Прозрение, или история брамина
Эту историю рассказал мне один почтенный брамин-аюрведист из Лакхимпура, за чашкой отличного масала у него в мансарде.
— Друг мой, — начал он, — сейчас я расскажу тебе о том, как обстояли дела за четыре миллиарда лет до нашего нынешнего воплощения. Я вспомнил это в одной из своих випассана-медитаций на склоне горы в Уттаранчале. Как ты знаешь из современной околонаучной эзотерики, наша с тобой Вселенная и все вещи в ней последовательно проходят великие циклы Брахмы. Дни Брахмы — это Манвантары, или Расширения Вселенной, Ночи же — это Пралайи, или Сжатия Её. Они представляют собой настолько чудовищные по протяжённости отрезки, что никакие ваши калькуляторы не способны их подсчитать, и никакие ваши квантовики-метафизики — осилить своим серым веществом. Так вот, мне однажды открылось, что шесть Пралай назад — или вперёд, не столь важно — от нынешней Манвантары, Земля представляла либо будет представлять собой вдевятеро большую сферу, нежели сейчас, вращающуюся в совершенно иной галактике, и у неё было/будет три Солнца, четыре Луны, и будет зваться она Одж-Мабула.
Я перебил учёного брамина, сказав, что мне сложно воспринимать его повествование одновременно в прошедшем и в будущем залогах. Брамин кивнул, поправил очки на своём большом учёном носу, откашлялся и продолжил в настоящем времени.
— Так вот, друг мой, Одж-Мабула представляет собой три огромных континента посреди первобытного Океана фосфоресцирующей плазмы. Её населяют колонии разумных существ, которые можно описать только сравнительно с высшими насекомыми в сочетании с грибами и морскими протерозоидами. Первый континент зовётся Зар-Суушвад, и населяют его странные твари вроде высокоразвитых крылатых термитов, они же Великая Раса; каждый член этой расы размером с индийского слона. Второй континент называется Мна-Тхйовур, его населяют колонии разумных не то грибов, не то полипов, именующие себя тцэб-тцэб, которые попеременно воюют с народом Зар-Суушвада, а в перерывах между войнами ведут с ними торговлю какими-то склизкими древними артефактами, промысловой икрой гигантских головоногих и чёрным вулканическим жемчугом. В свою очередь, Великая Раса охотится за дорогими и редкими панцирями представителей тцэб-тцэб. Третий континент зовётся Му’Уб и на нём возводят свои странные глянцевитые города из сплава оникса и обсидиана мрачные кишечнополостные по имени йегс-хьол-пхо, которые не поддерживают каких-либо контактов с другими расами Одж-Мабулы.
Я был одним из жителей многомиллиардного суперулея Великой Расы, или руммах-джэдж, «свободным гражданином». Социальная структура у них поделена, как и у нас в Индостане, на касты браминов, кшатриев, вайшью и шудр. Брамины, или, по-ихнему, адхбношру, имеют увеличенную мозговую долю в своих спиралевидных ганглиях верхней части туловища, увеличенные крылья и увеличенные верхние лапы, с тремя сильными когтями на каждой, чтобы писать, чертить схемы, рисовать и музицировать. Брюшко адхбношру заканчивается тремя радужными перьевыми хвостами. Цвет их тела спектрально-фиолетовый с оттенками лилового и ляпис-лазурного. Каждый из касты адхбношру имеет привилегированное положение в обществе, ему полагаются рабы из касты шудр, так что он может заниматься наукой и искусством, не думая о своём пропитании. Кшатрии, или, на их языке, шешрег, обладают ярко выраженными богомоловидными средними лапами с кривыми лезвиями-серпами на каждой, меньшим размером тела, чем у адхбношру, однако более развитым экзоскелетом и гораздо более крепкой хитиновой бронёй, чем у тех, а брюшко их заканчивается жёлто-чёрными ядовитыми шипами, которыми они могут наносить ужасные пробивные удары. Цвет их тел — оранжево-жёлтый. Шешрег рано формируются и вылупляются из своих кладок, в то время как адхбношру созревают достаточно долго — но и живут их брамины значительно дольше, чем кшатрии. Шешрег привилегированы чуть менее адхбношру, хотя тоже имеют своих рабов-шудр, свои обширные гнёзда, многочисленные гаремы и являют собой военную элиту улея-государства. Мумзум, или вайшьи Великой Расы — те же наши торговцы, ремесленники, земледельцы и так далее, у них более всего развиты нижние конечности (третья пара лап), а крылья у них ещё меньше, чем у шешрег. Фактически, только первые две касты способны взлетать в воздух. Мумзум могут только на время с тяжким жужжанием отрываться и неуклюже парить в нескольких метрах от земли, а представители последней касты, гхарнаг, или шудр, вообще имеют только рудиментарные зачатки крыл. Мумзум имеют ярко выраженное седалищное основание, хвост у них очень дороден, как и брюшко, голова маленькая, в виде сферического завитка с множеством оптических усиков, как и у прочих представителей их расы, тело у них изумрудного оттенка. Гхарнаг — самые низкие по социальной иерархии из народа руммах-джэдж, после них идут «отверженные», а также преступники, дезертиры и разного рода дефективные особи. Каста гхарнаг мелка и в физическом плане — они чуть больше телёнка, тела у них ржаво-коричневые или эбонитово-чёрные.
Как ты можешь видеть, мне открылась социальная организация этих существ в весьма детализированной форме. Так вот, не вдаваясь сейчас в особенности их культуры, религии, традиции, права, суеверий и прочее, остановлюсь только на их концепции Ультрамонархии, а также на учении о Бесплотных.
У Великой Расы правящей единицей всегда была и остаётся Королева, или центральная матка-воспроизводительница. Это чудовищно огромная туша, обитающая в исключительной роскоши и плавающая в собственном соку в недрах каждого Улья (всего таких Ульев около шестнадцати по всему континенту), особа которой служит объектом культового поклонения, ибо наделена божественной мощью творить все четыре касты руммах-джэдж. Каждый оборот планеты вокруг галактического светила сопровождается культовым празднеством, или «Великим Сбором Урожая» — целых три месяца из 18 годовых народ этих высших инсектоидов справляет разрождение их маток новым потомством в виде обширных кладок из миллиона яиц в каждой, которые помещаются в Главные Инкубатории Улья. Вылупившиеся новорожденные граждане по внешним признакам тотчас же разбираются на выполнение соответствующих работ. Да, забыл упомянуть: перед тем, как разродиться, матка обязательно пожирает своего незадачливого супруга, который весь предыдущий год окучивал её громадное тело. Супруг, или йабжваль, т. е. «принц-регент», выбирается из числа трутней, особого сословия, неизвестного у нас в Индии: это ярко окрашенные изнеженные существа чуть побольше адхбношру, у которых весьма крупные «жала». Ну, ты понимаешь, что я имею в виду, ни у кшатриев, ни у браминов таких крупных «жал» не имеется. Так вот, после ритуального пожирания очередного своего любовника, Королева Улья начинает метать икру в бешеном количестве. Это отвратительное и впечатляющее зрелище, как мне рассказывали другие руммах-джэджи. Королева Улья живёт порядком девятиста лет по хроноисчислению Одж-Мабулы, это что-то около тринадцати тысяч наших лет, после чего издыхает, и в Улье, да и в соседних мегаструктурах Великой Расы, воцаряется годовой траур, и пророки из числа жрецов-адхбношру должны в течение трёх сезонов найти новую Королеву в самом Улье или же предсказать её появление в соседних. Когда где-либо находят непомерную личинку, народ ликует, и опять наступает время празднества.
В Залах Хронографии мне довелось прочесть, что в период между Двести Двадцать Пятой и Двести Тридцать Второй Династиями моего Улья жрецы-адхбношру не могли найти Королеву, и во всём городе-государстве воцарился небывалый кризис. Вся инфраструктура рушилась, появилось множество убийц, воров, дегенератов, чернокнижников и каннибалов, а некоторые придворные чиновники стали поговаривать о грядущем Ксеноциде. Народные волнения нарастали. Гхарнаги объединялись в банды или профсоюзы пролетариата и громили гнёзда почтенных патрициев-адхбношру и грозных центуриев-шершег, убивали трутней и грабили лавки добрых мумзум. В этот же период случились опустошительные набеги отвратительных слизняков тцэб-тцэб, разгромивших часть колоний, в которых тоже отсутствовали Королевы, и чуть не захвативших власть в нашем Улье. Но близилось Троичное Солнечное Затмение, и это было знаменательным астрономическим событием. Придворные астрономы истолковали Затмение не как Сумерки Богов, но как Великое Возрождение, и когда на восемнадцатый день после него ряды осаждающих неприятелей дрогнули, и с неба обрушился метеоритный ливень, народ руммах-джэдж возликовал и устроил грандиозную резню поганых тцэб-тцэб. В то время сразу в четырёх великих домах-ульях был собран самый замечательный урожай из куколок будущих Цариц-Маток и заодно — самый богатый трофейный сбор драгоценных панцирей безобразных тцэб-тцэб.
Теперь же я поведаю тебе об эзотерическом учении этих странных существ. Каждый из числа руммах-джэдж, будь он хоть распоследний йав'вах, то есть «отверженный», имеет право стать нцхарб, или «Бесплотным», что означает возродиться в новом теле, оно же «сияющее космическое естество». Это не очень вяжется с нашей индийской концепцией колеса Самсары, как ты понимаешь, но зато неплохо стыкуется с древнеегипетской религиозной верой, а также с тайным тибетским учением дзогпа ченпо. Этому учению посвящены многотомные исследования почтенных жрецов-адхбношру, а главным источником всех предписаний, формул и установок для «выхода в Свет» служит древнейшая Книга Бесплотных, или дх'Йернед-ф'Баззаб. Это величественное собрание табличек, написанное причудливыми иероглифами на мягких пластинах какого-то металлического сплава, неизвестного на нашей планете, но похожего на твёрдую органическую ртуть, который можно складывать в рулоны и архивировать тысячелетиями; хранятся они в Святая святых Центрального Библиофонда каждого Улья, где переписываются прилежными писцами испокон веков. Она, эта Книга Бесплотных, повествует о странствовании жизненной эссенции, или цхэ, каждого почившего существа их народа, сбросившего свою бренную оболочку, сквозь бездны космической тьмы, хаоса и холода к Единому Источнику Всего Сущего, или Йадж'Йюм. Но для этого нужно пройти семьсот семьдесят семь Домов Божественных Унгьял’д’цхоб (что-то вроде будд или бодхисаттв), а чтобы пройти каждый Дом, нужно знать все Имена населяющих его сущностей и иметь необходимые инструкции и рекомендации, как то известно нам из египетской книги мёртвых. К тому же цхэ должно быть не отягощено плохой м'аддиб, или кармой, иначе его просто-напросто дезинтегрирует космическая энтропия. Что любопытно, м'аддиб стандартно выше по качеству у первых двух каст, чему у всех прочих, поэтому у них выше шанс спастись и трансморфироваться. А м'аддиб Царицы Улья и её женихов-трутней просто баснословен. Если же цхэ проваливается где-то по дороге или застревает в каком-либо из Домов, она рискует заплутать на веки вечные и не получить Спасения, то есть стать гьюбьядж, или «проклятой». Родственники очень боятся, что цхэ их покойного домашнего станет гьюбьядж — ведь тогда обитающая в гробнице часть естества, или цхорб, связанная тонким эфирным каналом с заплутавшей цхэ, преобразуется и станет гью-цхорб, или «тёмным двойником», который станет вредить всем вокруг и проклинать любого нарушившего его покой. Так что ты можешь представить себе, насколько сложным для меня оказался труд по расшифровке этого пространного руководства пользователя.
Я откровенно признался, что у меня уже голова кругом идёт от всего этого нагромождения малопонятных и неудобоваримых терминов, однако просил почтенного брамина продолжать. Тот, приосанившись и потянувшись как следует, продолжал так.
— Как и в Древнем Айгюпте, в циклополисной структуре каждого Улья Великой Расы существуют свои Дома Жизни, где жрецы-бальзамировщики из числа браминов-адхбношру с целыми бригадами подопечных шудр занимаются всяческими приготовлениями к дальнейшему упокоению скинутых оболочек своих братьев, в основном привилегированных слоёв населения. Низшие касты хоронят как попало в общественных некрополях, а вот адхбношру, шершег и некоторых зажиточных мумзум погребают со всеми почестями, т. е. мумифицируют и помещают в персональные склепы, где часть их естества, та самая цхорб, остаётся обитать и получать подношения от родственников и друзей, тогда как их цхэ устремляется к Свету Единого Йадж'Йюм, дабы воссоединиться с ним и преобразиться в нцхарб. Чтобы эта трансформация в «имаго» прошла успешно, жрецы обёртывают мумию почившего в благоуханные покровы из секреций тутовой многоножки (они у них тоже внушительных пропорций), умащают её, читают над ней необходимые заклинания и ритуалы, но главное — они помещают в погребальный сосуд копию священной дх'Йернед-ф'Баззаб, которая представляет собой голографический слепок с оригинальной рукописи, бесконечно воспроизводящий сам себя в видео— и аудиоформате, если можно так выразиться. Ты удивлён? Ах да, я забыл сказать, что у этих высших насекомых достаточно развитые технологии, весьма отличные от наших, как наше биологическое устройство отлично от их устройства. Технологии их основаны на матричных органических вычислителях, схожие устройства можно встретить в современном жанре «биопанк». Вообще, эти руммах-джэдж крайне любопытны с точки зрения мышления. У них восемнадцать пар сложных глаз, включая три коронных у браминов, тридцать две пары головных усиков, шесть пар лап, девять нервных центров, двенадцать типов чувств, из которых четыре — осязательные, и сорок восемь мембранных хранилищ памяти в каждом из нервных центров. И вообще, всё у них подчинено строжайшей логике, двоичной математике и структурному анализу, так что даже не по себе становится. Миллионы жужжащих, постоянно вибрирующих и снующих гигантских разумных насекомых, и ты сам среди них, такой же… Бррррр…
— А вы были среди них, надо полагать, брамином, как его, андбхшру?..
— Нет, друг мой, вовсе нет. Я был там обыкновенным шудрой, помощником архивариуса по имени Мзфрохц’Аарпти’Цхэ, что значит «Наделённый Силой Трёх Радужных Драгоценностей». Это так звали архивариуса, а меня никак не звали — шудрам имена не положены. Хотя позже мастер всё-таки дал мне имя. Чистил я, значит, инструменты всякие, чинил акведуки, готовил питательную массу, утилизировал отходы, и так далее…
— Так… И что же вы извлекли из данного опыта? — спросил тогда я, премного поглощённый сим повествованием.
Брамин задумчиво поглядел на закатное небо и серебристую нить великой реки Ганги, текущей внизу в долине, налил себе ещё масалы и хотел уже продолжить, как тут к нам подошли его красавица-жена в сари и с серьгой в носу и четверо детей разного возраста. Сам брамин, принимавший меня в гостях на своей шикарной мансарде, был невысок и достаточно упитан, как и следует быть почтенному брамину. После ритуала знакомства с семьёй и улаживания каких-то официальных дел с женой, брамин, почему-то тоскливо глядя в сторону горизонта поверх взбирающихся на изумрудные холмы ярусов белоснежных глинобитных домов и пальмовых рощ, прихлебнул традиционный пряный чай и продолжил свой диковинный монолог.
— Друг мой, то, что я извлёк из данного опыта, это в первую очередь, то, что неисповедимы пути Брамы, Творца Вселенных. Я, казалось, прожил целую вечность в теле этого странного высокоразвитого насекомого, занимаясь презренной кармической деятельностью шудры. Благо, я был способным учеником, жадным до знаний, и ещё до моего совершеннолетия мой мастер-адхбношру обучил меня священному языку иерограмм жрецов и учёных, з’аарик’тха’э, чем определённо выделил меня из сотен тысяч мне подобных прислужников в Центральном Библиофонде. Я обучился создавать голографические матрицы и печатать священные книги на мягких ртутных пластинах, у меня даже была собственная небольшая лаборатория, где мой мастер наставлял меня в основах кибернетики, псионики, или ментальной магии, и прикладной алхимии, или цзарм’цхуфи. Кстати говоря, алхимия у этих инсектоидов имеет статус официальной науки и не делится на «внешнюю» и «внутреннюю», как это принято у вас, европейцев. Алхимия представляет у Великой Расы Одж-Мабулы цельную дисциплину, в которой оператор трансмутирует разные неблагородные вещества, жидкости, эмоции и состояния ума внутри самого себя, а на выходе получает удивительный кальцинированный порошок под названием нб’дхиф, аналог пресловутого lapisphilosophorumсредневековых арабских, испанских и европейских алхимиков, он же универсальное лекарство металлов и питьевое золото. Чудодейственный песок нб’дхиф, однако, имеют право получать только учёные адхбношру и некоторые из высших шешрег, и бывает он двух видов — пурпурный и янтарный, в зависимости от степени кальцинации. Вообще, в цветовом спектре Великой Расы присутствуют ещё как минимум пять дополнительных цветов по сравнению с человеческим восприятием, но об этом я даже не буду начинать, так как всё равно все мои попытки описать тебе эти цвета будут лишь умозрительными приближениями. Пространственно-временное восприятие у них также отличается от человеческого, и это создаёт неописуемые психеделические эффекты. Такое ощущение, что ты присутствуешь в нескольких местах одновременно, и геометрия там явно неевклидовая. А продвинутые жрецы-адхбношру способны усилием коронных нервных центров путешествовать во временных потоках, ускорять/замедлять/зацикливать временные отрезки, создавать собственных иллюзорных двойников и прочее.
Я попросил брамина немного придержать коней, так как не справлялся с обилием информации. Солнце уже садилось за западными горами, и вот-вот должна была наступить долгожданная прохлада субтропической ночи, наполненная звуками цикад, от которых мне теперь было не по себе.
Брамин предложил мне ещё масалы, от которой у меня уже начиналась изжога, после чего извлёк из-за пазухи бурнуса небольшой кожаный мешочек, раскрыл его и передал мне. Там оказались какие-то пахучие шарики смолисто-чёрного оттенка.
— Это что, аюрведа, гашиш или опиум? — подозрительно спросил я у брамина. Не хватало только ещё слушать его бредни под воздействием психотропов.
— Съешь один и расслабишься, — только и сказал брамин, загадочно ухмыляясь.
Я осторожно выудил из мешочка одну странно пахнущую горошину и поднёс её к носу. Пахло определённо чем-то наркотически-тягучим, с примесью индийских специй. Я был немного сведущ в индийской аюрведе, потому без особых опасений положил горошину под язык и стал медленно рассасывать, а мешочек отдал обратно брамину. На вкус эта горошина напомнила мне корень солодки, имбирь, женьшень, финиковое варенье, инжир и обладала остро-солёно-пряно-горько-сладким привкусом. Брамин, ещё раз хитро посмотрев на меня, продолжил свой рассказ:
— Так, значит, что там…? А, ну вот. По моему социальному статусу мне не полагалось экстрагировать из самого себя этот алхимический порошок, как его, нб’дхиф. Я мог только читать об этом и совершать нехитрые опыты с прочими эссенциями внешнего и внутреннего происхождения в свободное от каждодневной рутины время. Распорядок дня в Улье следующий — тридцать часов труда, восемь часов на отдых. Так что особо не расслабишься. Шудрам, помимо алхимии, запрещено читать священные тексты, включая Книгу Бесплотных дх'Йернед-ф'Баззаб, писать собственные сочинения, издавать их, оскорблять жрецов, воинов и торговцев, заниматься оккультными науками и даже иметь секс! — по ихнему кх’факсc. А что и говорить, мне очень нравилась одна половозрелая кшатрийка по имени Йахримч’х-Фнхьит’пс, что значит «Совершенная телом, душой и духом Огнеглазая Наездница». Она, кстати, моя нынешняя жена. И знаешь что, друг мой?
— Что же? — спросил я у почтенного брамина каким-то странно изменившимся голосом, будто не своим, в то время как воздух между мной и ним заметно задрожал, как будто от невидимой вибрации — или от жужжания.
— Я согрешил-таки с этой благородной кшатрийкой, очаровав её как-то раз в нашем Центральном Библиофонде магическими феромонными сигилами, когда она пришла почитать какие-то редкие издания по боевым искусствам, а за такое шудрам народа руммах-джедж полагается смертная казнь через льех’бндадж, или дезинтеграцию всех девяти составляющих души, или тонких энергоинформационных тел, выражаясь эзотерически.
— Вот ведь как! Ну и ну! — откликнулся я, увязая в мягких подушках и подмерзая от прохладного вечернего ветерка. Тут на резные перила нашей мансарды приземлился большущий богомол и стал чистить свои крылышки, подёргиваясь и перебирая конечностями. Я постарался не обращать на него внимания и вперился взглядом в вибрирующий силуэт почтенного брамина-аюрведиста.
— Да, представь себе, какая меня ожидала незавидная участь. Казнь осуществляется довольно просто, по стандартному сценарию — осуждённых приводят в Зал Аннигиляции, где стоят ряды одинаковых сферических плексигласовых камер, каждая из которых представляет собой дезинтегратор частиц, или пресловутую Чёрную Дырку в миниатюре.
— Да, меня всегда смешили эти американские астрофизические и квантовые термины, особенно этот их Биг Бэнг, и ещё очарованные кварки с бозонами Хиггса и дарковым маттером. Что за мультяшный сленг, а ведь серьёзные учёные лбы придумывают, — заметил я невпопад, глядя, как богомол, начистив свои лопасти, глядит на нас своими шарообразными окулярами, очевидно, намереваясь перебраться на столешницу с масалой и фруктами.
Брамин, казалось, не обратил внимания на моё невнятное замечание и продолжил.
— И вот там тебя и дезинтегрируют в полное Ничто. Моя сладенькая кшатрийка была из знатного рода шешрег, и её отец и братья были вне себя от гнева, когда узнали о содеянном мною бесчестии. Однако, сама красавица после продолжительного слияния половых энергий кх’факсcв тантрическом стиле й’цурб, которому я обучался десятилетиями, опять же под руководством своего учителя-жреца, была настолько очарована моим умением удержания семени, или цэгдэг, и прочими моими учёными заслугами, что попросила братьев и отца отложить мою казнь, в то время как мой учитель, прознав в свою очередь о проделках своего лучшего подмастерья, был крайне раздосадован, однако смягчился и придумал довольно изящный и остроумный план.
Слушая брамина, я всё больше погружался в какое-то пограничное состояние осознанного сновидения, или галлюцинаторного восприятия привычной реальности. Богомол меж тем, шумно жужжа подкрылками, переметнулся с перил на столешницу, прямиком в вазу с финиками, и стал там копошиться. За ним я заметил расползающийся след из пошаговых анимационных фаз, как если бы богомол перемещался единым движением. Брамин и глазом не моргнул. На улице выли и лаяли собаки и перекликались погонщики слонов, вдалеке у берега Ганги слышались странные крики болотных выпей и павлинов, все звуки были с реверберацией и словно бы раздавались прямо в моей бедной голове.
— Так, и что же это был за план? — спросил я у хитрого брамина.
— А план, друг мой, был прост, как и всё гениальное у этой расы высокоразвитых гигантских инсектоидов, — донёсся до моих ушных улиток, словно из другого измерения, вкрадчивый голос моего визави. — Мой мастер-архивариус должен был лично дезинтегрировать меня в nihil, ибо лишь он был ответственен за неблаговидное поведение своего подмастерья, которому дал слишком много учений и полномочий, не рассчитав их с коэффицентом развития его нравственной природы. Пострадавшее семейство моей кшатрийки было этим заявлением удовлетворено, и был назначен день моей дезинтеграции. Однако сперва мой учитель, Великий Архивариус Центрального Библиофонда нашего Улья по имени Мзфрохц’Аарпти’Цхэ, хотел доказать всему учёному миру, что экспериментальным путём из шудры-гхарнаг может быть добыт драгоценный порошок нб’дхиф, и если эксперимент пройдёт успешно, я стану первым исключением из правил, получу амнистию и все шесть пар конечностей и девять нервных центров моей возлюбленной шешрег Йахримч’х-Фнхьит’пс, в приданое. Члены клана моей кшатрийки, равно как и весь учёный мир МегаУлья во главе с постоянным оппонентом моего учителя, Верховным Биоинженером Цхэнг’Йорбнцзи, подняли моего учителя на смех, ибо не бывало такого раньше и едва ли возможно inprincipe. Я же знал, что такое возможно, так как более восьми десятков лет прилежно изучал королевское искусство цзарм’цхуфи вкупе с тантрической техникой й’цурб, и в последние дни перед моей дезинтеграцией получил все необходимые наставления от моего мастера. Ко мне в карцер несколько раз приходила моя кшатрийка, и мы обменивались телепатическими данными эротического содержания. Также она меня воодушевляла и мотивировала, а ещё сообщила, что не за горами восстание мутировавших от неизвестного вируса отверженных-йав’вах, которые, по слухам, уже разрушили до основания и заразили вирусом как минимум два соседних Улья. Ходят слухи, что за всем этим стоят объединённые силы мерзотных тцэб-тцэб и мрачных йегс-хьол-пхо. Все силы жрецов и кшатриев сейчас мобилизуются на борьбу с мутантами, так что я могу ничего не опасаться. Также приходил мой мастер и сообщил, что специально приурочил день моей дезинтеграции к началу ионного шторма на одном из трёх наших Солнц, что могло выгодно сказаться на самочувствии всех присутствующих и снизить их бдительность. В крайнем случае мой учитель обещал мне, что сделает перенос моего сознания, или бхй’орвэ, сквозь время и/или пространство в подобающий мне физический сосуд какого-либо разумного цивилизованного существа, прежде чем осуществится дезинтеграция моих девяти составляющих цхэ. В общем, как ты видишь, всё складывалось как нельзя лучше.
Я меж тем не отрываясь смотрел на зелёного богомола, деловито копавшегося в сладостях на столе, одновременно воспринимая своим ставшим как водная гладь умом слова безумного брамина в формате медиафайлов или гиперссылок с картинками и сценками. Индус же, как ни в чём не бывало, прихлёбывал масалу и пожёвывал свою аюрведу, а богомол, выбравшись из конфитюрницы, проворно пополз по столешнице, перебирая своими длинными лапками и шевеля усиками, к моему собеседнику, словно спеша сообщить какую-то срочную весть.
— Действительно, прекрасный расклад, — сказал я потусторонним голосом.
— Так вот, — продолжал неугомонный брамин, опять всецело завладевая моим измученным вниманием. — Вот и настал день моей дезинтеграции. Стражники-шешрег отвели меня, закованного в псионные кандалы с головы до хвоста, в Главный Паноптикум нашего Библиофонда, где обычно проводились различные лабораторные опыты и испытания новейших изобретений наших учёных академиков. Собралась большая толпа маститых учёных, включая делегатов из других Ульев, все оживлённо обменивались сенсорными сигналами и саркастически поглядывали на меня своими сложноустроенными фасеточными глазами. Также нас сопровождал вооружённый конвой отборных шешрег на случай каких-либо оказий со стороны меня и моего учителя, и ещё всё семейство моей кшатрийки, включая её саму. Помню, что она одела тогда свои самые прелестные украшения и браслеты из редкоземельных металлов, а также очень соблазнительно накрасила особой переливающейся пудрой свои коготки, хвостовые плавники и чешуйки крыльев. К сожалению, а может к счастью, я был слишком далеко от неё, иначе мне вскружил бы мои высшие нервные узлы запах её феромонных секреций. Но я должен был постоянно концентрироваться на своём сакральном нервном центре цьеб’лха, расположенном точно в центре брюшка, в котором происходила внутренняя алхимическая работа по трансмутации двенадцати эндокринных секреций, семи тонких ликворов, пяти кислотно-щелочных субстратов и трёх изначальных жизненных энергий в единую Философскую Ртуть, или нб’дхиф. Меня посадили на специальное кресло, нацепили множество датчиков и всяческих измерителей, спроецировали изображение моих внутренних органов в голографическом формате с увеличенным масштабом, чтобы всем собравшимся на трибунах сотням почтенных адхбношру было как следует видно происходящие в моём чреве преобразования, и воцарилось относительное молчание. Мой учитель стоял рядом со мной, многозначительно сжимая свой металлический жреческий посох из сплава, похожего на платину или электрум, с цельным кристаллом звёздного сапфира в его верхней части, способный наносить испепеляющие удары псионной энергией, и спокойно ждал результата. Я же находился в состоянии глубинной медитации недвойственного ума тхынц’гйолб, в котором процесс кристаллизации заветного порошка происходил сам собой, и начитывал необходимые для этого мантры. Ионный шторм нашего зелёного Солнца делал своё дело, и ментальное напряжение в зале вскоре мало-помалу спало, уступив место вялому интересу, к каковому эффекту также приложил свои заклинания мой учитель. Через широкие ромбовидные и октогональные витражные окна в зал лился зеленоватый тусклый свет, хотя на дворе был самый полдень. И вот когда на масштабной голограмме моих внутренних органов пищеварения появилось долгожданное пурпурное свечение, говорившее об успешной трансмутации моих субстанций в нб’дхиф, я ненароком переключил внимание на свою возлюбленную, от которой ко мне пришёл телепатический посыл безмерного восхищения и обожания. Я тут же отвлёкся от глубокой концентрации и стал генерировать сексуальную секрецию шхэл’чхэ, из-за чего мои энергопоказатели резко возросли, а выработка Философской Ртути прекратилась, и процесс пошёл вспять. Я мысленно выругал себя на чём свет стоит, так как знал, что любое малейшее отклонение от концентрации несёт с собой полный провал эксперимента, так как повторное вхождение в нужное для трансмутации ликворов состояние потребует неимоверных усилий и длительного времени. Да и собравшиеся учёные мужи заметили моё минутное колебание и подняли раздражённый галдёж, более же всех взбесились кшатрии клана моей возлюбленной, от которых не укрылась причина неожиданного производства моей семенной эссенции в большом количестве. Мой учитель понял, что я поставил его под удар всего сообщества, и, грязно выругавшись, одним ударом сбросил меня с кресла, а сам принялся направлять грозные молниевые удары своего псионного жезла в собравшихся на трибунах академиков и кшатриев, целясь, естественно, в первую очередь, в своего заклятого врага, Верховного Биоинженера, который не дал бы моему учителю сносить головы за такое фиаско. Его оппонент, в свою очередь, стал атаковать моего учителя вместе с соратниками-академиками. Поднялась страшная неразбериха, стены зала содрогнулись от взрывов псионной плазмы, стали рушиться громадные шестигранные колонны, поддерживающие потолок. Я находился в состоянии крайнего ужаса и не знал, что предпринять, однако в миг сорвал с себя все датчики и счётчики и бросился прочь со сцены по направлению к партеру, где находилась моя сладкая кшатрийка, сметая по дороге нападавших на меня гвардейцев, вдвое больше меня размером, голыми клешнями и псионными атаками, которыми научил меня мой учитель. Моя возлюбленная тем временем сражалась со своими родичами, которые пытались остановить её от безумного желания броситься ко мне в объятия смерти, и уже успела сразить нескольких своих более медлительных братьев могучими ударами передних конечностей и хвостовых шипов. Периферийным зрением я увидел, как моего учителя и мастера, который был всё-таки уже довольно дряхлой особью, к тому же брамином, сбили с ног и закололи своими серповидными клешнями закованные в хитиновые панцири проклятые гвардейцы, но напоследок Великий Архивариус произнёс могучее заклинание самодезинтеграции, и большую часть гвардейцев, забравшихся на сцену, смело в пыль, впрочем, и меня самого отбросило в дальний проход и ударило об стену с громким хрустом, так что я был практически обездвижен. Одновременно с царившим в зале переполохом послышались звуки тревожной сирены, доносившиеся с городских стен, что означало внешнюю атаку, по всей видимости, вторжение инфицированных отверженных-йав’вах. Я понял, что мой час пробил, так как не мог подняться на ноги — очевидно, мой позвоночный экзоскелет был перебит в нескольких местах, и конечности меня не слушались. Последнее, что я запомнил во всей этой кутерьме — склонившееся надо мной… эммм… лицо? физиогномику моей роскошной кшатрийки, с ног до головы вымазанной зеленоватым ликвором своих убиенных сородичей, тяжело дышавшей и гладившей мои сломанные конечности своими, сильными и чуткими. Потом я почувствовал острую боль в сердечном центре и последующее расслабление и остановку всех жизненных систем, что означало, что моя возлюбленная меня милосердно добила… Затем пришла Космическая Темнота, дух мой освободился из бренных хитиновых останков, и я узрел все семьсот семьдесят семь Домов блаженных Унгьял’д’цхоб, после чего вновь пришёл в себя на склоне горы в Уттаранчале. Таким вот образом моя жизнь в мире Одж-Мабула закончилась. Ну, что скажешь?
Я не знал, что на это сказать. Меня била сильная нервная дрожь, я весь покрылся холодным потом, как будто только что лицезрел всё это инопланетное действо собственными глазами. Богомол тем временем перебрался моему рассказчику на плечо, а оттуда, по щеке, на чалму, и устроился прямо на макушке, расправляя и вновь собирая свои крылышки.
— Я… ээээ… ну-у… а что с этим, как его, переносом сознания? Ваш учитель сделал его вам или же?..
Брамин смотрел на меня, хитровато улыбаясь, его глаза таинственно светились в полумраке южной ночи. Из-за двери мансарды послышался голос его жены, очевидно, звавшей нас ужинать на хинди. Я смотрел на этого странного безумного брамина, и мысли у меня в голове путались. Потом он хохотнул, быстрым движением схватил богомола со своей чалмы и с хрустом заглотил его целиком.