Эта система не была построена вокруг Ави и его способностей, конечно. Он был лишь её частью, крайне эффективной во многих случаях — но далеко не незаменимой. И если уж на то пошло — от этих здоровяков в броне сейчас зависело не меньше. Ави, возможно, и мечтал быть героем комиксов, спасающим всех в одиночку, но в действительности делал небольшую часть работы. Пусть иногда и самую важную.
Хрип динамиков постепенно обретал некую стройность. Он начинал складываться в мелодию: музыку, на которую скоро наслоился голос.
«…when she’s ten feet tall: arid if you go chasing rabbits…»
Моргнули галогеновые лампы на потолке, затем ещё раз — несколько из них так и не зажглись снова. Цепь бойцов перед дверью зашевелилась, словно жирная чёрная гусеница задвигала своими волосками. Трудно было винить спецназовцев за волнение, Веяло чертовщиной.
— Спокойно! — рявкнул на бойцов Станишевич. — Всё идёт, мммать, как нужно!
«When tire men on tire chessboard get up and tell you where to go…»
Ави ощутил головокружение. Ему становилось дурно, но этого и следовало ожидать. Голос из динамиков прибавил несколько тонов, зазвучал резко, с режущим звуком на верхних нотах.
«And you've just had some kind of mushroom, and your mind is moving low…»
В висках застучало. Пальцы расслабились, косяк полетел на пол: как в замедленной съёмке, оставляя за собой длинный красный шлейф. Он коснулся поверхности и словно взорвался искрами. Боковое зрение стремительно тускнело, и Ави не видел уже почти ничего, кроме красной двери прямо перед ним.
Да, красной. Всё правильно. Колонки над головой надрывались так, как не бывает ни на одном рок-концерте: Ави этого не видел, но Ковач и Станишевич закрыли уши.
«WHEN THE LOGIC AND PROPOTION HAVE FALLEN SLOPPY DEAD…»
Ави больше не видел, что происходит вокруг в реальном — или, по крайней мере, объективном мире. Только надеялся, что Желько и Мирко держат ситуацию под контролем. Он чувствовал, как падает куда-то назад, в бездонную пропасть или нору проклятого кролика, но не боялся этого ощущения, зная: в конце всё будет, будто погрузился в воду.
«AND THE WHITE KNIGHT IS TALKING BACKWARDS, AND THE RED QUEEN'S «OFF WITH HER HEAD!»
Красная Королева, встречай Белого Рыцаря. Красная, конечно. Впрочем, в английском эго слово означает и другой цвет. Пора идти на Ту Сторону. Спросить Алису о том, что людям искать придётся, возможно, слишком долго.
Музыка смолкла резко: одновременно с тем, как перед глазами в одно мгновение повисла абсолютная чернота, как если бы выключили телевизор. Ави глубоко вздохнул: наверное, его веки сейчас опустились, но зато открылись какие-то другие глаза.
Перед ним был коридор.
Коридор, но совсем не похожий на тог больничный, где в хлам укуренный Ави сидел на стуле. Нет скорее это был коридор старомодной имперской гостиницы, примерно такой, как в фильме «Отель Гранд Будапешт», — или любой из тех, что стояли в Црвениграде. Правда, этот коридор выглядел мрачно, здесь было довольно темно — слабый свет исходил не от каких-то светильников, а сочился через стыки стен, из щелей под дверьми номеров.
Ави понял, что лежит на полу. На женщину, стоящую спиной к нему, он глядел снизу вверх. А она смотрела куда-то в глубину коридора — возможно, бесконечного. Красивые туфли, стройные нош в чулках, укороченное пальто с туго затянутым на талии поясом — до которого почти доставали завивающиеся ближе к кончикам рыжие волосы.
Алиса обернулась через плечо, пальцами поманив Ави за собой.
— Пойдём, дорогой.
Встать получилось не сразу: сначала Ави полз за ней на четвереньках, и только через десяток метров поднялся, опираясь на глухую стену, обитую бархатом. По противоположной тянулись одинаковые двери: деревянные, весьма изящные, выкрашенные чёрным.
— Ты хорошо запомнил фургон? Представь его, так мне будет проще.
Ави запомнил превосходно, и представил во всех подробностях. Высокие каблуки Алисы цокали по паркету: она манерно вышагивала, качая бёдрами, ставя одну ногу точно перед другой, как если бы шла по канату.
— I see a black door and I want it painted red, no colors anymore I want it to turn red… — напевала Алиса, намеренно изменив знакомый текст, — I see tire girls walk by dressed in their summer clothes; you have to turn your head until this darkness goes…
Конца коридора было не разглядеть: он терялся во мраке. Но где-то перед самой границей этой темноты вполне различалась красная дверь. Казалось, что прошли целые часы, прежде чем Ави достиг её, следуя за Алисой, и потянулся к латунной ручке.
Его выбросило с Той Стороны ещё более резко, чем затянуло туда. Ави больше не сидел на стуле: он стоял перед той самой дверью больничного чулана, ощущая запах свежей краски, и крепко сжимая пальцами ручку из дешёвого пластика. Он немного промедлил, посмотрев налево. Скрытое маской лицо бойца спецназа оказалось совсем близко, и даже без способностей Ави, по одним глазами, ясно читалось: ничего, столь далеко выходящего за пределы адекватного, тот ранее не видел.
Ави понятая не имел, как вся сцена смотрелась со стороны. И не имел времени задумываться. Он просто потянул ручку вниз и решительно шагнул в дверь чулана.
Яркий дневной свет ударил в глаза, заставив зажмуриться, а внезапные звуки оживлённой улицы в центре города оглушили. Ничего ещё толком не понимая, Ави нащупал пистолет, выдернул его из кармана жилета и чётко, в полную силу голоса, выпалил:
— Работает Госбезопасность!
Кто-то из прохожих замер, кто-то шарахнулся в сторону, и теперь Ави увидел тот самый белый фургон прямо перед собой, припаркованным на углу. Тонированные стёкла не позволяли толком разглядеть людей внутри, но кто-то там точно был: кажется, и рядом несколько мужчин стояли не просто так…
Один из них разворачивался к Ави: тог вскинул пистолет, но не успел прицелиться, потому что сзади его схватили на плечи. Спецназовец оттащил Ави в сторону, освободив проход. Тёмные фигуры, чуть сгорбленные, выставляющие перед собой автоматы, посыпались из распахнутой позади двери какого-то магазина.
— Лежать! Лежать, курва!
Падая из-за рывка за плечи, Ави заметил на противоположной стороне улицы инвалидную коляску. Старуха сидела вполоборота к сцене, но наблюдала за ней пристально. Неудивительно.
Кто-то истошно заверещал. Прозвучал выстрел, почти одновременно — длинная автоматная очередь и беглый огонь одиночными в ответ. Зазвенело разбитое стекло. Ави уже лежал носом в тротуар, боец спецназа прижал его к земле коленом: он стрелял в кого-то — по крайней мере, гильзы со звоном сыпались на землю прямо перед лицом Ави. Цок, цок, цок. Почти как те каблуки.
— Аллаху акбар!
— Два часа, автомат!
— Бросай оружие!
Наверное, для спецназовцев этот хаос был таким же понятным и упорядоченным, как для Ави — всё то, что он видел перед красной дверью. Тёмные фигуры не переставали двигаться, кто-то из спецназа обходил фургон сбоку, кто-то бросился поперёк улицы, стреляя на бегу — но Ави в этом ничего не понимал. Тем более, что его очки слетели, так что и видел он теперь плохо.
Сознание выделило во всей творящейся вакханалии только одного человека, чётко указав: его надо остановить. Ави не объяснил бы, почему: может, он собирался подорвать бомбу или что-то подобное? Так или иначе, плотный бородатый мужчина в клетчатой рубашке спешил к задним дверям фургона, сгибаясь под обстрелом. Несколько пуль пробили белый кузов прямо над ним. Он очень спешил, и это было очень важно.
Скорее всего, миг спустя террориста всё равно остановили бы, но Ави опередил события. Он не мог вытащить из-под груди руку, сжимающую пистолет, потому что колено бойца по-прежнему вдавливало его в землю. Хорошо, что Желько заставил надеть бронежилет а то так и рёбра бы треснули… Впрочем, пистолет Ави был не так уж и нужен.
Бородач почти достиг дверей фургона, но дотянуться до них не сумел. Его оторвало от асфальта, резко перевернуло в воздухе и швырнуло через весь перекрёсток — прямиком под колёса проезжавшего по нему тяжёлого автомобиля.
Фургон, из-за которого оставшиеся террористы ещё продолжали отстреливаться, ожил., В нынешнем состоянии Ави это было несравнимо труднее обычного: от напряжения у него свело челюсть, боль наполнила не только голову, но и все зубы разом, а затем суставы и остальное тело. Перед глазами посыпались искры, поплыли разноцветные круга.
Но фургон всё-таки сдвинулся. Точнее, он резко рванул с места, сокрушив на своём пути чугунный фонарный столб, и внезапно оставил террористов без укрытия. Оба упали почти сразу после этого, в неестественных позах: одного пули отбросили назад, другой почти сложился пополам.
— Ну, вот и всё… Желько! Желько, всё хорошо?
Ответа не последовало. Но едва ли что-то прошло плохо.
Ави, похоже, потерял сознание. По крайней мере, он точно не смог бы сказать, как оказался уже не вжатым в тротуар перед магазином, а сидящим у стены перед его разбитой витриной. Блики солнца играли на гранях осколков. Ави почувствовал, как кто-то прижал его к себе: уже нежно обнимая, а не жёстко и решительно, как только что.
Никакого шума больше не слышалось, и потому Ави догадался, что находится уже не совсем в том месте, где мгновение назад. Ну и отлично. Всё, что мог, он уже сделал.
Ави разжал пальцы, позволив пистолету с глухим звуком упасть на землю, и охотно уткнулся лицом в грудь обнимавшей его женщины. В вырез её блузки спадали рыжие локоны.
Црвениград уже покрылся сумерками: небо приобрело красивый насыщенный оттенок синего, даже стала различима луна. Сильно похолодало, так что Мирко в его костюме из дорогой, но слишком тонкой шерсти, сделалось уже совсем некомфортно. Но о себе он сейчас думал в последнюю очередь.
Здоровяк волок к чёрному джипу Ави, который едва перебирал ногами. Что и говорить, сегодня подполковнику Госбезопасности Аврааму Шлиману досталось порядком; тем не менее, всё закончилось хорошо. И это оставляло приятное послевкусие заслуженной победы в короткой, но яростной схватке.