Воздевая к Ангелам Руки.
Где мудрость, там и безумие, они даруют познание вечного хаоса, своё благословение и проклятие. Они исходят из одной бездны, отражаются и продолжаются друг в друге, подобно тому, как переплетаются змеи священного Кадуцея в руках безымянного бога — таинственного ключа, что отворяет врата за грань. И я нашёл этот ключ, разгадал демоническую формулу. Мой язык сам вспомнил забытый диалект, звуки которого нагоняли ужас на народы древней Месопотамии и Аравии. То шипя, словно выползший из норы в лунном свете Наг, то глотая звуки, точно вышедший на сушу Житель Глубин, то гулко вибрируя, подобно пробудившемуся во льдах звездоголовому Старцу, я провозгласил формулу.
Время остановилось, я откололся от бытия, тут же ощутив окутавшую меня тьму дочеловеческой бездны. Внутри меня что-то пробудилось, словно древний мудрый змей развернул свои кольца и вытянулся подобно натянутой струне. Вселенская музыка внешних сфер отозвалась звучанием этой струны, звенящей, словно священный систр, и медленно, как бы поворотом ручки, настроилась на волну моего сознания. Прозвучал голос. Нет, это был не голос, а скорее оглушительный грохот, который сопровождал рождение и крушение вселенной, он прерывался столь же оглушительной тишиной, в которой я и различил, прошёптанные моей душе, заветные слова: «Ты познал формулу!»
Да, я познал её. Я познал все тайны мира, и даже тайны того, что лежит за его пределами, но мудрость эта обрекла меня. Скоро оно придёт. Придёт, чтобы пожрать меня, и тогда я стану единым с ним, чтобы продолжить в нём своё существование. Мы вернёмся в изначальную бездну, где пребудем до начала времён с теми, кто был там всегда, и теми пятью несчастными, кто подобно мне разгадал запретную формулу V.'.S.'.V.
АНДРЕЙ ПЛОТНИКНИКТА
Никта! Чернильно-чёрная тьма беспроглядной ночи! Я не настолько наивен, чтобы рассчитывать на спасение — после всех событий, свидетелем которых мне довелось стать.
Оглядываясь вокруг, я вижу пышные луга и поросшие зеленью холмы, леса, пронизанные солнечными лучами, и колонны храмов, белеющие в просветах между оливковыми деревьями. После долгого пребывания во тьме солнце режет глаза, но я все равно вглядываюсь в живописный пейзаж, силясь сохранить в памяти каждую деталь. Реальность это, демоническое наваждение ли — совершенно не важно. Я знаю, что обречён.
Та роковая ночь была ошибкой — глупо и самонадеянно было вторгаться в области, куда человечеству заказан путь, но я искренне верил, что иного выхода не остаётся. Путешествие сквозь адскую бездну спутало воспоминания, так что сейчас я лишь с большим трудом могу судить насчёт того, что и зачем я собирался предпринять. На тот моменту меня была чёткая цель и твёрдые намерения — безусловно, благие. В запертых домах по всей округе перепуганные люди с бледными лицами молились об успехе моего начинания. Это была единственная поддержка, какую я получил от местных жителей. Однако не стоит обвинять этих людей в малодушии — беспредельный ужас давил на них в течение многих лет…
Итак, куда бы я ни направлялся в ту ночь, я был абсолютно одинок. Сегодня это было, вчера, или же века назад? Или правильнее будет сказать, что это случится через пару тысяч лет?
Чёрный безымянный город остался за спиной, укрытой покрывалом сумерек. Свет в домах не горел, не было слышно ни человеческих голосов, ни каких-либо случайных звуков, обычно раздающихся в темноте — не скрипела полуприкрытая калитка, не стрекотали насекомые. По тёмному небу лениво ползли свинцовые облака, напоминающие жирных могильных червей — не было видно луны, которая могла бы осветить путь, так что брёл я едва ли не наугад, опасаясь зажигать фонарь. Из подворотен и с коньков крыш за одиноким странником следили поблёскивающие кошачьи глаза.
Насколько я могу судить, в тот момент я прекрасно понимал, какой угрозе подвергаю свою жизнь, разгуливая по улицам в колдовской час. Теперь о той угрозе сохранились лишь фрагменты воспоминаний — томительное предчувствие чего-то ужасного, тлетворная печать, наложенная на мою память.
В слабом звёздном свете передо мной белела уводящая вдаль дорога, мощённая булыжником, но не по ней я направил свой шаг, а свернул на едва приметную тропку, теряющуюся в густых зарослях терновника. Только человек, досконально изучивший местность, смог бы приметить эту тропку во тьме. Очевидно, я заранее продумал план действий.
Особую важность представляли несколько предметов, которые я имел при себе. В кармане брюк лежал электрический фонарик, но зажигать его сейчас было опасно, ибо свет мог привлечь внимание существ, встречи с которыми предпочёл бы избежать любой здравомыслящий человек. В кармане пиджака лежал ещё один фонарик, конструкции весьма странной, о происхождении которого я сейчас не могу сказать ничего — знаю лишь, что именно на этот прибор я возлагал все надежды. Также следует упомянуть некое подобие карманных часов, на циферблате которых вместо привычных цифр были изображены символы созвездий. Очевидно, этот прибор позволял судить о том, какие звёзды находятся в данный момент на видимой части небосвода. Имелся у меня и пистолет, но его я захватил исключительно в качестве психологической поддержки, так как против врага, с которым я собирался схватиться в ту ночь, подобные игрушки были совершенно бесполезны.
Непролазные заросли подступали к тропке с обеих сторон. Колючие ветки и сучья постоянно цеплялись за одежду, словно умышленно норовя меня удержать. Чем дальше продвигался я вперёд, тем более жуткую форму принимали искривлённые стволы деревьев. Внезапно передо мной выросла высокая стена из замшелого камня, вдоль которой я двинулся налево, пока не достиг полускрытого кустарником пролома. Как оказалось, по ту сторону стены расположено древнее кладбище. Дальше мой путь пролегал вдоль бесконечных рядов могил с покосившимися надгробиями, мимо выщербленных склепов, словно изгрызенных чьими-то зубами, мимо сумрачных изваяний, изображающих ангелов и демонов (причём находились они в столь запущенном состоянии, что отличить одних от других можно было лишь с превеликим трудом). Это жуткое место было заброшено века назад О том свидетельствовали и отбитые головы скульптур, и толстый покров плюща и мха, покрывший собою едва ли не каждый сантиметр серого камня. На месте некоторых могил зияли тёмные провалы, уводящие в недра земли на неведомую глубину. Из этих колодцев непроглядной тьмы исходили волны зловония, словно где-то там, далеко внизу, до сих пор гнили и разлагались тысячи мёртвых тел. Впрочем, древность кладбища была столь велика, что все захороненные на нем тела давным-давно обратились в прах…
Я продолжал упрямо брести вперёд, но чудовищному некрополю не было конца. Казалось, бессчётные ряды могил уходят до самого края земли. С тщетной надеждой я то и дело обращал взгляд к небесам, точно умоляя луну пробиться сквозь пелену тяжёлых туч и озарить мне путь, прогнав навязчивые тени.
Уж не знаю, какими ориентирами я пользовался в этом отчаянном путешествии по землям тлена и разложения — но настал момент, когда из тьмы гордо выступили очертания монументальной постройки, напоминающей усыпальницу неведомого царя. Стела из чёрного камня венчала собою выпуклую куполообразную крышу, сквозь изящную арку входа проглядывал жирный смолисто-чёрный мрак.
Столетия назад это массивное сооружение наверняка блистало изяществом и роскошью — тень былого величия до сих пор лежала на потрескавшихся стенах, украшенных зловещими барельефами, и на искусных изваяниях, по периметру окружающих постройку. Витражи в окнах были выбиты, крыша местами обвалилась. Я твёрдо знал, что передо мною раскрылся вход во вместилище небывалых ужасов, где затаился древний враг. Да, я был испуган, но все равно с уверенностью обречённого шагнул под разрушающийся свод навстречу темноте. Пришёл час зажечь электрический фонарик — как ни велика была опасность, но двигаться дальше абсолютно вслепую было невозможно.
Желтоватый свет озарил внутреннее убранство покоев, дышащих потусторонним величием. В стенных нишах вокруг меня громоздились ряды полуистлевших гробов, а в центре пола чернел узкий люк с высеченными в камне ступенями. Оттуда, из неведомых глубин загробного мира, струились едва различимые звуки, словно хор скрипучих голосов распевал неведомый гимн, не имеющий мотива.
С осторожностью я начал спуск по скользким сырым ступеням. Позеленевший камень стен был покрыт налётом плесени, тут и там от света моего фонарика спешили укрыться неповоротливые слизняки, оставляющие за собой блестящий след.
Я старательно светил себе под ноги, продумывая каждый шаг по крутым ступеням, но внезапно расшатавшийся камень выскользнул у меня из-под ноги, и я кубарем покатился вниз по лестнице, витками уводившей в бездну. Фонарик ударился о камни и погас.
Когда мир прекратил своё вращение, я с удивлением обнаружил, что каким-то чудом не свернул себе шею и лежу на земляном полу неведомых катакомб. Тьма не была полной — каменную кладку стен во многих местах покрывал прихотливый узор светящегося грибка, чьё тошнотворное зелёное сияние слегка разгоняло мрак. Поднявшись на ноги, я первым делом проверил сохранность драгоценных приборов. К счастью, все они, за исключением фонарика, благополучно пережили падение.
Бесовской напев сделался громче. С осторожностью я направился в ту сторону, откуда долетал шум, то и дело снимая с лица налипшую паутину. Коридор постоянно давал ответвления, заполненные тьмой, пол усеивали черепки разбитой посуды и осколки кирпичей. Кое-где белели кости и черепа, по виду вполне человеческие, но со странно искажёнными пропорциями. Один из черепов имел на лбу два костяных выроста, напоминающих рога, хотя во всем остальном походил на череп обычного человека. Оставалось только догадываться, какая мерзость веками плодилась в этом подземном нерестилище…
Пение и хохот раздались совсем рядом — бессчётные глотки издавали хрипение и омерзительные вопли, сопровождаемые гулом духовых инструментов, рокотом барабанов и дребезжанием ржавых струн. Соседний тоннель озарился неярким светом факелов. Я тут же бросился к ближайшей нише, черневшей в стене, и затаился, не желая нос к носу столкнуться с участниками загробной сатурналии, чей топот я уже явственно различал, несмотря на крики и музыку.