Три дня назад воры-неудачники рискнули наведаться в дом к Зарему, одному из высших вельмож правителя Зерджана, сулькира Битара. Тёмной ночью они проникли в его поместье, но не смогли отыскать ничего ценного, запутавшись в лабиринте ходов и переходов, с трудом скрываясь от стражи и избегая тайных колдовских ловушек. Сунувшись к сокровищнице, они едва не попали в капкан; сработала защита, оповестившая весь дом о грабителях. Тут же налетела стража, и разбойники были вынуждены бежать. С трудом, теряя нервы, пот и кровь, они выбрались в прекрасный сад, расположенный у северной стены, перелезли через забор и скрылись из города, пока ворота ещё не были заблокированы Путь их лежал в ближайшее селение, Ларшиндар, где у Садира, хозяина небольшого караван-сарая, подельника грабителей, их ждали сменные лошади. Но неудачи преследовали их по пятам. Зарем, переполненный яростью и гневом, поднял всех в городе и даже вызвал стражу самого правителя. Солдаты прочесали весь Зерджан и начали шерстить ближайшие селения, где и вышли на след беглецов.
Итогом стала небольшая схватка, после которой трое солдат остались лежать в пыли, один был оглушён, ещё один упал в пересохший колодец и оглашал оттуда округу своими страдальческими воплями. Связав оглушённого командира отряда, заткнув ему рот кляпом и сунув тело под какие-то кусты, воры покинули деревню и скрылись в пустыне. Но и здесь не пахло удачей. Патрульный отряд, охраняющий караванные тропы близ города, заметил их и тут же бросился в погоню. Разбойникам не оставалось ничего иного как свернуть в самое сердце гибельной пустыни. Вскоре преследователи отстали, затерявшись в песках — а, скорее всего, просто вернулись назад, уверенные, что пустыня сама приберёт тела и души грабителей. А те медленно и с опаской все продвигались вперёд. Спустя несколько дней, увидев на горизонте склоны горы Антарнас, они направились прямо к ней, в надежде отыскать там кров, пищу и защиту от раскалённых лучей пустыни.
Измученные, покрытые пылью с ног до головы, исхудавшие за три дня бегства, они наконец достигли хижины старика Идира.
Он все ещё мирно спал. Хотя сон этот нельзя было назвать мирным. Смерть вилась над домом Идира — он давно ничего не ел, а жара безжалостно иссушала его мозг. И видения в его снах были наполнены мраком и болью. Плотоядные звезды неслись сквозь время, пожирая огромные и неведомые миры, огненные кометы пронзали чёрные бездны, сжигая все на своём пути, омуты мрака и искрящиеся разноцветными огнями водовороты изменяли пространство, сворачивая его в спирали и узлы, странное, неведомое ни одному миру сияние, наполненное багровым цветом, полыхало где-то на грани сознания. Идир жил этими снами, погружаясь в них все глубже и глубже. Он не знал, кто он, зачем находится здесь и почему испытывает все эти муки. Но продолжал плыть по медленному течению своей однообразной жизни. Погружался в кошмарные сны и с трудом выныривал из них, тяжело возвращаясь к обыденной реальности.
Но в этот раз мощный удар ногой в грудь заставил его насильно вырваться из мира дивных грёз, вернув его под свет раскалённого солнца. Идир, не издав ни звука, рухнул в пыль, больно ударившись плечом о камни; в груди, словно огненный шар, возник ком боли, впившийся в сухую старческую плоть. Старик с огромным трудом пришёл в себя и открыл глаза, кашляя от пыли и песка, набившихся в рот. Давно забытый привкус крови вновь ощущался на языке.
Он услышал тихое ржание лошадей, медленно поднял почти бесцветные глаза вверх и различил на фоне начавшего темнеть неба силуэты двух всадников.
— Вставай старик, — проговорил один из них, худой, с чёрными усами и блеклыми глазами, в серой рубахе и рваных штанах. Видимо, это он пнул Идира в грудь, возвращая к реальности. Он уже спешился и стоял рядом с лошадью, пристально глядя на лежащего на песке старика. — Где это мы? Есть ли кто ещё в твоём доме? Вставай!
Лошади прядали ушами, низко свесив головы к земле, обнюхивая сухой песок в поисках хоть какой-нибудь пищи — они были сильно измотаны и голодны. Второй всадник тоже покинул седло и, держа лошадь под уздцы, встал рядом с первым. Нагнувшись к товарищу, он что-то тихо прошептал, оскалился и, привязав лошадь к старой ограде, вытащил нож из ножен на поясе и скрылся в хижине, откуда тут же раздалось бряцанье бьющейся глиняной посуды, стук падающих вещей и приглушённая ругань.
Второй беглец, тоже привязав свою лошадь, склонился над кашляющим стариком, так и лежащим в пыли, и, положив сильную руку ему на плечо, больно сжал, привлекая к себе внимание.
— Ты что совсем оглох, старик! Слышишь, что говорю? Есть ещё кто в округе? Не ври мне, иначе пожалеешь!
Идир, тяжело дыша, пристально взглянул на своего обидчика и ответил чуть хрипя:
— Никого нет… лишь койот живёт вон там… — он махнул головой в сторону, где в последних лучах были видны чахлые кусты саппараны, окружавшие нагромождение каких-то валунов, со стороны напоминающих небольшую примитивную пирамиду.
— Какой к демонам койот, смеёшься надо мной?! — страшной силы удар в челюсть вновь опрокинул старика в пыль; багровые круги заплясали перед глазами Идира, голова наполнилась гулом сотен водопадов, которых он никогда не видел в своей жизни. — Люди, стражники, охотники? Есть ли рядом селения? Заставы?
— Нет, ничего нет, — последовал тихий ответ. — Лишь камни, пыль да песок.
— Как выйти на тропу к обжитым землям? Есть ли путь в обход пустыни на юг? Колодцы, оазисы?
Старик медленно приподнялся с земли и вновь посмотрел на разбойника. Из угла его рта просочилась тонкая струйка крови, усталость и боль отразились на его сухом лице, но взгляд вдруг наполнился странным блеском, таинственным и не понятным.
— Нет, дальше на юг пути нет. Лишь раскалённый песок до самого океана. Нет колодцев, нет воды. Гора — последнее пристанище на этом пути. Но здесь, кроме меня, уже никого не осталось.
— Сколько дней до солёной воды? — вор всматривался в ночь, навалившуюся на землю словно зверь, не выпуская из вида старика. Яркий свет медленно гас, а затем в единый миг все пропало, наполнившись красками тьмы, и яркие звезды, словно бриллианты, вспыхнули на покрывале неба, а над горизонтом прорезались лучи всплывающей луны, наполнившие мир призрачным светом. В хижине по-прежнему хозяйничал второй разбойник. Он нашёл какую-то ветошь и запалил факел, разогнав мрак. Судя по тому, как он сквернословил, он не нашёл того, что искал, и это его очень разозлило.
— Дней двадцать, а может и больше. Когда-то караван купца Назира из Шармангара ушёл туда, а через три недели вернулся один лишь погонщик верблюдов, еле живой и измученный, изменившийся до неузнаваемости. Он не смог больше жить в этом мире, пустыня поработила его дух. Он страдал без ее лучей и жара раскалённого песка. Через неделю он ушёл обратно и, видимо, сгинул в тех песках. Древние прозвали ту пустыню — Мёртвая пустошь.
Беглец приподнялся на ноги, осматривая склоны горы.
— Наверху есть источники, место, где укрыться на время? — спросил он. Но старик молчал. И разбойник, криво усмехнувшись, вновь ударил старца, жестоко пнул его в голову, попав в висок.
Идир упал, боль почти погасила его сознание, сердце дрогнуло в груди, замедлив свой бег, но смерть все равно не хотела забирать измученного старика. Следующий удар под ребра расцвел нестерпимым огнём боли, и старик захрипел, не в силах вытерпеть эти мучения.
— Есть, есть, — с трудом вытолкнул он из наполненного кровью рта. — Там, на склоне… пещера… там… можно… укрыться…
— Пещера? — удивился вор. — Что же ты, старый жёлудь, не устроился там, вдали от жара и песков, а?
— Мне нельзя, — последовал тихий ответ. — Я жду…
— Ждёшь, и кого же?
Но ответить старик не успел. Буйство в хижине прекратилось, и подельник вышел на свежий воздух.
— Здесь ничего нет, Аджар. Ни еды, ни воды, лишь пара дохлых и высушенных карнагов. Хибара пуста, даже жаль палить ее. — И тут его нога зацепилась за крышку вросшего в землю сундука, и он рухнул с проклятьями на землю, взметнув тучу пыли. Старый сундук не выдержал такого обращения. Стенка треснула и разлетелась в щепы, и все содержимое высыпалось на песок.
Закашлявшийся Рамун гневно вскочил, поминая всех тёмных богов, и замер на месте от удивления. Из недр сундука сыпалось что-то мелкое, круглое, блистающее в свете луны, разных размеров, от горошины до ногтя большого пальца взрослого мужчины. И оно приятно и знакомо звенело, лаская слух.
— Великий Габур! Ты только взгляни на это, — воскликнул Рамун и, упав на колени перед сундуком, сунул в него руки почти по локоть, ощутив прохладу драгоценного металла. Старый короб был доверху наполнен золотыми шариками, сейчас небрежно рассыпанными в пыли и песке. Невыносимая жадность вспыхнула ярким пламенем на грязном лице вора, кровожадным блеском наполнились его глаза. Он радостно вскричал и подбросил пригоршню металла в воздух. Тут же рядом с ним присел и Аджар, и на его лице зазмеилась дьявольская улыбка.
— Кажется, нам повезло, брат. Это богатое сокровище, — он поднял одну горошину и долго смотрел на неё, любуясь бликами света на ее гладкой поверхности. А Рамун, словно обезумев, все выгребал и выгребал золото из старого сундука.
— Нужны сумки, — вскричал он и бросился к лошадям, едва не запнувшись о скорчившегося в пыли старика, но словно не заметив его. Он сорвал старые пыльные мешки, в которых возили награбленное, и, вытряхнув из них какие-то медные кружки и плошки, радостно свистя, вернулся обратно и начал наполнять их золотом, с придирчивой тщательностью отыскивая все шарики в пыли, стараясь ни одного не пропустить.
Аджар же о чем-то задумался на несколько мгновений, а после вернулся к старику, ещё раз от души пнул его под ребра и, вцепившись в ворот грязной рубахи, приподнял, склонился над ним и тихо прошипел:
— Откуда у тебя все это?
Старик обречённо взглянул прямо в глаза обидчику и ответил, но речь его была уже не та — он говорил ровно и спокойно, словно время и боль от побоев не ослабили его и разум.