стественным углом, рукой.
Стоя в каменной арке на подкосившихся ногах, объятый дрожью и невыразимым ужасом, я издал дикий вопль, когда до моих ушей донёсся отвратительный треск разрываемой плоти. Одновременно с этим я несколько раз нажал на спусковой крючок револьвера, озарив подземный грот яркими вспышками и оглушительным грохотом выстрелов, в ответ на которые мерзкое чудовище задёргало всеми своими чёрными отростками и хищно зарокотало. Я бросился прочь, слыша за спиной плеск воды и шлепки склизких щупалец о каменные стенки тоннеля. Ужасное существо не могло протиснуться в него, и всё же, в какой-то момент я ощутил, как нечто холодное скользнуло по моей ноге и обвилось вокруг ботинка. Развернувшись, я разрядил оставшиеся патроны в клубок извивавшихся щупалец, закрывших собой весь арочный свод тоннеля. К счастью, моя нога с лёгкостью выскользнула из незашнурованного ботинка, и чудовище забилось в конвульсиях, извергнув мне в след жуткий рокот, заглушивший шум осыпавшейся каменной кладки тоннеля. С диким воплем я выскочил из проклятого дома, тут же налетев на мистера Мартина в сопровождении полисменов, и единственное, что мне удалось вымолвить, прежде чем рухнуть без чувств на землю, было:
— Оно там, в доме!..
Очнулся я уже на своей кровати, в доме мистера Мартина, снизу доносились чьи-то голоса. На мне была всё та же перепачканная пижама, а на ноге не хватало ботинка, зато рядом на тумбе лежал разряженный револьвер. Я сунул руку за пазуху, нащупал там кожаный переплёт книги, и, вытащив его, быстро спрятал под подушку. Это оказалось весьма своевременным, поскольку половицы за дверью заскрипели, и без стука в комнату заглянул молодой человек, один из моих соседей. Увидев, что я пришёл в себя, он позвал мистера Мартина и полисменов, желавших узнать, с чем же мне довелось столкнуться в Блекстоунхилл, чтобы бежать прочь в таком состоянии? Вероятно, мистер Мартин скрыл от них историю моих ночных наблюдений за Элуорком, и, рискуя прослыть трусом в глазах окружающих, я сослался на какую-то тень, привидевшуюся мне в подвале дома, по слухам населённого призраками. Не имея никаких подозрений, полисмены оставили меня в покое, лишь заметив перед уходом, что наткнулись в подвале на недавно обвалившуюся каменную арку. И я благодарил судьбу за то, что больше никому не пришлось столкнуться с ужасным чудовищем, разорвавшим на куски Элуорка и чуть не убившим меня самого. Умывшись и скинув с себя пижаму, я забрался в кровать и тут же забылся беспокойным сном.
Проснувшись ближе к полудню, мне никак не хотелось возвращаться к тому безумию с поминутными воспоминаниями о ночном происшествии. Все предшествовавшие события лишь подогревали мой авантюризм, даже увиденное появление земноводных существ на берегу озера. Но последнее стало слишком сильным ударом. Не было сомнений, что я столкнулся с самим лох-несским чудовищем, истинный облик которого доселе был скрыт лишь за описанием тех его частей, которые очевидцы видели высовывающимися из воды. Чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, я спустился к обеду, но царившая в доме атмосфера оказалось настолько гнетущей, что, не выдержав взглядов мистера Мартина и остальных жильцов, я попросил не тревожить меня и поднялся в комнату, где без сил рухнул в кровать. Полуденное солнце, то и дело пробивавшееся из-за серых облаков, узким лучом врывалось в мою комнату, наполняя её приятным золотистым светом, напомнившим мне о блеске странного металлического амулета. Он абсолютно вылетел у меня из головы, и я никак не мог вспомнить, куда его положил, сколько не силился это сделать. Озадаченный, я бросился судорожно перерывать все свои вещи, обшаривать каждый угол комнаты, но амулета нигде не было. В конце концов, я припомнил, что прежде чем проснуться от гула и дикого вопля накануне, уснул, сжимая амулет в руке. Ринувшись к кровати, я лихорадочно сорвал с неё одеяло и покрывала, из-под подушки вылетел и упал на пол «Ye Text ov R'lyeh», но и здесь амулета не оказалось. Неужели я потерял его, единственную вещь, которая служила материальным доказательством охватившего Блекстоунхилл и Лох-Несс безумия? Опустившись на пол, чтобы в последней надежде заглянуть под кровать, я вдруг ощутил, как нечто едва весомое, качнувшись, ударило меня в грудь. Спешно расстегнув воротник рубашки, я сунул за пазуху руку и тут же нащупал причудливые формы металлического амулета. Всё это время он находился на мне, подвешенный на шнурке за обрывки цепочки, при этом он казался тёплым и лёгким, а потому я совершенно забыл о нём.
Несколько успокоившись, я привёл комнату в порядок, поднял упавший на пол том «Ye Text ov R'lyeh» и разместился с ним на стуле возле окна. Поистёршаяся и обтрепавшаяся от времени обложка ещё как-то удерживала рассыпающийся переплёт книги. С некоторым трудом разбирая текст на староанглийском, я погрузился в тёмный мир потаённых мистерий, столь ужасающих и столь невероятных, что в них было невозможно поверить. Эта летопись дочеловеческой истории рассказывала о времени, когда на первозданную землю спустилось древнее божество по имени Ктулху, а вместе с ним пришло и его чернокрылое потомством, которое возвело циклопические города с невероятной космической геометрией. Но впоследствии из-за глобальных катаклизмов одни города разрушились, а другие погрузились в тёмные бездны океанов. Величественная столица Р'лиех, ставшая гробницей для Ктулху, до сих пор покоится где-то на дне Тихого Океана, грозя подняться из его пучин, когда звёзды примут благоприятное положение, и явить миру своего бессмертного основателя, а до тех пор его покой стережёт ужасный Дагон. О, как же жалко выглядела ветхозаветная ложь о нём, божественная поступь Да-гона могла бы с лёгкостью разрушить все те полумифические города, которые слепо воспевали авторы священного писания, ведь основанный им самим город Й'ха-Нтлей куда как больше достоин почитания. Этот нетронутый временем и тленом колосс до сих пор скрывается в водах близ Иннс-маута, напоминая о себе выступающим из воды Дьявольским рифом. Как и многие другие города, Й'ха-Нтлей никогда не оставляла жизнь, его населяли бессмертные отпрыски Дагона и Гидры, и этот причудливый народ амфибий уже был невероятно древним, когда первые жители суши, заворожённые плеском океанских волн, устремили свой взор в его тёмные пучины.
Книга полностью поглотила меня, словно безумный, я не выпускал её из рук часами, жадно вчитываясь в древнюю летопись. Отказываясь от еды, я, напротив, всё чаще предавался снам о древних подводных городах, наполненных бурлившей в них жизнью, но теперь это были не смутные тени, а ясно различимые жители глубин. Однажды я даже почувствовал себя одним из них, после чего проснулся в холодном поту и больше не смог уснуть. Странное недомогание завладело мной, я подолгу сидел за книгой, снова и снова перечитывая её, либо стоял у окна, всматриваясь остекленевшим взглядом в простиравшуюся за ним свинцовую гладь Лох-Несса, и наяву созерцал картины из снов. Вскоре к этому прибавились ещё более тревожные симптомы — приступы удушья, сопровождавшиеся сильными спазмами, подавляли мою физиологическую способность нормально дышать, при этом мышцы лица часто сводила судорога, делавшая их практически недвижимыми. Не было сомнений, что мне требовалась помощь врачей: похоже, что всё пережитое за эти дни навредило мне куда сильнее, чем я полагал, и стало причиной этих приступов. Но я не хотел видеть никого из людей, болезненно избегая даже встречи с соседями по дому или его хозяином, что, впрочем, было и к лучшему.
Пошла последняя неделя моего отпуска, грозившая скорым возвращением в Кингспорт, когда произошло событие, побудившее меня к написанию этих строк. Не имея ни родных, ни близких, которые бы стали меня искать, я оставляю свои записи мистеру Мартину, который будет обеспокоен моим внезапным исчезновением, в надежде, что он сумеет поверить во всё написанное, хотя и не сможет с этим ничего поделать.
Принявшись читать взахлёб проклятый «Ye Text ov R'lyeh» с самого начала, я совсем позабыл о том, почему так упорно искал эту книгу в Блекстоунхилл. Прочитав около половины небольшой по формату, но весьма объёмной по содержанию книги, я неожиданно для себя наткнулся на изображение символа, точь-в-точь повторявшего контуры металлического амулета, всё это время висевшего у меня на шее. Ранее я уже читал о том, как люди суши заключали противоестественные союзы с жителями глубин, порождая на свет мерзких гибридов, поначалу не имевших в своём человеческом развитии никаких отклонений, но по достижении определённого возраста начинавших меняться, уподобляясь своему второму родителю. Именно такие полукровки, а также те из людей, которые верно служили Дагону и жаждали измениться, чтобы войти в его подводное царство, были отмечены Знаком Дагона, как он именовался в книге.
Мысль о том, что амулет из неизвестного металла, с которым я ни на минуту не расставался, мог каким-то мистическим образом быть причиной происходивших со мной приступов, а те, в свою очередь, являлись признаком злокачественных перемен в организме, была сама по себе безумна. И всё же она, словно острое лезвие бритвы, больно полоснула по моему воспалённому сознанию. Сломя голову я бросился к умывальнику в углу комнаты, отгороженному складной ширмой, и устремил немигающий взгляд на гладкую поверхность зеркала. Дикий вопль, похожий на тот, что донёсся в роковую ночь из Блекстоунхилл, был, пожалуй, единственно возможной реакцией на увиденное. Я схватил подвернувшийся под руку кувшин с водой и запустил в повторявшего все мои действия мерзкого урода с безумными выпученными глазами, приплюснутым носом и широким, почти безгубым ртом, вдребезги уничтожив и зеркало, и моё собственное отражение в нём. А затем, ни минуты не колеблясь, я кинулся к револьверу, так и лежавшему на прикроватной тумбе, поднёс его к виску и нажал на спусковой крючок.
Вновь и вновь я нервно жал на него, и звяканье ударного механизма по пустым гильзам во вращающемся барабане издевательски, но, к несчастью, не смертельно, отдавалось резкой болью в голове. В бессильной злобе я упал на пол, облокотившись на кровать. За дверью послыша