Чувства возвращались ко мне, словно пробиваясь через толщи воды. Я ощутил нестерпимую боль в груди и холод, а последовавшие за этим две резких пощёчины окончательно привели меня в сознание. Собрав все силы, я открыл глаза — надо мной, на фоне свинцовых туч, склонилась фигура Элуорка.
— Наконец-то вы пришли в себя, поднимайтесь, — донеслись до меня его слова.
Опираясь на вызывавшего у меня отвращение Элуорка, я доковылял до входа в Блекстоунхилл, при этом пульсирующие боль и гул в голове усиливались с каждым шагом. Войдя в дом, Элуорк довёл меня до гостиной, обстановку которой я уже хорошо знал, и, уложив на кушетку, вышел из комнаты. Казалось, прошла вечность, прежде чем раздался скрип двери и в комнату вошёл Элуорк, неся бинты и бокал с шерри. Несмотря на моё удивление и нескрываемую неприязнь, он молча протянул бокал. Алкоголь немного заглушил боль и помог согреться. Я недоумевал, откуда взялась такая необычайная гостеприимность? Забинтовывая мои руки, покрытые ссадинами и рваными ранами, Элуорк наконец нарушил гнетущую тишину:
— Я так понимаю, вы снова следили за мной? В этот раз ваша дотошность дорого вам обошлась, ночью вы поскользнулись на склоне холма и упали, ударились головой о камень и пролежали без сознания до утра, пока я вас не обнаружил.
Эти слова прозвучали с гипнотической настойчивостью, и я сделал вил что поверил в них, хотя стоявший неподалёку чайный столик с резными ножками вызывал невыносимые воспоминания о произошедших накануне событиях, в реальности которых я нисколько не сомневался. Ведь когда вышедшая на берег мерзкая тварь набросилась на меня, то рука, которую я инстинктивно выставил вперёл закрываясь от неё, зацепилась и сорвала со склизкой холодной груди золотой амулет. Именно его, очнувшись, я обнаружил крепко зажатым в руке и незаметно от Элуорка сунул в карман. Этот предмет служил осязаемым доказательством того, что всё произошедшее со мной ночью было невероятной, но всё же действительностью. Пролежав с полчаса, я поднялся и, провожаемый Элуорком, напоследок ещё раз повторившим своё внушение, прихрамывая добрёл до дома мистера Мартина. Тот помог мне подняться в свою комнату, переодеться и улечься в кровать, а на все его расспросы я отвечал именно тем, что безуспешно пытался внушить мне Элуорк. Мистер Мартин предпочёл не выпытывать у меня подробностей, а оставить отдыхать и собираться с мыслями, вероятно, уповая на моё благоразумие.
Так началась третья неделя моей жизни в Шотландии, до возвращения в пыльные застенки «Кингспорт Газетт» оставалось совсем немного, но возвращаться не было никакого желания, даже после всего пережитого. События последних дней хоть и шокировали меня, но в то же время пленили своей загадочностью, поэтому я просто не мог уехать, не разобравшись в их подоплёке. Лёжа в кровати, я отдавался раздумьям и не переставал вертеть в руках источавший еле ощутимый рыбный запах золотой амулет; вернее, золотым он показался мне только на первый взгляд, на самом же деле он был изготовлен из какого-то желтоватого сплава с белёсым налётом. Внешне же амулет напоминал пару щупалец, свёрнутых в некое подобие глаза вокруг кольца-зрачка, с причудливым перекрестьем, наподобие кельтского трискеля, внутри. Неужели носившая его тварь была настолько разумна, чтобы изготовить эту диковинную безделушку, да ещё со столь причудливой символикой, указывавшей на принадлежность её к какому-то религиозному культу, пускай и примитивному? Вновь и вновь я возвращался к этим мыслям, вспоминая всевозможные мифы о русалках, ундинах, тритонах и сиренах, о греческом Посейдоне, шумерском Оаннесе и ханаанском Дагоне. Мотив о подводных обитателях, превосходивших своим возрастом и мудростью жителей суши, нашёл отражение в преданиях практически всех народов, и не было сомнений, что он имел реальные прообразы, с которыми, возможно, мне и довелось столкнуться.
С такими мыслями в один из вечеров я отошёл ко сну, который оказался недолгим. Необычные сновидения в последние дни стали гораздо яснее и насыщенней, в них я погружался в воды Лох-Несса и явственно различал в их глубине верхушки занесённых чёрным илом циклопических храмов с бесчисленными колоннадами и арками, напоминавшими своим стилем античную архитектуру, но вместе с тем обладавшими какой-то неестественной геометрией. Однако в ту ночь мой сон был нарушен уже знакомым протяжным звуком, доносившимся со стороны Блекстоунхилл. Пару минут я лежал в темноте, широко открыв глаза и вслушиваясь в полуночную тишину, в памяти возникали события роковой ночи — яркий свет факелов на берегу, плеск воды и поднимающиеся из неё омерзительные существа. Воспоминания прервал повторившийся протяжный гул, в этот раз он напоминал скорее призывный вой, а мгновение спустя ночную тишину прорезал далёкий нечеловеческий вопль. Я вскочил с кровати, тело всё ещё ныло от боли, натянул ботинки на босу ногу, схватил револьвер, фонарь и, распахнув дверь, сбежал по лестнице в холл, столкнувшись там с остальными обитателями дома. Не проронив ни слова, мы выскочили на улицу и поспешили в Блекстоунхилл, откуда донёсся дикий вопль. С холма мы увидели свет факелов, озарявший мрачный берег, и уже тогда я знал, что это не предвещало ничего хорошего. Подойдя к месту, где Элуорк проводил свои ритуалы, мы замерли в ужасе. Яркие всполохи факелов отражались в багряных следах, тянувшихся от скомканной чёрной тряпки к каменным ступеням в воде. Подойдя к тому, что некогда было частью мантии, мистер Мартин поддел ткань дулом ружья, и из неё вывалилась бледная, по-старчески сухая рука, крепко сжимавшая перепачканный кровью резной рог — единственное, что осталось от Александра Элуорка, сгинувшего в пучинах Лох-Несса.
Когда всеобщее оцепенение прошло, мистер Мартин послал одного из молодых людей за полицией, а сам остался охранять Блекстоунхилл на случай возвращения убийцы. Я же, не дожидаясь их появления, поспешил внутрь дома, где сразу же принялся обшаривать полки с книгами в гостиной. Как и ожидалось, моему взору предстала богатая коллекция философской, теологической, мифологической, мистической и оккультной литературы, содержавшая как широко известные работы Блаватской, Папюса, Поля Кристиана, Леви, так и необычайно редкие тома «De Vermis Mysteriis», «Liber Ivonis» и «Unaussprechlichen Kulten». Однако ни одна из этих книг не проливала свет на тайну вычурного амулета, обладателем которого я стал, равно как и на то, чем занимался Элуорк. Лишь в неудобочитаемом «Cthaat Aquadingen» я наткнулся на изображение, напоминавшее символику амулета, а текст под ним отсылал меня к другому малоизвестному трактату, под названием «Ye Text ov R'lyeh», который я тут же принялся с надеждой искать на полках, бегая от стеллажа к стеллажу в еле освещаемой затухавшим камином гостиной. Но мои поиски были безрезультатны, и в какой-то момент их вовсе прервал глухой звук, похожий на гулкое лягушачье кваканье, который, казалось, исходил из самой глубины дома. Я замер, прислушиваясь, вероятно в доме кто-то был, возможно затаившийся убийца, а, возможно, и сам Элуорк, пытавшийся позвать на помощь. Сжав покрепче рукоять револьвера, я направился к двери в холл, но, прежде чем выйти из гостиной, бросил взгляд на мерзкого вида чайный столик, где лежал, словно намеренно оставленный там, небольшой фолиант. Направив на него луч фонаря, я откинул потрёпанную кожаную обложку, и прочитал полустёршуюся надпись на титульном листе — «Ye Text ov R'lyeh». Спрятав заветный том за пазуху, я вышел из гостиной.
Тишину в холле вновь нарушил глухой рокочущий звук, отчего в памяти всплыли рассказы мистера Мартина о таинственных звуках, наполнявших Блекстоунхилл, а также воспоминания о злополучной ночи, когда на берег вышли издававшие своё омерзительное гортанное бульканье озёрные существа. Я замер. Неужели эти антропоморфные чудовища были всё ещё в доме? Мне совсем не хотелось вновь столкнуться с ними и повторить судьбу Элуорка. Собрав волю в кулак, я двинулся к лестнице наверх, возле которой вновь услышал гулкий рокот, доносившийся определённо откуда-то снизу, вероятно из подвала, дверь в который была рядом с лестницей. Вытянув вперёд руки с фонарём и револьвером, я толкнул скрипнувшую дверь и шагнул во тьму. Осторожно переступая по старым прогнившим ступеням, я, наконец, достиг каменного пола подвала, когда громоподобный звук повторился, на этот раз он был более громкий и отчётливый. Направив луч фонаря на дальнюю стену, со стороны которой он шёл, я высветил аккуратную каменную арку, зиявшую чернотой. Во вновь наступившей тишине из арки послышался плеск воды. Двинувшись вперёд, я ощутил, как узкий тоннель уходит под наклоном вниз. Гулкий рокочущий звук, сопровождаемый сыростью и отвратительным гнилостным запахом, вырвался из глубины тоннеля, заставив меня большим пальцем дрожавшей, не то от холода, не то от липкого чувства страха, руки взвести курок револьвера и приготовиться нанести молниеносный удар по неведомому противнику.
Последний шаг, и моему взору открылся довольно большой подземный грот, наполовину заполненный водой. И, как мне показалось в фосфоресцирующем свечении, шедшем от покрывавшего стены грибка, у дальней стены копошилось нечто огромное. Я поднял фонарь и почувствовал, как ноги тут же предательски подкосились, а рассудок помутился. Огромная, походившая на жабу тварь восседала на каменном выступе, её чёрная склизкая кожа обтягивала мощный хребет, переходивший в продолговатый хвост, а омерзительные лапы оканчивались чем-то вроде ромбовидных плавников, образованных перепонками между пальцев. Самым же ужасным в этом чудовище была его морда, вернее длинные, извивающиеся и пульсирующие отростки на её месте. Должно быть, свет фонаря ослепил чудовище, находившееся в полумраке, отчего оно медленно вытягивало в мою сторону несколько щупалец, оканчивавшихся шарообразными утолщениями, и по-жабьи переминалось с лапы на лапу. Остальными же своими щупальцами оно обвивало, крепко сжимая, изувеченные останки бледного человеческого тела, с застывшим в омерзительной гримасе лицом и лишь одной оставшейся, согнутой под нее