о открылось мне. Я бросился бежать, отбросив ногой со своего пути скверную тварь, которой не должно было существовать, как и всего того, что происходило вокруг. Я бросился бежать, продолжая исторгать из себя сквозившие отчаянием нечленораздельные звуки. Если бы было в этом мире место, где можно было укрыться от этого вселенского кошмара…
Но я знаю, что мне делать. Во вселенной есть миры, что не пересекаются друг с другом через углы и грани. И в них нет хода этим и иным тварям, при мысли о которых душа жаждет раствориться в первичном бульоне. Один из моих немногих друзей поведал мне о землях, что лежат по ту сторону сна, по которым ему довелось странствовать. Уже год я ничего не слышал о нём — и, подозреваю, он остался там навсегда, ибо те земли блаженны.
Я купил в аптеке снотворное — сильнейшее из тех, что были доступны там. Сейчас, когда я дописываю эту хронику, сидя за столом в своей комнате, передо мной лежит горсть матово-белых таблеток. Я скреплю и запечатаю листы рукописи, а затем как можно дальше зашвырну их за окно, после чего единым махом прокомпостирую сразу все билеты в царство снов. Надеюсь, всё получится, и я не увижу того, что станет с этим миром.
Я не знаю, сколько у нас остаётся времени — год? месяц? несколько дней? день? Также я не ведаю, почему именно мне открылось всё это. Я знаю лишь, что всё это — правда.
И если ты найдёшь мою хронику, то не спеши выбрасывать её, приняв за записки сумасшедшего. Мир уже не спасти, но людей — ещё можно попытаться.
О нет, вот они, облепив мой тополь, в тлетворном безмолвии смотрят на меня сквозь распахнутое окно! Скорее, им не взять меня! Последние строки, и я буду уже далеко.
Помни — сейчас осталось меньше времени, чем ты думаешь.
Гораздо меньше.
ДМИТРИЙ КОЛЕЙЧИКПРЕДИСЛОВИЕ К АДУ
Рай — это отсутствие ада.
|1] Я выстрелил себев сердце и упал в кресло. Сердце всё ещё колотится. Жаль, я, похоже, остался жив. Впрочем, какая разница? Магдалина Блэр, — из рассказа Кроули, — взорвала себе голову. Но даже это бы её не спасла
Кроули не всё просёк.
|2] Они изгоняют из меня демонов, глупцы, не зная, что уже сами давным-давно демоны. Они изгоняют самих себя! Ах. милый исполнительный санитар, я покажу тебе! Смотри не застрелись потом…
«И я считаю немного неоправданным писать подобные рассказы от первого лица. Видите ли, герой в конце встречается лицом к лицу со злом. Автор до этого чётко даёт понять, чем это грозит. А значит… кто же нам всё это рассказывает?» — рассуждение автора-сочинителя страшных историй из какого-то интервью (цитируется в эссе «Писатель и Тьма», но не указан источник).
«И действительно, кто нам всё это рассказывает — все эти ужасные и смертельные, полные безнадёги и безысходности истории? Рассказчики-персонажи по всем раскладам погибают, но продолжают разговаривать с нами в режиме онлайн, рассказывая свои истории в прошедшем, а то и в настоящем времени… Откуда мы слышим их голоса? Из какого жуткого места они присылают свои рукописи, откровения и печальные исповеди?
Очевидно, они могут вести свою трансляцию только из одного места — из глубин зла. Точнее, это само Зло говорит через них с нами. И заражает нас, берет в прицел, цепляет на крючок, опутывает всё сильнее с каждой усвоенной нами страшной историей.
Тьма может становиться рассказчиком — и сейчас я имею в виду, уже не персонажа, от имени которого ведётся повествование, а вполне реального человека — писателя. И каждый рассказчик становится Тьмой, теряя отчасти индивидуальность и превращаясь в постмодернистского скриптора…» — отрывок из эссе «Писатель и Тьма».
Ниже я собираюсь представить присланные мне анонимно фрагменты материалов под общим названием «В АД! Бесовские откровения». «В АД!» — это придумал не я. Именно так — заглавными буквами — было написано на конверте. Ради объективности я решил оставить оригинальное название (если это можно считать названием, конечно), но позволил себе дополнить его, поскольку, судя по содержимому конверта, это самые что ни на есть свидетельства бесов об аде. Они даны одержимым пациентом некой психиатрической лечебницы, а также санитаром, который помогал проводить сеанс экзорцизма и пострадал вследствие этого.
Тексты «Откровений» состоят из фрагментов расшифровок аудиозаписей интервью и протоколов сеансов, а также содержат пометки скриптора (так он именует себя сам), который вёл записи. Фрагменты дают мало информации об особенностях применённой процедуры изгнания бесов, и совсем не содержат описаний участников, их имён, указаний на место и время событий. Они вообще «не от мира сего», в смысле почти полного отсутствия упоминаний чего-либо внешнего. В них содержаться лишь описания видений и переживаний в состоянии транса и одержимости. Или в состоянии «после смерти», если учесть, что через одержимых говорят духи (души? бесы? ангелы?).
Есть ли это буквальные видения ада, или болезненные плоды шизофренической фантазии — решать вам. Мне эти записи показались слишком волнующими в философском и поэтическом смысле, чтобы забыть о них, и настолько пугающими, что я не решился переписывать их по-своему, чтобы подать в форме художественного рассказа от своего имени.
Более того, я бы не хотел иметь ничего общего с подобным «сочинительством» в качестве автора. Настолько глубоко пропускать через себя этот материал я не готов. И пусть я покажусь кому-то чересчур мнительным, но не торопитесь с выводами.
Ранее я предпринял попытку публикации «Бесовских откровений» как есть. Увы, многие сочли такое композиционное решение неудобоваримым, и даже терпеливые, но привыкшие к порядку и ясности в тексте читатели засыпали меня вопросами: «А кто говорит?» — имея в виду свои затруднения с тем, чтобы определить, кто проговаривает те или иные монологи и диалоги, и кто — какой дух или демон, — высказывает их от своего лица.
Чтобы предупредить подобные вопросы я и пишу данное предисловие. И не зря я начал его с выдержки из эссе «Автор и Тьма». Именно так: я полагаю, что неважно, кто изрекает эти проклятые откровения, кто бы их ни изрекал — он всего лишь рот, и будь этих ртов хоть миллион, — они принадлежат одному «субъекту» — Тьме, или, если угодно, Аду. (Правда, в одном из пассажей имеют место голоса и райских обитателей, когда между Адом и Раем происходит спор.)
Только для того, чтобы не нарушать целостность этой «адской исповеди», сохранить её внутреннюю поэтику, я позволил себе ранее и позволю вновь — убрать из текста заметки скриптора. Если Тьма говорит — не стоит её перебивать.
Примите также во внимание, что, судя по свидетельствам бесов, в «загробьи» нет привычного для нас течения времени. Прошлое, настоящее и будущее там существует одновременно, и даже одномоментно. При этом каждому обитателю загробного мира доступен в полном объёме опыт всех прочих обитателей. И любое длящееся «сейчас» там возникает лишь как иллюзия при вторичном восприятии этого опыта — переживания, более всего похожего на очень явственное воспоминание. А это значит, что всякий ныне живой и здравствующий человек, но обречённый рано или поздно умереть, уже находится в аду или раю в качестве духа, и, соответственно, может высказываться про свой опыт через одержимого. Причём для живущего ныне этот опыт на момент контакта в привычных хронологических рамках может находиться в будущем времени. Таким образом, бессмысленно пытаться разводить адские голоса на сказанное «до» и «после», поскольку, когда бы ни было то или иное услышано наблюдателем, всё это сказано одновременно, мгновенно и всегда.
Поверьте, удалённые мной комментарии не внесли бы большой ясности, поскольку скриптор по отношению к этим «откровениям» находился почти в том же положении, что и читатель, — он мог слышать только голос, говорящий как есть, и служащий единственным посредником между известным нам миром, который мы называем «реальностью», и Адом. И голос этот он облёк в текст в точности, а текст перед вами.
Присланные мне фрагменты уже были пронумерованы, но не в хронологическом порядке (например, седьмой документ помечен как «поздняя запись», а восьмой — как «ранняя»). Возможно, скриптор, который вёл протоколы и делал расшифровки, пытался составить эти документы в некой логической последовательности. В этой же последовательности я и предлагаю их читателю. Орфография и пунктуация сохранены.
[3] Моё сознание слишком безоблачно. Я не воспринимаю факторы окружающего мира, которые стремятся меня расстроить. Я всё понимаю, я проникаю во всё слёту: проношусь мгновенно, словно по залам Музея Всего-Всего-Всего-Всего, где за доли секунды воспринимаю каждую мелочь в каждом зале, и опрометью — в следующий зал. Такое ощущение, что обнимаешь весь мир. И весь мир обнимает меня, и весь мир во мне. Бесподобно!
Музыка. Клокочущая внутри энергия. Пульс. Вальс. Ангельские духовые и скрипки. Струны вибрируют на запредельных частотах творя сущее. Тело вытягивает, как струну; дух звенит — я падаю в чёрную розу космоса, их тут много — цветник прекрасного садовника, который не устаёт возделывать свой сад; я был бы счастлив порваться на этой высокой ноте, разлететься осколками инструмента по всей вселенной, чтобы пропитать её собой. Музыка пронизывает всё — всё объединяет, задаёт ритм. Я путешествую вдоль звуковой волны. Ничто не способно мне помешать; я укрепился, обрёл телесность в частотах, в колебаниях звука. Чем была живая ткань моего мозга, если не резонатором, делающим звук больше, чем просто звуком, но некой абсолютной исчерпывающей категорией?
Я выстрелил себе в сердце и упал в кресло. Сердце всё ещё колотится. Я устал, но ничего не могу поделать с собой, музыка правит моим телом (духом?). Я продолжаю угловатые рваные движения (духа?), стремительно наращивая их темп. Райская музыка.