цхэ, каждого почившего существа их народа, сбросившего свою бренную оболочку, сквозь бездны космической тьмы, хаоса и холода к Единому Источнику Всего Сущего, или Йадж'Йюм. Но для этого нужно пройти семьсот семьдесят семь Домов Божественных Унгьял’д’цхоб (что-то вроде будд или бодхисаттв), а чтобы пройти каждый Дом, нужно знать все Имена населяющих его сущностей и иметь необходимые инструкции и рекомендации, как то известно нам из египетской книги мёртвых. К тому же цхэ должно быть не отягощено плохой м'аддиб, или кармой, иначе его просто-напросто дезинтегрирует космическая энтропия. Что любопытно, м'аддиб стандартно выше по качеству у первых двух каст, чему у всех прочих, поэтому у них выше шанс спастись и трансморфироваться. А м'аддиб Царицы Улья и её женихов-трутней просто баснословен. Если же цхэ проваливается где-то по дороге или застревает в каком-либо из Домов, она рискует заплутать на веки вечные и не получить Спасения, то есть стать гьюбьядж, или «проклятой». Родственники очень боятся, что цхэ их покойного домашнего станет гьюбьядж — ведь тогда обитающая в гробнице часть естества, или цхорб, связанная тонким эфирным каналом с заплутавшей цхэ, преобразуется и станет гью-цхорб, или «тёмным двойником», который станет вредить всем вокруг и проклинать любого нарушившего его покой. Так что ты можешь представить себе, насколько сложным для меня оказался труд по расшифровке этого пространного руководства пользователя.
Я откровенно признался, что у меня уже голова кругом идёт от всего этого нагромождения малопонятных и неудобоваримых терминов, однако просил почтенного брамина продолжать. Тот, приосанившись и потянувшись как следует, продолжал так.
— Как и в Древнем Айгюпте, в циклополисной структуре каждого Улья Великой Расы существуют свои Дома Жизни, где жрецы-бальзамировщики из числа браминов-адхбношру с целыми бригадами подопечных шудр занимаются всяческими приготовлениями к дальнейшему упокоению скинутых оболочек своих братьев, в основном привилегированных слоёв населения. Низшие касты хоронят как попало в общественных некрополях, а вот адхбношру, шершег и некоторых зажиточных мумзум погребают со всеми почестями, т. е. мумифицируют и помещают в персональные склепы, где часть их естества, та самая цхорб, остаётся обитать и получать подношения от родственников и друзей, тогда как их цхэ устремляется к Свету Единого Йадж'Йюм, дабы воссоединиться с ним и преобразиться в нцхарб. Чтобы эта трансформация в «имаго» прошла успешно, жрецы обёртывают мумию почившего в благоуханные покровы из секреций тутовой многоножки (они у них тоже внушительных пропорций), умащают её, читают над ней необходимые заклинания и ритуалы, но главное — они помещают в погребальный сосуд копию священной дх'Йернед-ф'Баззаб, которая представляет собой голографический слепок с оригинальной рукописи, бесконечно воспроизводящий сам себя в видео— и аудиоформате, если можно так выразиться. Ты удивлён? Ах да, я забыл сказать, что у этих высших насекомых достаточно развитые технологии, весьма отличные от наших, как наше биологическое устройство отлично от их устройства. Технологии их основаны на матричных органических вычислителях, схожие устройства можно встретить в современном жанре «биопанк». Вообще, эти руммах-джэдж крайне любопытны с точки зрения мышления. У них восемнадцать пар сложных глаз, включая три коронных у браминов, тридцать две пары головных усиков, шесть пар лап, девять нервных центров, двенадцать типов чувств, из которых четыре — осязательные, и сорок восемь мембранных хранилищ памяти в каждом из нервных центров. И вообще, всё у них подчинено строжайшей логике, двоичной математике и структурному анализу, так что даже не по себе становится. Миллионы жужжащих, постоянно вибрирующих и снующих гигантских разумных насекомых, и ты сам среди них, такой же… Бррррр…
— А вы были среди них, надо полагать, брамином, как его, андбхшру?..
— Нет, друг мой, вовсе нет. Я был там обыкновенным шудрой, помощником архивариуса по имени Мзфрохц’Аарпти’Цхэ, что значит «Наделённый Силой Трёх Радужных Драгоценностей». Это так звали архивариуса, а меня никак не звали — шудрам имена не положены. Хотя позже мастер всё-таки дал мне имя. Чистил я, значит, инструменты всякие, чинил акведуки, готовил питательную массу, утилизировал отходы, и так далее…
— Так… И что же вы извлекли из данного опыта? — спросил тогда я, премного поглощённый сим повествованием.
Брамин задумчиво поглядел на закатное небо и серебристую нить великой реки Ганги, текущей внизу в долине, налил себе ещё масалы и хотел уже продолжить, как тут к нам подошли его красавица-жена в сари и с серьгой в носу и четверо детей разного возраста. Сам брамин, принимавший меня в гостях на своей шикарной мансарде, был невысок и достаточно упитан, как и следует быть почтенному брамину. После ритуала знакомства с семьёй и улаживания каких-то официальных дел с женой, брамин, почему-то тоскливо глядя в сторону горизонта поверх взбирающихся на изумрудные холмы ярусов белоснежных глинобитных домов и пальмовых рощ, прихлебнул традиционный пряный чай и продолжил свой диковинный монолог.
— Друг мой, то, что я извлёк из данного опыта, это в первую очередь, то, что неисповедимы пути Брамы, Творца Вселенных. Я, казалось, прожил целую вечность в теле этого странного высокоразвитого насекомого, занимаясь презренной кармической деятельностью шудры. Благо, я был способным учеником, жадным до знаний, и ещё до моего совершеннолетия мой мастер-адхбношру обучил меня священному языку иерограмм жрецов и учёных, з’аарик’тха’э, чем определённо выделил меня из сотен тысяч мне подобных прислужников в Центральном Библиофонде. Я обучился создавать голографические матрицы и печатать священные книги на мягких ртутных пластинах, у меня даже была собственная небольшая лаборатория, где мой мастер наставлял меня в основах кибернетики, псионики, или ментальной магии, и прикладной алхимии, или цзарм’цхуфи. Кстати говоря, алхимия у этих инсектоидов имеет статус официальной науки и не делится на «внешнюю» и «внутреннюю», как это принято у вас, европейцев. Алхимия представляет у Великой Расы Одж-Мабулы цельную дисциплину, в которой оператор трансмутирует разные неблагородные вещества, жидкости, эмоции и состояния ума внутри самого себя, а на выходе получает удивительный кальцинированный порошок под названием нб’дхиф, аналог пресловутого lapisphilosophorumсредневековых арабских, испанских и европейских алхимиков, он же универсальное лекарство металлов и питьевое золото. Чудодейственный песок нб’дхиф, однако, имеют право получать только учёные адхбношру и некоторые из высших шешрег, и бывает он двух видов — пурпурный и янтарный, в зависимости от степени кальцинации. Вообще, в цветовом спектре Великой Расы присутствуют ещё как минимум пять дополнительных цветов по сравнению с человеческим восприятием, но об этом я даже не буду начинать, так как всё равно все мои попытки описать тебе эти цвета будут лишь умозрительными приближениями. Пространственно-временное восприятие у них также отличается от человеческого, и это создаёт неописуемые психеделические эффекты. Такое ощущение, что ты присутствуешь в нескольких местах одновременно, и геометрия там явно неевклидовая. А продвинутые жрецы-адхбношру способны усилием коронных нервных центров путешествовать во временных потоках, ускорять/замедлять/зацикливать временные отрезки, создавать собственных иллюзорных двойников и прочее.
Я попросил брамина немного придержать коней, так как не справлялся с обилием информации. Солнце уже садилось за западными горами, и вот-вот должна была наступить долгожданная прохлада субтропической ночи, наполненная звуками цикад, от которых мне теперь было не по себе.
Брамин предложил мне ещё масалы, от которой у меня уже начиналась изжога, после чего извлёк из-за пазухи бурнуса небольшой кожаный мешочек, раскрыл его и передал мне. Там оказались какие-то пахучие шарики смолисто-чёрного оттенка.
— Это что, аюрведа, гашиш или опиум? — подозрительно спросил я у брамина. Не хватало только ещё слушать его бредни под воздействием психотропов.
— Съешь один и расслабишься, — только и сказал брамин, загадочно ухмыляясь.
Я осторожно выудил из мешочка одну странно пахнущую горошину и поднёс её к носу. Пахло определённо чем-то наркотически-тягучим, с примесью индийских специй. Я был немного сведущ в индийской аюрведе, потому без особых опасений положил горошину под язык и стал медленно рассасывать, а мешочек отдал обратно брамину. На вкус эта горошина напомнила мне корень солодки, имбирь, женьшень, финиковое варенье, инжир и обладала остро-солёно-пряно-горько-сладким привкусом. Брамин, ещё раз хитро посмотрев на меня, продолжил свой рассказ:
— Так, значит, что там…? А, ну вот. По моему социальному статусу мне не полагалось экстрагировать из самого себя этот алхимический порошок, как его, нб’дхиф. Я мог только читать об этом и совершать нехитрые опыты с прочими эссенциями внешнего и внутреннего происхождения в свободное от каждодневной рутины время. Распорядок дня в Улье следующий — тридцать часов труда, восемь часов на отдых. Так что особо не расслабишься. Шудрам, помимо алхимии, запрещено читать священные тексты, включая Книгу Бесплотных дх'Йернед-ф'Баззаб, писать собственные сочинения, издавать их, оскорблять жрецов, воинов и торговцев, заниматься оккультными науками и даже иметь секс! — по ихнему кх’факсc. А что и говорить, мне очень нравилась одна половозрелая кшатрийка по имени Йахримч’х-Фнхьит’пс, что значит «Совершенная телом, душой и духом Огнеглазая Наездница». Она, кстати, моя нынешняя жена. И знаешь что, друг мой?
— Что же? — спросил я у почтенного брамина каким-то странно изменившимся голосом, будто не своим, в то время как воздух между мной и ним заметно задрожал, как будто от невидимой вибрации — или от жужжания.