Олечка соскочила с кровати, движимая единственным желанием — обнять матушку, но Афанасий Никитин превратился в монстра. Сначала его голова лопнула точно мыльный пузырь, а затем на её месте появился пучок извивающихся щупалец. Они вытянулись, целя в Олечку. Та в ужасе завизжала. И проснулась. «О сущностях мира» съехало с покрывала и упало на пол.
Оглядевшись, девочка поняла, что это был только сон. Но и это открытие не принесло ей покоя. На дредноуте выла сирена. Такую включают перед боем, готовя орудия и мобилизуя весь личный состав. Что-то случилось, прямо здесь в порту, в Бухте Благости.
Олечка прильнула к иллюминатору, выходящему на город, и увидела алое зарево.
Анадырь горел, пока ещё не весь, но его у южная часть уже покрылась огнём и дымом. Низкие тучи, почти задевающие пилоны города, показывали свои отвратительные дряблые брюха и словно глумились над мечущимися в ужас людьми.
«Что происходит? — думала перепуганная Олечка. — Неужели я до сих пор сплю?»
Она не спала. Всё было по-настоящему. Рушащиеся здания, крики, паника. Народ массово валил в порт, взбирался на корабли, дрался за место. Сотнями горожане падали в воду, которая бурлила, точно бульон, окрашиваясь бордовым.
Ночь шла на исход, и картина катастрофы прояснялась во всё больших деталях. Вдали, едва борясь с шумом у причала, грохотали пушки. Олечка догадалась: это артиллерия пыталась сдержать нашествие чудовищ. Впрочем, похоже, безрезультатно. Вскоре пушки смолкли. «Кыштым» продолжал выть. Его машины уже были готовы к работе, трубы извергали тустой чёрный дым. Где сейчас папенька? Олечка видела, хотя не очень отчётливо, что моряки начади принимать на борт горожан. Те бежали по трапу, бежали, падали, образуя кучу малу. Олечка хотела зажмуриться, чтобы не видеть этого кошмара, хотела найти убежище под одеялом, но не могла. Внутренний голос, голос Афанасия Никитина, говорил ей: «Смотри! Это гибнет мир! Второй такой возможности не будет!»
Несколько сотен беженцев успели перебежать на дредноут, когда трап сломался и рухнул в воду, увлекая за собой тех, кому не повезло. После этого «Кыштым» начал отходить от причала, пятиться, точно в страхе. Даже эта боевая махина хорошо понимала, что не в состоянии остановить циклопический ужас.
И тут Олечка увидела. Анадырь вспучился. Его центральная часть подскочила, словно от сильного удара снизу. Здания разлетались в пыль, улицы исчезали за один миг, проваливаясь в вечность вместе с тысячными толпами. В дыму и пламени погибала человеческая твердыня. Земля разверзалась, громадные пласты её переворачивались и уходили вниз, в бездну.
Из которой выбиралось нечто.
Олечка не могла разглядеть это, но оно оказалось огромным. Невиданным. Бесформенным. С бесчисленным количеством разнообразных конечностей. Совсем как в её воображении.
«Кыштым» на всех парах бежал прочь от гибнущего города, за ним, отчаянно форсируя двигатели, шли три грузовых судна и крейсер «Дымок». Все до отказа набитые беженцами.
«Нет больше Анадыря», — сказала себе Олечка Смурина, слыша, как громадный монстр крушит остатки города и раскалывает уже сам остров. Волны, поднятые землетрясением, нагоняли корабли, старались перевернуть их.
Разразился ужасный шторм, в котором погиб «Дымок» — волна просто перевернула его, и корабль пошёл ко дну. Ревя на всю вселенную, бесновался монстр Чукотки, и на его зов приходили всё новые чудища. Они выныривали из кипящих вод и бросались вслед за спасающимися людьми. «Кыштым» принял бой.
Олечка лишь фрагментами помнила то сражение. Вспышки, вырывающиеся из тяжёлых стволов корабельных оружий, взрывы. Разорванные тела кракенов, мегалодонов и морских змеев. Чёрный пороховой дым, несомый штормовым ветром, бешеные волны, бьющие в бронированные борта «Кыштыма», прикрывающего отход грузовых кораблей. Дважды монстры подбирались настолько близко, что атаковали корабль вблизи. Судно швыряло по волнам, но оно держалось, огрызаясь огнём и сталью.
Часы, может быть, дни продолжалась эта адская свистопляска. Олечка, потерявшая счёт времени, в какой-то момент перестала отличать день от ночи. Однажды прибежал измазанный сажей, в порванной форме Хомутов: справиться, как тут она. Олечка Смурина ответила, что с ней всё хорошо.
К тому времени сражение окончилось. Буря улеглась. «Кыштым» шёл через Сибирское море обратно в Катинград. Юнга умчался. Олечке вскоре принесли обед, но она, оглушённая, долго сидела перед тарелками. Дредноут получил незначительные повреждения, но во время боя и шторма часть размещённых на палубе беженцев погибла. Самые большие потери были на корме, которую атаковал кракен. Его щупальца убили несколько десятков человек. С грузовыми судами дело обстояло немного лучше, хотя и на них не обошлось без убитых и раненых. Некоторых смыло за борт, другие в отчаянии прыгали сами, стремясь разом покончить со своими мучениями.
Наконец, Олечку посетил отец. Капитан был измотан, бледен, но собран. Олечка заметила, что его виски стали седыми, белыми, точно снег. Весть о том, что в сражении погиб Данжеронский заставила девочку заплакать.
— Генерал-губернатор предупреждал меня об опасности, — сказал капитан Смурин дочери. — Но я недооценил угрозу. Но… мы всё равно бы не успели вывести даже половину…
На вопрос Олечки, что теперь будет, он ответил:
— Чукотка потеряна. В сущности, ее больше нет. Этот монстр, какого ещё никогда не видели, выбрался из земли и всё уничтожил. Это чудовищное поражение для нас, милая…
Капитан закрыл лицо руками. Олечка обняла его и увидела лежащую на полу книгу «О сущностях мира». Кто бы там не спорил с Афанасием Никитиным, только опальный философ оказался прав. Безумный человек, описывающий невозможное, единственно предугадал, каков будет конец.
Думая об этом, Олечка чувствовала поразительное спокойствие. Ей было отчаянно жаль всех тех, кто погиб. Жаль Анадырь. Жаль Ланжеронского. Всех, кого убил кракен на корме. Жаль «Дымок», который так бесславно канул в пучину вод.
— Мы вернёмся в Катинград, доложим обо всем, что случилось, а там пусть решают, — сказал капитан Смурин. Он посмотрел на дочь: — Прости, я втянул тебя в этот ужас. Недооценил опасность. Не представляю, что тебе пришлось пережить, милая.
Олечка ответила, что это неважно. Как может говорить о своих бедах она ему, выдержавшему такое жестокое сражение с морскими чудовищами?
Они обнялись. Олечка очень жалела, что тут нет мамы. Последний сон, который девочка видела этой ночью, был о том, как всей семьёй Смурины ходили в зоосад. Три года назад. Там бегемот, точно желая продемонстрировать свои возможности, прямо при них навалил кучу навоза. Олечка тогда очень смеялась.
Путешествие завершилось. Дредноут «Кыштым» привёл три оставшихся грузовых корабля с беженцами к конечной точке.
Олечка стояла у окна капитанского мостика, глядя вперёд. Ей хотелось первой увидеть Катинград.
Работа шла напряжённая, офицеры почти не говорили, ограничиваясь обычными деловыми, краткими, словно телеграммы, разговорами.
Постепенно рассеивался туман, солнце тускло светило из-за облаков, точно не могло решить, стоит ли этот мир его усилий. А потом стало ясно, и Олечка увидела плавающий мусор. Он был повсюду, самый причудливый, включая мёртвые тела. Тут и там встречались обломки кораблей, мебель, обгорелые доски, разорванные паруса.
«Произошло кораблекрушение», — поняла девочка, но её сердце вдруг заледенело.
Она уже могла видеть бухту и Катинград, точнее, его руины.
Город перестал существовать, над разрушенными зданиями вился дым, кое-где ещё горело и чадило, и ветер нёс рваные клубы на север.
От Адмиралтейства осталась лишь громадная яма. Что касается бухты, то она была загромождена потопленными кораблями. Сгоревшими, поломанными, смятыми, сбитыми в кучу, слепленными, словно от гигантского давления. Было ли здесь настоящее сражение или флот просто-напросто уничтожили одним ударом? Никто не знал и вряд ли нашёлся бы свидетель.
«Кыштым» остановился у входа в бухту, заглушил двигатель.
На капитанском мостике воцарилась мёртвая тишина. На призывы дредноута город не отвечал, лишь чайки носились над грязными, полными обломков и мёртвых тел водами.
Посмотрев в сторону, Олечка заметила на почерневшем остове полузатопленной баржи шесть фигур в длинных одеяниях. Они стояли рядком и смотрели на дредноут.
Странствующие Дервиши. Загадочные существа, сущность которых покрыта тайной. Были это те самые, которых Олечка встречала в Анадыре, или другие, она, конечно, не знала.
СТАНИСЛАВ КУРАШЕВОТСУТСТВИЕ ПЕРЕГОВОРНЫХ УСТРОЙСТВМЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Сегодня фиалковый день.
Впрочем, это любой из нечётных дней, в которые медицинскую сестру зовут Марта.
Её розовая туалетная вода отчётливо пахнет фиалками.
Вообще-то, это я себе придумал, как и многое другое в своей жизни.
Я не знаю, как пахнут фиалки.
Я даже не уверен, какого они цвета.
Это звучит почти как эпитафия на надгробном камне: «Он даже не знал, какого цвета фиалки. Ангелы, плачьте о нем».
«Этот странный русский», — так меня зовёт Марта со своей неизменной доброю улыбкой, улыбкой существа, у которого в жизни нет и не предвидится особых проблем, которая не видела зла и плохо себе представляет, что это такое, и русские ей, очевидно, представлялись именно такими, как я — существами странными, грустными и бессмысленными.
Ее сограждане в тридцать пять лет, очевидно, отличаются от меня, который в те же тридцать пять лет медленно умирает в клинике доброго доктора Шнайдера, куда меня поместили мои человеколюбивые родственники.
Каждый день в своей жизни я просыпался с тяжёлого похмелья, каждый божий день. Я алкоголик с шестнадцати лет, а эликсир вечного бессмертия ещё, к сожалению, не придуман, и поэтому последнее, что мне осталось — медленно и отвратительно умирать.