отя я Ей и всецело доверял, но мне всё равно было страшно.
Вот уже облака начали сгущаться надо мной, у меня из-под ног начал туманиться тот же сумрак, что скрывал меня вначале.
Её образ мутнеет, расплывается. Наши руки уже далеки друг от друга, но я ощущаю Её взгляд, Она продолжает смотреть мне в след.
Темнота сгустилась вокруг, и я снова попал в неизвестность. Лишь небольшое облако белого света постепенно меркло передо мной. Я уже не хотел видеть, как оно потухнет…
Я закрыл глаза.
Сергей ЛободаМесть
Ядовито-оранжевое солнце наполовину спряталось за горизонт. Предчувствуя свой скорый закат, оно ярко осветило на прощанье своими догорающими лучами грозные колонны древнего языческого храма, придав этим и без того величественному зданию ещё и впечатляющий окрас, который вынуждал каждого увидевшего его бессознательно лицезреть себя до слепоты. Свет и камень, идеально соприкоснувшись друг с другом, заставили раболепно восхищаться собой не только каждого смертного, но и самих богов, вводя своим необычным союзом и тех и других в безумный эстетический экстаз.
Казалось, что ничто не способно испортить эту божественную идиллию. Но это случилось, и виной тому стал старый Амхотэн.
Он, словно вор, медленно и осторожно, поминутно оглядываясь, пробрался в храм, пройдя между устремившихся вверх, словно стволы деревьев, колонн.
Внутри его также встретили колонны. Они длинными рядами тянулись по обе стороны храма, создавая тем самым иллюзию уходящего вверх коридора. За колоннами находились внушительных размеров статуи многочисленных богов, которые одним своим видом могли вызвать в человеке страх, благоговение и неконтролируемый трепет. Одни из них напоминали сказочных птиц, другие представляли собой причудливое смешение животного и человека, третьи же имели сходство с уродливыми и безобразными глубоководными обитателями морей и океанов.
Амхотэн, поочерёдно оглядывая богов, громко зашлёпал сандалиями по застилавшим пол мраморным плитам. И вот, наконец, он нашёл того, кого искал.
Пригладив тунику и сняв с плеча тяжёлую кожаную сумку, он посмотрел по сторонам и опустился на колени.
Перед стариком возвышалась огромная статуя древнего божества, представлявшая собой очень мускулистого человека с бычьей головой, руки которого были воинственно растопырены в стороны. Казалось, что в любую минуту он готов схватить и разорвать в клочья любого, посмевшего бросить ему вызов. Это был сильный и справедливый, грозный и мстительный бог плодородия и повелитель домашнего скота — Вэлус.
Старый Амхотэн ещё раз воровато огляделся по сторонам и забормотал еле слышно себе под нос:
— О, Великий Вэлус, повелитель скота, хранитель пастбищ и полей, дарящий плодородие и посылающий спасительные дожди! Всю свою жизнь я верил лишь тебе и всегда одаривал тебя щедрыми дарами, каждый сезон великодушно отдавая тебе в жертву быка или корову. И ты, милостивый Вэлус, был также щедр ко мне, посылая мне сочные пастбища, наполняя молоком моих коров, одаривая силой моих быков. Ты кормил меня и мою семью. Я благодарю тебя за это… Но сейчас ты покинул меня… В самый трудный момент моей жизни… Ты отвернулся от моих пастбищ, стал равнодушен к моему скоту… Я очень долго думал о тебе, о, Великий Вэлус! И я понял, что ты покинул меня навсегда.
О, Всемогущий Вэлус, ты бросил меня, ты обрёк мои стада на мор, ты превратил мои пастбища в песок. Я остался ни с чем! Почему ты сделал так? Ведь я всегда был щедр к тебе!
Старик замолчал. Изрытое глубокими морщинами лицо выражало глубокую обиду, медленно перераставшую в неконтролируемую злость. В глазах мелькнула молния отчаянной ярости, которая тотчас вырвалась вон:
— Ты — грязный бог, ты бог червей и навозных жуков! Будь ты проклят! Я тебя проклинаю!
Амхотэн плюнул в статую. Потом достал из сумки внушительных размеров булыжник и поднял его двумя руками над головой. Раздался глухой треск. Его заглушил грохот упавшей бычьей головы.
Божество было обезглавлено. Поверженная голова беспомощно валялась на полу.
Старик опустил булыжник и испуганно огляделся по сторонам — в храме царила тишина. Преступление осталось незамеченным. Чувство удовлетворения отобразилось на морщинистом лице палача. Он с надменностью победителя ещё раз плюнул в божество. Он ликовал. Он чувствовал себя в эти минуты равным богам.
Где-то в глубине храма послышался шум. Старик мгновенно спустился с небес на землю и вновь очутился в шкуре простого смертного. Охваченный страхом перед наказанием, он позорно бежал с места своей триумфальной победы над богом.
Когда Амхотэн оказался за стенами храма, город уже крепко спал, накрывшись одеялом звёздного неба. Быстрым шагом старик проходил тёмные и узкие улицы. Иногда его глаза врезались в ослепляющий свет факелов, висевших на домах богатых горожан, заставляя Амхотэна щуриться и отворачиваться от них.
Почувствовав, наконец, чрезмерную усталость, он остановился, чтобы немного перевести дух. Сердце испуганно колотилось, иссохшая глотка жадно вдыхала воздух, руки лихорадочно тряслись. Медленно приходило осознание совершенного проступка. Потом сожаление и раскаяние. «Может быть, я изрядно погорячился? — думал старик. — Может, не следовало этого делать? Зачем накликать на себя гнев богов?»
Возле одного из богато украшенных домов мирно горел одинокий факел. Взгляд Амхотэна остановился на нём. Пламя огня успокаивало и приносило некое внутреннее ощущение домашнего очага. Уставшие глаза медленно опустились вниз и посмотрели на извивающуюся от пламени огня тень. Она причудливо плясала на устланной булыжником мостовой и в ходе своего безумного танца приобретала знакомые очертания, в которых удивлённый старик узнал человеческую фигуру… с головой быка!
Амхотэн вскрикнул от ужаса и, забыв про усталость, бросился прочь, повернув в ближайший переулок. Он бежал, не разбирая дороги. Страх полностью затмил его сознание, не давая времени на то, чтобы сосредоточиться и правильно выбрать маршрут.
По дороге перестали попадаться горящие факелы. Темнота полностью поглотила Амхотэна, оставив один на один с пугающей неизвестностью. Двигаться теперь приходилось практически на ощупь, часто ударяясь и спотыкаясь о выступы стен. Выставленные вперёд руки неожиданно врезались в каменную стену. Тупик. Старик неподвижно стоял лицом к стене, боясь повернуться. Капли пота медленно стекали по лицу. Сердце бешено колотилось.
Амхотэн сделал глубокий вдох и обернулся. Никого. Он немного подождал. Тишина. «Может, показалось? Со страху чего только не померещится!» — подумал старик, осторожно зашагав вперёд.
Вдалеке мелькали отблески молний. В воздухе приятно запахло дождём.
Немного успокоившись, старик вышел на знакомую улицу, которая пересекалась с другой, ведущей прямиком к его дому.
Темно и тихо. Всё замерло. Тишину нарушал лишь шум шагов Амхотэна.
Внезапно небо разрезала огромная молния. На мгновенье стало светло, как днём.
На крыше одного из домов старик увидел его… А он, скрестив на груди руки и слегка наклонив бычью голову, смотрел сверкающими огоньками глаз на Амхотэна.
Испугавшись, старик издал крик, соединивший в себе весь накопившийся страх и ужас. Инстинкт самосохранения тотчас толкнул его в ближайший дворик.
Крыша опустела. Из глубины маленького дворика вновь раздался крик, утонувший в раскатах пришедшего на смену молнии грома.
На мостовую, орошая булыжник кровью, выкатилась голова Амхотэна. Остекленевшие глаза, наполненные ужасом, удивлённо посмотрели куда-то вдаль и, несколько раз моргнув, погасли.
Алиса КлёсоваЗев земли
Дорогой читатель, что найдёт эти исписанные нетвёрдой рукой листки, знай, это — последнее послание несчастного, чей разум вот-вот должно поглотить безумие. Я взялся за сей болезненный и бесполезный труд лишь для того, чтобы как-то отвлечь свой мозг, терзаемый кошмарным видением, которое неотступно преследует меня, и что не может принадлежать никакому иному месту, кроме Преисподней.
Но довольно об этом, позволь мне сперва представиться, как следует цивилизованному человеку. Хотя порой, когда я вновь и вновь бесконечно думаю о том, что явилось моему взору, то сатанинский хохот рвётся из моей груди: наша цивилизация — абсолютное ничто, причём не только перед теми, кто кичливо посматривает на нас со звёзд, она ничто даже в сравнении с тем, что у нас под ногами. Впрочем, довольно, я хотел представиться…
Меня зовут Артур Делерт, я студент того самого Мискатоникского университета, весьма известного благосклонностью многих своих членов к различным тайным и оккультным знаниям и наукам, что, как мне теперь кажется, в немалой степени определило и мою участь.
В бытность свою студентом я достаточно серьёзно увлекался антропологией, в особенности различными малоразвитыми дикарскими племенами — историей ацтеков и майя Южной Америки. Мои страстные увлечения также поддерживал и разделял профессор моей кафедры Николас Уиллоуби, бывший также в силу весьма молодого возраста моим близким другом.
Многие вечера мы провели за чашкой горячего пунша, обсуждая в жарких дебатах всевозможные пути и модели развития разнородных общественностей вида homo sapiens: что было бы, если бы гегемонию на Земле получила не белая, а жёлтая или вовсе чёрная раса, и многое, многое другое, рождавшееся в разгорячённых пуншем головах.
Дорогой Николас! Если ты однажды возьмёшь в руки сей недлинный и неровный труд — прими мою искреннюю благодарность за проведённые вместе годы и искреннее раскаяние, что в ту роковую ночь я не прислушался к твоему разумному голосу и остался дожидаться того, что отныне повергает меня в клокочущие пучины безумия. Прости и прощай, дорогой мой друг!.. Сожги эти листы, не читая того, что несёт моё воспалённое сознание.
Вновь возвращаюсь к тебе, мой неведомый и незнакомый читатель. Два месяца назад мой друг Николас У. явился в аудиторию как всегда на два часа раньше начала занятий, ибо так было у нас заведено — сходиться и обмениваться новыми фактами, мыслями, идеями касательно нашей общей антропологической стезе. Но в тот день, 21 августа 1902 года, Николас был возбуждён и взволнован больше обычного. В ответ на мои нетерпеливые расспросы, он кратко поведал мне, что ему удалось натолкнуться на упоминание совершенно нового, неизученного племени в джунглях Южной Америки. Так