энергию, разгони её волной!
— Да не могу я! Проклятие не перебороть!
— Ты больше не слабосильная ведьма, ты — аспирант! Почти год за морем жила! Входящие меридианы лучше некуда развиты!
Беляна напряглась, но тут же обмякла.
— Не могу, больно…
— Ну тогда ничего говорить Заряне не стану, пусть уж лучше думает, что мать её бросила! — ткнул я подругу в больное место. — И не волнуйся, я о ней позабочусь! Не вышло с тобой, на ней женюсь!
Беляна дёрнулась так, что едва на кровати её удержал, переборола сдавившую входящие меридианы хватку и сумела втянуть в себя небесную силу — самую малость, но и этого оказалось достаточно, чтобы на миг стряхнуть проклятие с ядра, а прежде, чем оно присосалось обратно, я подсёк алую пакость и потянул её из тела. Зловредные чары разом сгустились, но выдернул их, заодно очистил кровь Беляны и от собственной порчи.
Алая дымка окутала кисть и попыталась вывернуться, чтобы вновь накинуться на свою жертву, пришлось стиснуть её обеими руками, отползти подальше от кровати и обратиться к атрибуту. Только — без толку! Пурпурное пламя лишь облизнуло сгусток зловредных чар, но не сожгло их и не развеяло. А новый рывок едва не оторвал мне пальцы.
Нет, черти драные! Нет!
Алая пакость извивалась и вырывалась, она беспрестанно меняла форму, иногда обретала материальность и впивалась в меня своими пастями, полными острейших зубов, царапала возникавшими и тут же исчезавшими когтями. Я едва успевал останавливать кровотечение, а когда сотворил магические перчатки, стало лишь самую малость легче. Но — держу, держу, держу!
Вновь получив доступ к небесной силе, Беляна сразу окуталась лунным сиянием и со стоном села.
— Мне тридцать три года, Серый, — хрипло выдохнула она. — Просто не даёт стареть четвертушка бесовской крови. Так и умру молодой. Только вряд ли доживу до преклонных лет. Не с моим везением…
Её рана закрылась, но выглядела Беляна краше в гроб кладут. Да мне и самому было не до разговоров, а ещё с первого этажа донеслись крики, и я через силу выдавил из себя:
— Беги!
Беляна покачала головой.
— Долго тебе проклятие не удержать. Это конец, Серый. Это конец.
— Беги, кому сказано! — прорычал я, не позволяя вывернуться жёгшей и рвавшей мои руки алой пакости. — Я справлюсь! Давай! Не тяни! Даст Царь небесный — свидимся!
Беляна покачала головой.
— Не хочу… без тебя… — заявила она. — А с твоей меткой на духе нас выследят в любом уголке Поднебесья.
— Значит, стану аспирантом и найду тебя! — рыкнул я. — Шевелись, не доводи до греха! А то и вправду на Заряне жениться придётся!
Беляна упрямо поджала губы, встала и через голову стянула залитое кровью платье. Она покачнулась и едва устояла, начала переодеваться, а я не столько проклятие удерживал, сколько заставлял себя не сучить ногами по полу от боли.
Быстрее! Быстрее! Быстрее!
Ну же! Ещё чуть-чуть…
— Векселя в нагрудном кармане, кошелёк в боковом, — быстро произнёс я, когда Беляна натянула дорожное платье и обулась.
Та засомневалась.
— А как же ты? Это общие деньги!
— Дура! — взвыл я уже в голос. — Ещё ж акции! Беги!
Беляна присела рядом, забрала векселя, выудила из кармана кошелёк.
— Спасибо, Серый! — поцеловала она меня на прощание. — Я тебя люблю!
В коридоре загрохотали тяжёлые шаги, и я поторопил подругу:
— В окно!
Больше уже Беляна не колебалась ни мгновенья, отпрянула, подхватила дорожную сумку и шляпку, взгромоздилась на подоконник и легко перемахнула с него на крышу дровяного сарая. Скрылась из виду. Исчезла. Удрала.
Но вопреки моим ожиданиям, её связь с проклятием ничуть не ослабла, то рванулось вдогонку так резво, что едва не вывернуло из суставов запястья. После крутанулось и попыталось просочиться сквозь пальцы. Удержал лишь чудом.
Ещё и душу резануло болью, но не раскис и не дал слабину, пусть даже и понял, что перекроить зловредные чары попросту не хватит силёнок. Тогда рискнул на миг отвлечься и сотворил кровавую руку. Даже не попытался ухватить ею проклятие, вместо этого разворошил магической конечностью свои пожитки и выудил из них вместилище для порчи.
Полезай-ка туда!
Впихнутое в алхимический шар проклятие вмиг раскалило его сердцевину, оболочка лопнула, и алая пакость выплеснулась наружу, насилу её обуздал. Запечатать бы в зачарованном ядре, только оно и так уже переполнено, того и гляди — рванёт!
Скрипя зубами от напряжения, я огляделся, но ампутационного ножа нигде не заметил. Бросил его сразу, как заскочил в комнату — не иначе прижал сундуком к двери. Проклятие я стискивал обеими руками, так что толкнулся своей волей в магическую конечность, должным образом сложил кровавые пальцы и обратился к артефакту.
И тот — возник!
Увы, сколько ни тыкал и ни резал им алую взвесь, она попросту обтекала остриё и лезвие, а попытка втянуть её в клинок едва не закончилась полным разрушением скальпеля. Сталь даже потекла, меняя форму и приобретая хищный изгиб, пришлось от своей задумки отказаться.
А других — нет!
Я мог либо отпустить проклятие прямо сейчас, либо ещё немного потерпеть, но достаточно далеко Беляне не убежать ни в том, ни в другом случае.
Ей не удрать!
И я не смирился с этим, пошёл ва-банк и прижал руки к животу, втянул в себя окутавшую их алую дымку!
— Откройте! — рявкнули из коридора, а дальше — тишина.
Глава 19
Поначалу боль попросту ошеломила. Проклятие взвилось алым волчком, попыталось вывернуться и умчаться прочь, а попутно разорвать мой дух и отравить тело. Но в первую очередь, конечно же, второе. Разорвать и отравить!
Вот только сопротивляться воздействиям всяческой магической гадости я умел получше иных магистров медицины, так что сковал зловредные чары мёртвой хваткой своей воли и взялся промывать их небесной силой, изменённой приказами контроля, а заодно — отрывать и отшелушивать всё ненужное. Проклятие огрызалось, меня корёжило, и всё же я не оставлял попыток добраться до зачатка заклинания и ухватить следы тайнознатца, сию пакость создавшего.
В дверь ударили раз и другой, после навалились, и та начала подаваться, сундук пополз, нещадно царапая половицы. В щели мелькнуло чьё-то лицо, после внутрь протиснулся крепкий дядька с бляхой квартального надзирателя.
— Что здесь происходит⁈ — гаркнул он. — Отвечай!
Но я к общению с властями покуда ещё готов не был, закашлялся, покрепче зажал обильно кровоточившую рану и выдал:
— Пристава зови! И церковников!
Квартальный надзиратель огляделся и подбоченился.
— А наместника Царя небесного не кликнуть?
— Язык прикуси! С урядником Мёртвой пехоты разговариваешь! — огрызнулся я, благо на куртке блестел серебром нагрудный знак. — Меня проклятием приложили! Не знаю, долго ли его ещё удержу, а не удержу — мало никому не покажется! Давай!
Дядька оказался не робкого десятка и наутёк не кинулся, вместо этого отодвинул сундук и распахнул дверь, что-то кому-то сказал, а после посторонился, запуская внутрь упитанного мужчину с круглым лицом и красным носом завзятого пьянчуги. Судя по странноватому блеску соловых глаз — крепко подвыпившего тайнознатца.
— Проклятие словил, говорит, — указал на меня квартальный.
Дядька потянул воздух носом, поправил пенсне и кивнул.