– Тогда собираемся, напарник! У нас есть что обсудить.
17. Гроза
В какой-то степени задача провести Джона в дом была даже веселой. Кора открыла ворота, заглядывая во двор, чтобы убедиться, что там никого нет. Затем заставила Джона пригнуться, чтобы зелень кустов у окон могла скрыть его пробирающуюся мимо фигуру. Ему пришлось обойти дом, не задевая веток растений и стеблей цветов, чтобы добраться до стены с плющом. Кора же забежала внутрь, предупредила, что плохо себя чувствует и собирается лечь спать, а затем поднялась, раскрыла окно и впустила Джона, пока морось не перешла в ливень.
Авантюра удалась, хотя мистер Спенсер посетовал, что ему показалось, будто по двору кто-то шнырял. На всякий случай он все-таки послал лакея проверить, и Кора из окна видела, как тот пробегает по задней части двора и обходит дом. Следы Джона, к счастью, быстро смыл усилившийся дождь.
– Чуть не попались, – выдохнула Кора, подавая чистое белое полотенце Джону. Использовать для этого магию было опасно – завеса над домом точно уловила бы чужую силу и устроила световое шоу, вызвав скорый приезд констеблей.
Джон стянул пиджак, растерев им свои волосы. Полотенцем же он промокнул лицо.
– Повесь полотенце на плечи, чтобы с волос не капало, – предложила Кора.
Он кивнул, задумчиво разглядывая стену Аконита.
– Так что обсуждаем, госпожа напарница?
– Мотивы. Я размышляла кое о чем, пришлось даже заглянуть в старые статьи. Я оставляла каждую газету, которая чем-то меня заинтересовала, особенно событиями. И есть кое-что, что повторяется в биографиях убитых.
Джон поднял брови, ожидая продолжения.
– Но давай сначала обсудим последних жертв. Это важно.
– Мэтью Трумэн, – прочел Джон, ткнув в свежую вырезку с некрологом, закрепленную на шпалере. – Химик. Но здесь ничего особенного…
– В этом и дело. Посмотри, как коротко написали: «хороший химик и отзывчивый человек». И слова какие-то… сухие. Так обычно не пишут. А это будто из чувства приличия, а не по зову сердца, понимаешь?
– Не особенно. Может, у него с этими… коллегами из Центра науки и магии были натянутые отношения.
– Может, но почему?
– Потому что он был… не знаю, вредным.
Кора вытащила старую статью, на которой оставила пометку.
– Или он был замешан в чем-то, что запятнало его честь, из-за чего с ним неохотно общались. Мэтью Трумэн. Тебе это имя не кажется знакомым?
– Ммм… – Джон мял в руках полотенце, морща лоб и явно пытаясь вспомнить. – Нет?
– Ладно. Я тоже не сразу поняла. Но когда мы были у миссис Шарп, я видела у нее газеты. Кучу газет. Я бегло просмотрела некоторые, и в одной из них мелькнуло это имя. И еще Жнец упоминал о старом выпуске газеты… А сегодня утром я говорила с детективом Чейзом, и он сказал, что Трумэн «свидетель». И все встало на свои места! – Кора протянула наконец вырезку Джону.
Тот осторожно принял ее, недоверчиво поглядывая на напарницу.
– «Попытка вывести новых Иных? Подробности о жуткой лаборатории», – прочел Джон. – Это не желтая пресса? Откуда «подробности»? Я помню то дело, и, насколько мне известно, слушания были закрыты едва ли не в начале процесса.
– Может, и так, но кое-что тут правдиво, посмотри, я выделила…
– «Главный свидетель – бывший работник лаборатории, Мэтью Трумэн. Выдающийся химик или убийца?» – ровным тоном прочел Джон. На мгновение он замер, а затем уставился на Кору: – Трумэн? Получается…
– Да! Первый! Поверить не могу, кажется, я нашла мотив! Послушай! Лаборатория, в которой проводили эксперименты на людях. Ее раскрыли из-за пожара. Все началось с него восемь зим назад. Загорелся старый кирпичный завод, были взрывы. И когда пожар удалось потушить, были обнаружены камеры с людьми. Точнее, с их трупами… Часть из них работники пытались вывезти, вероятно, и других тоже, но не успели.
– Да… Припоминаю. Громкое было дело, – пробормотал Джон, перебирая поданные ему вырезки из газет.
– Естественно! Прямо под носом, в столице, хоть и на острове, проводили эксперименты на людях не меньше десятка зим кряду! Впрочем, его относительно быстро замяли… В основном потому, что судебные заседания закрыли от публики. Хотя вначале было проведено два открытых слушания. Там-то и засветился Мэтью Трумэн. Но! Ты слышал другие имена?
– Кажется, нет. Все засекретили.
Кора, взбудораженная ходом мысли, устремилась к остальным вырезкам. Она упала на пол, быстро раскладывая их, словно обезумевшая. Джон опустился на корточки рядом.
– Смотри! Смотри! Слушания закрыли, ты прав! И единственное имя, которое упомянули, – Мэтью Трумэн. Ты знаешь, что он был условно осужден? Его помиловали за информацию, которую он предоставил суду. А ведь были еще и другие свидетели, которых помиловали за то же. Но они давали показания на закрытых слушаниях, и их имен мы не знаем. Погоди! Вот! – Кора вручила Джону еще одну вырезку.
– «Доктор Смерть. Арчибальд Лэнгдон приговорен к смертной казни по делу о лаборатории», – послушно зачитал напарник.
– Виновным объявили доктора Лэнгдона, однако он обжаловал решение суда и теперь отбывает пожизненный срок в тюрьме. Подозреваю, что на него просто переложили вину за всех. Но это о другом. Я про лабораторию. Лаборатория! Вот что может объединять жертв Аконита!
– Алхимик, вдова ученого, пэр, который поддерживал науку, – бормотал Джон.
– Медсестра, которая могла работать в лаборатории… Помнишь, – Кора вскочила, подошла к стене со шпалерой и постучала по бумажке с краткой информацией и некрологом нужной жертвы, – она исчезала на несколько зим из больницы. Знаешь, когда она вернулась? Ровно тогда, когда из-за пожара лаборатория на кирпичном заводе была раскрыта! Такое себе совпадение.
– Так. Но как сюда вписываются остальные? Разнорабочий, барыга и проститутка, а еще инвалид.
– Я думала об этом, – кивнула Кора. – Инвалид… Он пропадал. Что, если он тоже был там? В той лаборатории? Может, его вернули, когда поняли, что он не просто ребенок, а ребенок полицейского, из-за которого на уши поставили всю столицу. Хадс! Они могли похищать детей! Мы ведь не знаем ничего конкретного, посмотри в статью, там написано «производили опыты на людях, вылавливая преимущественно бродяг». Но бродягами могли быть и дети! И… И Гил…
Во рту пересохло, стоило произнести его имя.
– Что, если Гил как-то смог скрыться от Людоеда? А потом попал в лапы этих чудовищ? И они поняли, что это за мальчик, поэтому и выдали за него случайный труп? Знаю, звучит безумно…
– Но похоже на правду, – глухо согласился Джон, стягивая очки. – Первый милостивый… Это… это ужасно… Но почему Гилберт не пришел к вам, когда выбрался из лаборатории? Не пришел к отцу?
– Не знаю. Может, они сделали с ним что-то… Не зря ведь он пытал алхимика. Вдруг было за что?
Джон поднял изумленный взгляд. На его лице была написана растерянность и даже испуг:
– Ты оправдываешь убийцу?
– Нет, – промямлила Кора. Ей хотелось верить в это «нет». Она не могла обелять преступления. Конечно, не могла! Но зная теперь даже часть мотивов… А что, если Гил прав? – Я просто смотрю на ситуацию с его точки зрения.
– Хорошо. Посмотри, – развел руками Джон. – Он убивает людей, кого-то пытает…
– А кому-то оставляет букеты… Знаешь, о чем я подумала? Есть несколько вещей, которые нужно прояснить до того, как о чем-то говорить. Первое: не левша ли убийца. Уверена, это как-то можно выяснить. Второе: был ли букет убитого инвалида из аконита или с добавлением других цветов. И третье: иссоп… Помнишь, Жнец сказал, что у химика были цветы иссопа? И Аконит не стал перерезать ему горло.
– Аконитин вызывает конвульсии и паралич дыхания. Смерть от яда не то чтобы приятнее, – поморщился Джон.
– Тем не менее, – Кора щелкнула пальцами, оглядываясь в поисках книги по флориографии. Та все еще лежала, забытая, у стены. – Так-так… Что тут? Иссоп! Очищение!
– И?
– Мне кажется, Аконит его в итоге простил. Что бы химик ни сделал, в глазах Гила он заслужил смерть, но он заслужил и прощение. Поэтому только яд. А еще Жнец сказал «бокалы», ведь так?
– Кажется. Думаешь, Аконит устраивал с жертвой посиделки? – Джон отвернулся, стягивая очки.
– Кто знает… – Кора сползла по стене, совершенно обессилев. Мысли, царапающие череп изнутри, натянутые струны нервов и сжатое судорогой горло, которое неистово болело от каждого слова. Энергия, собранная по кусочкам, истрачена. Все вернулось к кладбищу и желтым цинниям на могиле.
Увидит ли он их? Узнает ли?
– Корри, – Джон, опустившийся на колени рядом, осторожно коснулся ее щеки, – ты как?
– Плохо. Я устала. И потеряна, – она устраивалась на полу, чтобы уткнуться лбом в его плечо.
Снаружи громыхнуло, сверкнула молния, а приоткрытое окно хлопнуло от порыва ветра. Разбушевавшаяся природа была точным описанием утомительного вихря эмоций, что разразился у Коры внутри.
Джон ласково провел рукой по шее Коры, его пальцы прошлись к затылку, утонули в локонах. Теплый аромат чая с бергамотом окутывал, а пряный дым, пропитавший рубашку, щекотал нос.
– Тебе надо поспать, мое сокровище. Корри, – вкрадчивый шепот каждым словом целовал оголенную кожу.
– А ты?.. Ты уйдешь? – она подняла голову, чтобы взглянуть на него. На его губы, на мелкий шрам на кривоватом носу, на еще немного сырые черные волосы.
– Хочешь, чтобы я остался? – Джон так и не надел очки, и его глаза цвета мокрого камня смотрели внимательно и… Кора не могла понять, что еще оставалось на дне его зрачков, но это что-то рассыпало мурашки по коже.
– Там гроза, – она выпрямилась, восстанавливая дистанцию между телами, – и ливень. Ты переломаешь себе ноги, если будешь спускаться по сырой и скользкой решетке.
Джон хмыкнул, улыбнувшись, и кивнул.
– Я принесу второе одеяло и плед: одеяло положим на пол, пледом накроешься. И возьми подушку, у меня их две… Кровать двуспальная, – зачем-то брякнула Кора, тут же краснея. – Но ты спишь отдельно.