ывая тела и выпивая кровь у всякого, кто вставал у них на пути. Лунайтай с детства был приучен беспрекословно и безоговорочно следовать воле царственного цветка, свершая должные обряды и службы. Отказаться от них было бы великим кощунством. Он и не помышлял о том, чтобы восстать против Вурквэля, — но лишь до тех пор, пока, во время ежегодного выбора жертвы — и ровно за тридцать солнц до его бракосочетания с Нэлэ, жрицей цветочного дьявола — он не увидел, как колеблющийся перевёрнутый грааль опустил свой смертоносный багрец на белокурую головку его наречённой.
Исполненное печали оцепенение, гнетущее, угрюмое уныние, которое он стремился задушить в своём сердце, овладели Лунайтаем. Нэлэ, ошеломлённая и безропотная, скованная сокровенными оковами отчаяния, смиренно приняла уготованную ей судьбу; в душу же короля, невидимое всем, заронилось и дало всходы семя кощунственных сомнений.
Содрогаясь от собственной нечестивости, он спросил себя, существует ли какой-либо способ спасти Нэлэ и обмануть Вурквэля, лишив его отвратительной требы. Он знал, что сделать это, избегнув кары для себя и своих подданных, можно было лишь одним способом — нанеся удар в самую душу чудовища, которое все полагали бессмертным и неуязвимым. Сами размышления об истинности этой веры, что уже давно приобрела силу религиозного догмата и безоговорочно принималась всеми, были кощунством. Продолжая плести вязь своих рассуждений, Лунайтай припомнил миф о существовании некоей обособленной и отстранённой от мира сущности, именуемой Окклайт. Сей демон был ровесником Вурквэля, безразличный как к людям, так и к цветочным отродьям. Поговаривали, что его обитель расположена за пределами каменистой пустыни Афум, на дальних склонах безлюдных белокаменных гор, бросавших тень на пажити змееподобных растений. За последнее время никто не встречал Окклайта, поскольку путешествие через пустыню Афум никогда не было лёгким предприятием. Однако, демон сей считался бессмертным; в отдалении от мира, в единении с самим собой, созерцал он сущее — но никогда не вмешивался в процессы, в нём происходящие. Тем не менее, древние легенды гласили, что однажды он дал ценные советы некоему достославному королю Лоспара, сумевшему достигнуть его обители, расположенной средь белых скал.
Влекомый горем и отчаянием, Лунайтай решил разыскать Окклайта и вопросить его о том, каким образом можно сразить Вурквэля. И, если демона можно уничтожить каким-либо способом, доступным смертному, король избавил бы весь Лофей от древней тирании, сумрачная тень которой ниспадала на весь мир с траурно-чёрной пирамиды.
Ему необходимо было действовать с предельной осторожностью, никому не доверяться и постоянно скрывать свои мысли от всепроницающего тёмного провидения Вурквэля. Всего за пять дней, разделяющих момент выбора жертвы и свершение жертвоприношения, должен был исполнить свой безумный замысел Лунайтай. Не привлекая внимания, под личиной простого зверолова, покинул он свой дворец во время короткой трёхчасовой ночи, и, пока все спали, украдкой направил свои шаги к пустыне Афум. Едва розовато-рубиновое солнце показалось из-за горизонта, он достиг конца дороги, упиравшейся в край непроходимой каменной пустыни, и с мучительным трудом принялся пробираться через бритвенно-острые гребни тёмного камня, похожие на окаменевшие во время шторма волны вставшего на дыбы океана, исходящего пеной.
Вскоре зелёное солнце присовокупило свои лучи к лучам своего красного близнеца, и Афум обратился в пёстро раскрашенный ад, через который прокладывал свой путь Лунайтай, пробираясь меж бесчисленных стекловидных утёсов и время от времени отдыхая в цветных тенях. Нигде окрест не было и намёка на воду; лишь стремительные миражи вспыхивали то тут, то там, чтобы затем медленно раствориться в пространстве, да мелкий песок, казалось, струился ручьями по дну глубоких долин. На закате первого солнца король добрёл до мест, откуда можно было различить бледные горы по ту сторону Афума, вздымавшиеся подобно утёсам застывшей пены над тёмным морем пустыни. Жёлто-красная солнечная сфера и встававшая над горизонтом вторая звезда двойного солнца окрашивали горы переливающимися огнями оттенка лазури, нефрита и померанца. Затем их огни разлились бериллом и турмалином, и зелёное солнце вознеслось над миром, пока, наконец, не закатилось вслед за первым, потопив после себя мир в сумерках цвета морских вод. В сгущающейся тьме Лунайтай достиг подножия бледных скал, и там, измученный, уснул до второго рассвета.
Пробудившись, он начал своё восхождение на белые горы. Блёклые и ужасающие, возносились они пред ним, скрывая солнца!; утёсы их походили на отвесные титанические террасы. Так же, как и прошедший некогда этим же путём властитель из древней легенды, Лунайтай отыскал опасную тропку, что вела наверх сквозь узкие, осыпающиеся ущелья. Наконец он достиг необозримого разлома, разделявшего сердце белого хребта, по которому только и можно было добраться до легендарного логова Окклайта.
Отвесные стены пропасти восставали перед ним всё выше и выше, закрывая солнца, однако их белизна порождала болезненное мертвенное мерцание, освещавшее его путь. Такую расселину мог бы породить удар ятагана некого макрокосмического исполина. Она уводила вниз, становилась всё круче, извилистей и глубже, словно была раной, пронзающей Лофей до самого сердца планеты.
Лунайтай, как и вся его раса, мог в течение долгого времени обходиться без пищи, питая себя лишь солнечным светом и водой. Он нёс с собой металлическую фляжку, наполненную влагой Ло-фея, из которой умеренно отпивал, пока спускался в пропасть; белые горы были безводны, и он опасался дотрагиваться до озёр и потоков неведомых жидкостей, время от времени возникавших перед ним в сумерках. Вокруг текли дымящиеся и кипящие кроваво-красные потоки, с бульканьем исчезавшие в бездонных трещинах; ртутные ручейки с зелёными, синими и янтарными струйками, безвозвратно ныряющие в потаённые каверны, извивались рядом с ним, точно жидкие змейки. Едкие пары струились из расщелин пропасти; и Лунайтай ощущал на себе всю причудливую химию здешней природы. В этом фантастическом царстве камней, куда растения Лофея никогда не посмели бы вторгнуться, он, казалось, покинул пределы беспощадной, жестокой тирании Вурквэля.
Наконец перед ним простёрся прозрачный бесцветный водоём, занимавший почти всю ширину пропасти. Чтоб преодолеть новое препятствие, он был вынужден карабкаться по узким, не внушающим доверия уступам над кромкой воды. Осколок мрамора, отделившийся от скалы под его стопой, упал в воду, когда Лунайтай достиг противоположного края водоёма; и бесцветная жидкость вспенилась и зашипела, словно тысяча гадюк. Поражённый подобными чудесами и устрашённый ядовитым шипением, которое ещё долгое время не утихало, король ускорил шаг, и через некоторое время достиг края разлома.
Его глазам открылся огромный глубокий кратер, бывший обителью Окклайта. Окружавшие его желобчатые и столбообразные стены вздымались на огромную высоту; а стоявшее сейчас в зените оранжево-рубиновое солнце изливало вниз грандиозный поток чудесных огней и дивных отблесков.
У дальней стены он узрел прислонившуюся к ней вертикальную фигуру того, кто был известен как Окклайт; он был подобен высокому крестообразному столпу лазоревого мрамора, источающему слабое, мистическое сияние. Подойдя ближе, Лунайтай пал ниц перед этой внушающей сокровенный трепет фигурой, а после, подчёркнуто-трепетным голосом, с глубоким благоговением, он осмелился задать оракулу снедающий его вопрос.
Долгое время после того, как растаяли в воздухе последние отзвуки заданного ему вопроса, хранил Окклайт своё молчание, продолжительность которого исчислялась бесчисленными эонами. Изредка бросая на него робкие взгляды, король заметил сдвоенные огни таинственного серебряного цвета, вспыхивавшие и угасавшие в медленной ритмической пульсации на горизонтальной перекладине лазоревого креста. Но вот со стороны величественной сияющей фигуры послышался голос, похожий на звон сокрушаемых неумолимой силой самоцветов, который непостижимым образом складывался в членораздельные слова.
— Да, — молвил Окклайт. — Есть способ уничтожить растение, известное как Вурквэль, в коем нашёл себе пристанище ветхий днями демон. То, что цветок достиг тысячелетнего возраста, вовсе не означает, что смерть не властна над ним; ибо всё сущее имеет свой надлежащий срок бытия и распада; и ничто в мире не создаётся без сопутствующей ему возможности умереть… Я не советую тебе умерщвлять растение… но я могу дать тебе сведения, коих ты алчешь. В горной пропасти, которую ты пересёк, чтобы найти меня, сокрыт бесцветный источник минерального яда, смертельного для всей змеевидной растительной жизни этого мира…
И Окклайт изложил Лунайтаю способ, коим яд должно подготовить и применить согласно замыслу. Затем ледяной, бестелесный, звенящий голос подытожил:
— Я дал ответ на твой вопрос. Если есть что-то ещё, что ты жаждешь узнать, спроси меня сейчас.
Снова пав ниц, Лунайтай восславил Окклайта. Полагая, что он и так выведал всё, что ему было необходимо, король не воспользовался возможностью задать ещё один вопрос причудливому созданию из живого камня. И сам Окклайт, загадочный и отрешённый в своих всечасных непостижимых раздумьях, по-видимому, счёл нужным удостоить короля ответом лишь на один вопрос, с которым тот и пришёл к нему.
Покинув пределы мраморостенной бездны, Лунайтай поспешно двинулся назад вдоль пропасти, пока не достиг источника, о котором говорил Окклайт. Там он остановился, чтобы опорожнить свою флягу и залить в неё злобно шипящую жидкость. Покончив с этим, он, не делая больше остановок, продолжил путь домой.
К исходу второго дня, претерпев невероятные тяготы и муки в раскалённой преисподней Афума, король наконец достиг Лоспара в те же часы напоённой покоем тьмы, в которые он покинул его ранее. Поскольку Лунайтай никому не сообщал о своём отсутствии, все сочли, что он удалился в подземный адитум под пирамидой Вурквэля для глубокой и долгой медитации, что было для него вполне привычным делом.