а, её истории задействуют кажущиеся будничными осведомлённость и желание исследовать темы сексуальности, а её способность делать это в палповых журналах, без сомнения, сопровождалась тем юмором, которым она часто сдабривала свои истории.
«Дитя Пустоты» (1949) разделяет некоторые сюжетные элементы структуру с лавкрафтовским «Цветом из иных миров», хотя я и не обнаружил никаких подтверждений влияния на неё ГФЛ. Подобно более ранней истории, у нас есть инопланетное вторжение, имеющее место на ферме. Чужие не имеют какой-либо ощутимой формы, они «вроде электричества или радио», и ещё они питаются энергией, включая энергию живых существ. Они нуждаются в ней потому, что заперты на нашей планете в своём «яйце», и им требуется энергия для перемещения домой в параллельное измерение. Ключевое отличие от истории ГФЛ в том, что здесь всё рассказывается от лица членов семьи, в частности, от одного из двух сыновей.
Семья отправляется на проживание в Хидден-Волли и, тремя параграфами ниже, мы узнаём, что там что-то нечисто. По словам сына-рассказчика: «Это было такое место, про которое вы читаете заметки в воскресном приложении — место, где вода в реке течёт вверх на холм, а добрую половину времени законы гравитации дают сбой; место, где иной раз резиновый шарик будет весить три или четыре пуда… И вам никогда нельзя полагаться на вещи, которые принято считать нормальными и правильными». Таким образом, у нас появляется идея выпячивания на первый план ненатуральности окружающей среды, что служит сигналом того, что семья вступает на химерную территорию, и одновременно обнаруживается тайна, скрывающая нечто, что нарушает естественный порядок. Стоит пришельцам явить себя, как становится очевирдно, что их присутствие пагубно для семьи. Как объясняет младший брат рассказчика: «Они не способны перестать пакостить нам. Это что-то, и что они выделяют в воздух, просто будучи живыми. Они способны это приостановить, только если очень поднатужатся. Но это то, что они есть. Навроде ядовитого дуба или гремучей змеи»[9]. Существа в яйце не представляют собой сознательное зло, они только лишь производят «вибрацию, враждебную для человеческой жизни».
Выбор Сент-Клер формы повествования с позиции человека, непосредственно затронутого инопланетным «вторжением», позволяет ей сделать значительную эмфазу на характеристике чужих, а также на том, как те ментально контролируют семью. Этот приём заметно контрастирует с лавкрафтовским «Цветом», где также предполагается, что пришелец мог ментально управлять фермером и его семьёй, но точка зрения внешнего наблюдателя помещает эту вероятность в область гипотез. В произведении Сент-Клер ментальная схватка выведена на передний план. Наиболее приметная особенность, отмечающая странность Хидден-Волли — это эмоциональная аффектированность членов семейства, проявившаяся сразу после прибытия туда. Все они испытывают внезапно накатывающую ужасную депрессию; эти захватывающие эмоции, в свой черёд, указывают на некие внешние факторы, влияющие на умы членов семьи. Вариации сил, которыми владеют пришельцы, в частности, формы ментальной манипуляции, становятся всё более очевидны по мере прогрессирования сюжета.
Интересным аспектом рассказа является то, как мало, на самом деле, описан химерический пейзаж. Начальное описание в сумме трёх абзацев излагается перед тем, как рассказчик со своей семьёй переезжают в Хэппи-Вэлли, и основывается на воспоминаниях сына о том, как он навещал там в детстве своего дядю. Вот семья кидает якорь в Хидден-Волли, и тут же появляется специфическая отсылка к щедротам фермы («молоко так жирно, что его с трудом можно пить»), даже пусть другие местные жители и не имеют таких даров. Мы также узнаём, что по какой-то неустановленной причине любительская радиосвязь рассказчика не работает. Ключом к этому незримому аспекту истории является первоначальная депрессия семьи, так как позже, после нарастания этой душевной хандры, сын говорит: «Забавные существа в Хидден-Волли прекратили беспокоить нас». Так что мы знаем, что нечто должно было произойти, но нам не дали к этому допуска, отчасти потому, что рассказчик более не замечает этого, или же попросту не заинтересован. Это — одно из уравновешивающих действий, которые Сент-Клер совершает в рассказе. Она использует неблагонадёжного рассказчика, не вполне дружащего с головой, не способного проанализировать всё то, что происходит с его семьёй, но всё же имеющего достаточно межличностного общения, чтобы мы могли понять, что же там происходит. Как итог, в целом оптимистичный финал несёт в себе глубинные слои хоррора, ибо мы знаем, что рассказчик, инфицированный пришельцем, отныне не контролирует свои эмоции.
Тридцать с лишним лет отделяют «Цвет из иных миров» Лавкрафта от короткого рассказа Дж. Г. Балларда «Просветлённый», опубликованного в 1964 году и расширенного в полноценный роман «Хрустальный Мир» двумя годами позже. Те годы служат наглядным примером возрастающего разделения между самим жанром и литературными штудиями, происходившего в тот промежуток времени. Однако, хотя прозу Балларда ныне часто классифицируют как трансцендентный жанр, я нахожу весьма неверным представление о том, что указанные изыскания Балларда в химерной прозе имели бы место без чтения, анализирования и омолаживания им лавкрафтовской истории изнутри его собственных, более модернистских этосов.
Рассказ и роман Балларда, пусть и берущие начало в разных локациях, начинаются одними и теми же трансцендентными строками: «Днём фантастические пернатые парят сквозь окаменелые леса, и самоцветные крокодилы сияют будто геральдические саламандры на берегах кристаллических рек. Ночью же просветлённый человек несётся среди деревьев, его руки подобны золотым колёсам, его голова подобна спектральной короне…» Но для нас в первую очередь важно, как Баллард переходит от рассказа к роману. Рассказ повествует о научной экспедиции, имеющей цель раскрыть правду о таинственном процессе кристаллизации, протекающем во Флориде. В романе, действие которого происходит уже в тропических дебрях республики Камерун, фокус внимания смещается с химерного пейзажа и объяснения его происхождения. Вместо этого, в романе исследуются отношения между Грэхемом Грином и связанной с ним группой персонажей, и то, как они взаимодействуют друг с другом и с извращённой внешней средой. По факту, о самом процессе кристаллизации здесь даётся даже ещё меньше разъяснений по ходу сюжета, чем в тридцатистраничной короткой истории.
Налицо удивительное чувство схожести между процессом кристаллизации у Балларда и злотворной порчей в «Цвете из иных миров» Лавкрафта. Тождественность ещё более акцентируется в истории Балларда, когда русский агрикультуролог Лысенко проясняет, что «урожайность зерновых культур увеличена вследствие роста волокнистой массы». Дальше — больше: по мере того, как кристаллизация набирает силу в мире Балларда, объекты начинают светиться в темноте, распространяя лунный и звёздный свет, точно так же, как и в случае люминисцентной флоры и фауны мира ГФЛ. Также, существуют странные желания, разделяемые персонажами и Лавкрафта, и Балларда, своего рода безумие, проистекающее от интоксикации, что выражается в том, что инфицированные становятся привязанными к химерическому ландшафту и отказываются покидать его, даже наперекор их собственному гласу разума.
Баллард, подобно Лавкрафту, даёт околонаучное объяснение процесса кристаллизации. Он перечисляет такие имена и названия, как эффект Хаббла, синдром Ростова-Лысенко и, что ещё более убедительно, синхроно-клазмическую амплификацию Ле Пажа (эта ломающая язык литания терминов представлена исключительно в рассказе, в романе её нет). Отличием от ГФЛ является отсутствие непосредственной причины процесса кристаллизации. Тут нет никаких пришельцев, просто имеют место события, происходящие на расстоянии многих световых лет от Земли, они-то и отражаются в нашем мире. В самом деле, допустимое объяснение, которое даёт группа учёных, стоя у телескопа Хаббла в «Просветлённом», выражено в том, что странные эффекты «суть не что иное, как отражения отдалённых космических процессов невероятного масштаба и измерений, впервые замеченные в галактике Андромеды». Баллард попросту мог хотеть дотянуться до звёзд, напуская научно-фантастический лоск на астрологию, но эта связь между удалёнными звёздными объектами и Землёй поразительным образом наводит на положения современной теории квантовой запутанности («жуткий эффект на расстоянии», он же «эффект бабочки»).
Также, говоря о мире Балларда, стоит упомянуть об использовании им изменённого времени как базиса для процесса кристаллизации, возникающего вследствие столкновений частиц «антивремени» с частицами времени обычного. Существа и растения замедляются, входя в сопряжение с «антивременным полем», и их замороженные образы расцветают минералами, наслаиваясь друг на друга, чтобы сформировать окаменелые кристаллы. Тело становится столь кристаллизованным, что удаление кристалла равноценно уничтожению организма. Эти «антивременные» эффекты напоминают ходжсоновское искажение времени в «Доме в Порубежье», хотя и в качестве инверсии: замедленное течение времени делается фактором кристаллизации у Балларда, в то время как у Ходжсона его ускорение обращает всё в прах и пыль. Деструктивная природа альтернативного времени, конечно же, приводит на ум и вышеупомянутую цитату из «Белых Людей» Мейчена про девушку, «отравившую себя — во времени»…
Требования к присылаемым рукописям
Общие требования
В настоящее время редакция журнала «Аконит» принимает:
Рассказы (в приоритете): от 4500 знаков с пробелами до 1 а.л.;
Повести: до 4 а.л.;
Стихотворения в прозе: