АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 3 — страница 24 из 25

яется статичной, и каждый автор привносит своё собственное видение и участие в это предприятие; это отражает культуры, в которых они живут, и в результате возникают постоянно меняющиеся среды, которые мы, как читатели, воспринимаем.

Размышляя над этими историями, в этом путешествии я обнаружил, что наиболее основательные изменения связаны с природой Зла, которую авторы облекают в пейзаж. Я назвал это эссе «От Мейчена до Вандермеера: химерический пейзаж как воплощение Зла», используя термин «воплощение» в самом широком смысле, в котором он просто ссылается на проявление концепции в чём-либо. Однако в своём первоначальном использовании, «воплощение» («аватар») подразумевает в индуизме бога, нисшедшего в материальный мир. Эта концепция близка к тому, как Мейчен и другие ранние практики химерного использовали пейзаж, связывая зло в нём с нехристианскими божествами. Мейчен недвусмысленно исследовал конфликт между ранним язычеством и современным христианством. Ходжсон и Мур также использовали сверхъестественных божеств, хотя они и включали элементы их собственных наработок, а не ограничивались богами официальных религий.

Значительный вклад Лавкрафта в химерный пейзаж состоял в перенесении концепции Зла от богов и в сферу научной фантастики. Инопланетные чудовища его мифов Ктулху — лишь малый шаг в этом направлении, они являются языческими богами во всем, кроме имени. В отличие от Пана в «Великом Боге Пане» Мейчена, создания Лавкрафта — химерные амальгамы частей животных, обладают сверхчеловеческими способностями, способны оплодотворять людей и даруют безумие тем, кто сумел постичь их природу. Более значительным с современной точки зрения является его рассказ «Цвет из иных миров», в котором пришелец из неведомых миров поистине чужд, и одно лишь его существование губительно для людей. Сияющий инопланетянин Лавкрафта, как и в более позднем рассказе Сент-Клэр «Дитя Пустоты», напоминает басню Эзопа, в которой лягушка плывёт по реке, переправляя скорпиона на спине; скорпион жалит лягушку, хотя это и означает гибель для обоих, просто так, «потому что такова его природа». Лягушки и скорпионы, люди и пришельцы: это естественные пары, но вторые могут погубить первых.

Прежде всего, научная фантастика подразумевает рационалистическую точку зрения на мир, в которой даже самые странные явления имеют объяснение. Изменчивость современного мира предполагает, что такая точка зрения чрезмерно оптимистична, что удовлетворительные ответы никогда не могут быть получены. Хотя «Хрустальный мир» Балларда может иметь в себе отголоски пейзажей Лавкрафта, причинно-следственная связь за процессом кристаллизации никогда не выясняется полностью. Аналогичным образом предлагаются научные объяснения того, как появилась Зона Икс Вандермеера, но они не выделяются таким же образом, как это можно было бы ожидать в традиционном романе НФ. Его же «Борн» также содержит элементы, которые противоречат нынешнему научному представлению, что является частью того, что придаёт пейзажу его неуловимую химерность.

Более того, когда дело доходит до дешифрования конечного источника зла, такие ответы в настоящее время столь же вероятны, что и люди в роли злонамеренных инопланетян. Уолт Келли популяризировал лозунг Дня Земли «Мы встретили врага, и он — это мы» в своём комиксе «Пого» более сорока пяти лет назад; мощное экологическое напоминание о том, что мы, люди, не нуждаемся во внешнем влиянии, чтобы погубить себя. Сейчас это более актуально, чем когда-либо. Эллисон в «У меня нет рта, чтобы кричать», исследовал представление о том, что наши компьютеры могут обресть губительный разум. Вандермеер в полной мере охватывает экологические проблемы. Его «Зона Икс» служит острой памяткой о том, как из-за нашего разорения Земли появление нетронутого Эдема теперь губительно для нас. Совсем недавно Вандермеер рассматривал опасности безудержной биотехнологии на примере опустошённого мира «Борна». Во всяком случае, ценности эпохи различно влияют на химерную окружающую среду, указывая на различные цели, в которых она может быть задействована; её недавнее использование в докладах на экологические и природоохранные темы кажется естественным, но все ещё недоиспользуемым проспектом

В любом путешествии есть проблески других мест, альтернативных маршрутов, которые соблазняют вас свернуть с выбранного вами пути, несмотря на то, что такое неведанное путешествие может стать лабиринтом без выхода. Итак, несколько последних мыслей о тех дорогах, которые не были пройдены; я надеюсь, что они смогут вдохновить исследователей на путешествия. Во-первых, хотя я начал исследование с химерного пейзажа, основанного на мотивах, предложенных Мейченовскими «Белыми людьми», я был удивлён некоторыми непредвиденными механизмами, с помощью которых мир мог быть химеричен. Особо следует отметить странные, казалось бы, невозможные отражения, которые лучше всего описываются фразой Эйнштейна «жуткие действия на расстоянии». Это относится к понятию, что объекты, хотя расположены далеко друг от друга в пространстве, и, возможно, отделены друг от друга вселенными, могут влиять друг на друга посредством квантовой запутанности. Кристаллизация Земли в «Хрустальном мире» Балларда, по-видимому, обусловлена некоторыми процессами, происходящим в спирали Андромеды. Зона Икс трилогии Вандермеера имеет свойства, которые предполагают сходный механизм её проявления. Уильям Хоуп Ходжсон описал дезорганизующий эффект от гигантского зеркального отражения дома своего героя в пространстве и времени в «Доме в Порубежье», делая так задолго до того, как физики предложили возможный механизм, с помощью которого это могло произойти.

Во-вторых, несмотря на то, что тропы истории о доме с привидениями стали настолько укоренившимися, что превратились в клише, многие возвращаются к заповедям, изложенным Мейченом, гласящим о том, как пейзаж может явить зло. В данном случае пейзаж — это сам дом, разграничивающий нормальный мир за пределами стен и поражённый злом — внутри. Болезненная история дома, его бессердечные призраки являются угрозой из глубин времени, готовой поразить и уничтожить тех, кто поселился внутри. В рассказах, столь же разнообразных и сильных, как «Призрак дома на холме» Ширли Джексона, «Дом листьев» Марка Данилевского и «Шляпа специалиста» Келли Линк, мы находим странную геометрии, разрывы между ожидаемой и фактической структурой, все более запутанное чувство места, времени, которое набирает обороты вслед за историей…

Но, в-третьих, зачем останавливаться лишь на одном доме, ибо что есть дом, если не крошечная часть города или Города? Мысли Мейчена о странном пейзаже были сосредоточены на том, что естественный мир, его флора и фауна оказываются неестественными, исторгая зло. Но это имеет лишь минимальное отношение к человеческим искажениям природных аберрантных конструкций, которые мы называем дома, и, в их совокупности, города и Городах. Да, а как насчёт химерических городов? Сразу же приходят на ум Аркхем Лавкрафта, а также Беллона из «Далгрена» Сэмюэла Дилэни. Озеро Вобегон Гаррисона Кейллора, Под Лондон Нила Геймана, Бригадун — все они удивительны и химерны. Как и Твин Пикс, Вашингтон и Эйри, Индиана, знакомые нам по телесериалам.

В-четвёртых, и последних: всем тем, кто следовал за мной в этом путешествии, и тем, кто теперь, оставляя в стороне любые предупреждения о возможных опасностях, взял себе в спутники пытливость и доверху набил рюкзак книгами, следуя своим собственным желаниям и интересам; всем тем, кто сейчас приступает к собственным исследованиям химерического пейзажа — Bon voyage!


Рекомендую к прочтению:

• Мишель Бернанос «La Montagne morte de la vie», в которой французская любовь к сюрреализму повенчана с пейзажем.

• Элджерон Блэквуд «Ивы», в которой ветер, песок и ивы служат проводниками в переходе от естественного к противоестественному.

• Леонора Каррингтон «Белые кролики», в которой химерное избирает своей резиденцией улицы Нью-Йорка.

• Анджела Картер «Хозяин», в которой охотник сталкивается со старыми богами Нового Света.

• Ральф Адамс Крэм «Мёртвая долина», в которой метеорология столь же показательна, как Бездна.

• Томас Диш «Геноцид», в которой человечество вынуждено скрываться в саду.

• Харлан Эллисон «Джеффти пять лет», в которой Настоящее губит Прошлое.

• Уильям Хоуп Ходжсон «Голос в ночи» и «Брошенное судно», в которых морские путешествия приводят к столкновению с грибоподобными химерами.

• Томас Лиготти «Странный замысел мастера Риньоло», в которой в котором пугающее действие на расстоянии создаёт произведение натуралистического искусства, которое имеет смертельные последствия.

• Келли Линк «Хорталк», в которой Бездна располагается рядом с магазином.

• Янн Мартел «Жизнь Пи», в которой плавающий остров в Тихом океане превращает океанскую историю приключений в нечто большее.

• Мэри Рикерт «The Mothers of Voorhisville», в которой химерная фауна — суть дети наши.

• Кларк Эштон Смит «Genius Loci», в которой значимость пейзажа подчёркивается заглавием; его же «Девятый скелет», в которой Боулдер Ридж родной Смиту Калифорнии претерпевает трансформацию.

ТРЕБОВАНИЯ К ПРИСЫЛАЕМЫМ РУКОПИСЯМ


Общие требования

В настоящее время редакция журнала «Аконит» принимает:

• Рассказы (в приоритете): от 4500 знаков с пробелами до 1 а.л.;

• Повести: до 4 а.л.;

• Стихотворения в прозе: не менее 2000 знаков с пробелами;

• Статьи и эссе, посвящённые проблематике жанра: не менее 5000 знаков с пробелами.

Верхний предел в случае рассказов и повестей может быть изменён в большую сторону (в зависимости от качества рассматриваемого текста).

Текст, до этого размещённый на любом сетевом ресурсе («Самиздат» и т. п.), т. н. «засвеченный текст», имеет равные с «незасвеченным» шансы оказаться на наших страницах. Основной критерий выборки — качество и соответствие тематике. В случае публицистики, редакция приветствует уникальные, нигде ранее не выкладывавшиеся тексты.