— Так что вы мне скажете про эти шумы в небе? — напомнил мне Корнелиус. — Да, и к чему вы вспомнили про распятие того древневосточного философа-чудотворца?
— Э? Простите, я вас не очень понял, — в голове у меня, помнится, всё смешалось: запахи пробуждающейся после зимнего сна земли, вороньи крики вдалеке, затихающий гул аэроплана, Библия, древние ирландские саги и невесть что ещё. С неба опять заморосило.
Я собрался с мыслями, поглядел на гранёную бутыль виски «Олд Скот-тиш», потом на длинные руки и серебряные волосы эльфа и ответил ему, как ни в чём не бывало.
— Это аэроплан. Изобрели их лет пятьдесят тому назад, в Австрии вроде. У нас их заказывают себе в основном зажиточные спортсмены, бизнесмены и молодые баронеты-естествоиспытатели. На дворе сейчас тысяча девятьсот двадцать шестой год. Я сам не суеверный, но воспитан в христианской католической традиции, а вы, дорогой мой, самый натуральный эльф, только без обид, вот я и перекрестился по наитию.
Корнелиус Морнаух помолчал некоторое время, глядя вдаль бесстрастным лицом, а затем указанная часть его тела вновь приняла ироничное выражение. Он взял бутыль с виски и налил мне, а потом — и себе. Молча он протянул мне металлическую кружку, а когда я взял и собрался уже отхлебнуть, вдруг резво остановил меня:
— Стойте, дорогуша. Коли вы воспитаны в этой вашей христианской вере, вам должно же быть тогда вдомёк, что, во-первой, ни в коем случае нельзя смертному принимать приглашение от бессмертного, а если уж принял, то креститься и призывать всех святых тут уж и вконец бессмысленно, и, во-вторых, пить эльфийский алкоголь, тем самым разделяя трапезу с представителем нашего Славного Народца — уж совсем никудышное занятие для правоверного католика. А что, если это не виски, а сонное зелье — выпьете вы его, сударь, и очнётесь где-нибудь на дне этих болот, где, кстати, у моих тётушек прекрасное имение. Станете вы одним из наших или того хуже — простым прислужником, будете изо дня в день воду из одного кладезя в другой переливать, чай? Ну, что скажете?
И глядит на меня во все свои пронзительные глаза цвета зимнего пруда, да с хитрецой такой. Я тут и смекнул, что Корнелиус хочет меня заманить в какую-то логическую игру, потому сказал ему как есть:
— Ладно, сэр, не морочьте мне голову. Мы с вами оба джентльмены, разве что вы с причудами, коли сидите тут на болотах в марте-месяце без тёплого пальто и болотных сапог. До ближайшей деревни как до оазиса Амона в ливийской пустыне — от Каира (тут я, право, применил свою недюжинную географическую эрудицию). Только что с нами нет нескольких легионов царя Македонского. Да и погода ни к чёрту. Рекомендовал бы я вам накинуть… ну хоть мой плащ — у меня под ним тёплый свитер из козьей шерсти, если что.
— Да ну что вы, мне в самый раз, — вежливо отклонил предложение эльф.
— А виски, — продолжал я, — и раньше пили самого разного качества, и ничего нам с него не было. Верно, Лямбда?
Псина замахала хвостом и отрывисто гавкнула в знак согласия. Я же опорожнил свой жестяной кубок одним махом.
Виски оказался недурственным, даром, что «Олд Скоттиш» — обычно туда мешают всякую химическую бурду — только что больно крепкий, мне аж дыхание перехватило. Мистер Морнаух от души рассмеялся, да так оглушительно, что Тильда и Лямбда враз подскочили и забрехали. Корнелиус похлопал меня по спине, спазм отпустил, и ничего вокруг не изменилось.
— Вот видите, не всё то правда, что о нас говорят, — веско сказал эльф, воздев указующий перст в сырой мартовский воздух.
— Ладно. Так вы сказали, сэр, что приехали в гости к тёткам. А сами вы из каких мест будете? — решил я перевести тему, чуть отдышавшись.
— Я-то? Из отдалённых, — довольно лаконично ответствовал он.
— А поподробнее?
— Ну а вы сами-то из каких?
Поняв, что разговаривать вопросами — весьма глупое и трудоёмкое занятие, я ответил про себя:
— Из Гластонбери, там у меня родственники, но сейчас я снимаю апартаменты в Лондоне, вернее сказать, художественную мастерскую.
— О, так вы художник?
— Не совсем. Скорее, столяр-краснодеревщик.
— Ага, — сразу же охладев, кивнул эльф. — Ну, а я из Девоншира, значит.
— Вот сразу бы так.
— Ну уж простите мне мою слабость. Ещё по одной?
Действительно, подумалось мне, эльфийская логика сродни женской, только ещё более заковыриста. Какой-такой секрет из того, что в Девоншире тоже живут фейри? Они ведь в каждом графстве есть.
— А никакого, — иронично ответил, видимо, прочтя мои мысли, Корнелиус, разливая виски. — Только что родичи просили меня не распространяться кому не попадя.
— Ясно, — повисла небольшая пауза. — Так что вы думаете о современной технике — о летательных аппаратах, о новых средствах связи и открытиях в области электромагнетизма?
— Что я думаю? — задумался Корнелиус. — Что я думаю? Хммм…
Меня уже не так пробирал озноб, как раньше, душа моя согрелась добрым эльфийским пойлом, поэтому я не стал ускорять ход мысли моего странного собеседника и позволил отвлечь своё внимание на обозрение туманной полосы дальнего леса.
Наконец Корнелиус вышел из ступора и ответил:
— Я хотел бы предостеречь ваших учёных от заигрывания со стихиями и энергиями, которые они не понимают. Этот пресловутый антропоцентризм… «Человек есть мера всех вещей». Кто это сказал? Читал я ваших мудрецов. Ницше, Спиноза, Вернадский, Гёте, Достоевский, Шлегель, Гегель, Гоголь, Моголь. Не впечатлило.
— А что вас впечатляет обычно? — раздосадованный его гонором, осведомился я у сего интеллигента.
— Что меня впечатляет? Ха-ха, хо-хо, ну, хотя бы то, что вот я сейчас возьму и заново наполню бутыль превосходным виски.
— Да ну? — не поверил я и прищурил один глаз. — Вот уж давайте без фокусов, у нас с вами тут серьёзный разговор.
— А никто и не говорит ни о каких фокусах. Всё естественнейшим образом, исходя из первого закона термодинамики.
— Из первого, говорите? — встрепенулся тогда я. — Ну-ка, организуйте.
Житель он холмов или не житель, а меня так просто не обдуришь. Что я, зря, что ли точным наукам обучался в коллеже и всего Артура Конан Дойла прочитал?
— Тогда смотри внимательно, — произнёс эльф и своей худющей, словно жердь, рукой приподнял бутыль с виски на уровень своей головы. Тёмно-зелёное стекло просвечивало на воздухе, и я вполне удостоверился, что виски осталось разве что на донышке.
— Ну вижу, да, — наконец, сказал я и кашлянул — слишком уж промозгло было здесь, на луговине. — Осталось разве что моим борзым угоститься.
Я не большой любитель всяких там иллюзионистских штучек, джентльмены, потому сразу потерял интерес к фокусу и полез в карман за спичками и табаком, а в другой карман — за своей старой трубкой, которую вы, кстати, можете и сейчас лицезреть.
— Да хватит уже бахвальства! — не выдержал какой-то скряга в углу, закутанный в плед, как бедуин. — Покороче давай.
— А ну заткнись, пёсья морда! — рявкнул, не вынимая изо рта трубки, мистер Сноддервик. Наступило тягостное молчание, слышно было, как у собравшихся трутся друг об друга челюсти и поскрипывают суставы на ветру.
— Вот такой вот я позитивист, господа, — продолжал, как ни в чём не бывало, м-р Сноддервик. — Эльф же мгновенно уловил перемену настроения и участливо осведомился, опустив бутыль обратно к себе на бревно.
— Что-то не так, монсьер?
— Нет-нет, — поспешил я его заверить. — Пожалуйста, продолжайте, сэр Корнелиус. Я тут малость отвлёкся на проблемы насущные.
— Ах, эти насущные проблемы, — вдруг оживился эльф. — Знаете, у нас ведь тоже не всё гладко.
— А что у вас не так?
— Ну, не считая засилья человеческих орудий промышленности, всех этих проклятых и зловонных дымных фабрик с вонючими нефтяными машинами и злыми собаками, — начал отвлечённо формулировать мысль Морнаух, — у нас есть ещё один постоянный источник для раздражения.
— И кто — или что это? — недоумевал я. Про заводы мне было понятно, разумеется.
— Никогда не догадаетесь.
— Не спорю.
— Это — цыгане.
Корнелиус произнёс это простое слово с таким весом и с такой зловещей интонацией, что мне стало не по себе. Однако я быстро отошёл.
— А что же вам сделали цыгане?
— Ну как, — грустно усмехнулся почтенный эльф, — мало того что цыгане охотятся на наших зайцев, они ещё и подкладывают своих детей нам на воспитание. А ведь это именно мы, — гордо выпятив грудь, прогремел Корнелиус, — именно мы славимся испокон веков «подложными грудничками»!
Тут у меня начала формироваться картина этого древнего противостояния.
— Эти развесёлые ребята из табора постоянно крадут наших детей и подсовывают нам своих. Представьте только, как страдает от этого наша система образования и здравоохранения! Вот и в этот раз тётушки пригласили меня разобраться с одним случаем «подложного грудничка». Вернее, на крестины пригласили, тьфу-ты. Его нашли в этих болотах не так давно — видно, бросили своего внебрачного на верную смерть. Моим тётушкам пришлось взять его на воспитание, иначе помер бы.
— Вот оно что, — сокрушённо сказал я. — А я и не знал, как же у вас.
— Да, — гневно продолжал Корнелиус. — Этот чертёныш явно цыганский, правда, я ещё его не видел живьём. Но уже ощущаю. У них ещё у всех зубы золотые. И как только меня угораздило — стать крёстным цыганскому племени. Ладно. Увы. Кстати, если увидите зайца на этих лугах — не стреляйте лишний раз, это может быть наш тотемный зверь. А вот на уток охотьтесь, это без проблем. С лисами тоже осторожнее — они колдуньи. Про сов сами знаете. А теперь мне пора. Рад был познакомиться, всегда к вашим услугам, премного, и так далее, и тому подобное.
Эльф сделал мне прощальный жест рукой и вдруг исчез. В прямом смысле. Даже облачка от дыхания не осталось.
Я проморгался, потом ещё покурил, встал, кликнул собак и двинулся восвояси. Ни одной утки мне больше не попалось. Кстати, вот что было потом…
Тут мистер Сноддервик отнял, наконец, свой взгляд от гипнотического полыхания камина и оглядел аудиторию. Никого не было рядом, не считая только дремавшего профессора латыни в соседнем кресле. Он бормотал что-то вроде: