– Что вы, я жена полицейского, знали бы вы, сколько тайн хранится в моей голове, – фыркнула мама.
– В любом случае бал Барретов – большое дело, – чуть громче заметила Сандра, переводя разговор.
– Верно, и юный лев весьма представителен…
– Даже если не он, там будет много молодых холостяков из чрезвычайно древних и могущественных семейств, – важно кивнула матушка. – Я бы хотела выдать Кору замуж следующей весной. Думала осенью, но, боюсь, со всем этим мы не успеем, а весна…
Кора закатила глаза. Беседа моментально перетекла к любимой теме мамы – к замужеству младшей. Однако кое-что интересное они все же успели сказать…
О том, что дюк Баррет вдовец, Кора, разумеется, знала. Однако причина гибели его супруги была для нее секретом. Да она и не интересовалась. К тому же вряд ли это писали в некрологах или как-то обнародовали. Скорее, это было будто бы известно всем по умолчанию, просто потому, что сплетники никогда не устанут разносить вести разного уровня достоверности.
Что касается леди Баррет, дочери дюка, Кора видела ее лишь единожды – в год собственного дебюта. Белокурая и улыбчивая, но тонкая и хрупкая. Разница в возрасте между ними была в три зимы, Кора младше. Соответственно, леди Баррет должно было исполниться уже двадцать шесть зим. Поколение назад она бы уже получила статус старой девы. Теперь же переступила порог приличий, когда брак еще уместен.
Раньше замуж выдавали куда более юных девушек, в шестнадцать, например, бабушка Коры уже стала женой. Однако позднее возраст разрешения на замужество увеличили, и в брак можно было вступить лишь с восемнадцати. А около десяти зим назад, перед самой кончиной ее величества, установили так называемый возраст совершеннолетия в двадцать зим, а вместе с ним замужние женщины получили право собственности. В общем, времена поменялись. Тем не менее до двадцати пяти старались найти мужа, а если до тридцати зим ничего не вышло, то статус старой девы все же был неизбежен.
Почему же завидная невеста, красивая и богатая, способная устроить свадьбу, которая по пышности не уступит королевской, все еще воздерживалась от замужества? На нее будут смотреть с опаской, а слухи сразу же разлетятся по улицам. Точнее, они уже. И настигли Кору у модистки. Та была хороша, но не лучшая, то есть напрямую вряд ли бы она что-то узнала, но до нее уже все дошло. Скоро и на приемах станут перешептываться, удивляясь, почему же леди Баррет все еще не замужем.
Почему?
– Маменька, – утомленно выдохнула Кора, когда они вышли от модистки, – пожалуйста, можно я не пойду с тобой к Линде? Я ужасно утомлена и не настроена слушать ее болтовню, хоть и очень люблю сестру…
Мама недовольно поджала губы.
– Я буду с сэром Гилбертом. Обещаю, что не стану сбегать от него.
– А ты собиралась? – ужаснулась мама.
– У нее бы не вышло, леди Нортвуд, – успокоил Гил.
Мама все же смилостивилась и отпустила дочь под надзором на моцион. Кора с облегчением залезла в кеб, который поймал Гил. Им нужно было в «Интивэй». По дороге они обсудили услышанное про Барретов. Мысли их были схожи.
– Мистер Гловер, добрый день, – поприветствовала Кора, встретившись с редактором в коридоре.
– А, мисс Нортвуд и…
– Сэр Гилберт Вульф, мой телохранитель.
– Телохранитель? Понимаю…
После представлений все отправились в кабинет мистера Гловера. Кора по пути рассеянно подумала, что редактор впервые назвал ее так уважительно. А раньше он путал ее имя!
– Оплата, – мистер Гловер подал пухлый конверт. Это была самая большая оплата статьи, но Кора не особо радовалась – она хорошо помнила, о чем был текст, а точнее, о ком.
– Мне нужно с вами поговорить.
– Какое совпадение, мне тоже.
– О чем?
– О Рубиновой даме, разумеется. Полагаю, этому хмурому каменному памятнику можно доверять? – Гловер покосился на Гила, замершего у запертой двери.
– Я доверяю ему свою жизнь.
– Тогда должен сказать, что Рубиновая дама кому-то мешает. Мне весьма красноречиво дали понять, что печатать ее статьи в «Интивэе» не стоит. Собственно, подозреваю, что и уходить тебе некуда. Я пообщался с некоторыми коллегами, и они поведали мне примерно ту же историю. Я уже молчу про то, что, когда сэра Алана Флетчера убили, я отправил мистера Фло разведать обстановку. И знаешь что? Нам запретили печатать, ссылаясь на все и сразу от тайны следствия до угроз проблем с налогами и конфискацией имущества, а также разгона редакции. Причем, уверяю, люди, которые подписывались под этими словами, достаточно влиятельны, чтобы полагать, что все обещания они выполнят.
– А потом убили мою кузину, – глухо пробормотала Кора, – и вам дали отмашку. Так?
– В точку. А еще… Не знаю, куда ты вляпалась, дорогуша, но я слышал, что на Баррел-стрит, о которой рассказал тот пьяница, нашли сожженные кусты аконита, и ты интересовалась Флетчером накануне его убийства, а твоя кузина и камеристка… соболезную… в общем, ты поняла. К тому же меня посетил далеко не самый дружелюбный детектив. Спрашивал о тебе и о Джоне.
Гловеру самому впору было браться за расследование. Информацию он добыл, ему только осталось все сопоставить и узнать детали…
– Если я скажу, вы расскажете другим или вам придется врать. Оба варианта мне не нравятся. Но… – Кора оглянулась к неподвижному Гилу. – Наверное, кое-что вам стоит сказать. Дело серьезнее, чем думалось изначально.
Кора старалась не слишком детально поведать о лаборатории и возможной связи с ней семьи Барретов.
– Очень вероятно, – кивнул Гловер, задумчиво почесывая подбородок. – Когда шумело дело о той лаборатории… Много чего выяснилось не только о лаборатории, но и о людях, которые все это покрывали. Многие говорили, что не знали, чем именно там занимаются, охотно верю, их дело было молчать за плату, а не проводить эксперименты. В любом случае… Дело о лаборатории засекретили, конечно, а дела о взятках… Не все. Да и они мало кого привлекали, не были на слуху.
– К чему вы клоните?
– Я не знаю, как это может помочь, но вдруг. В некоторых делах в первых показаниях несколько разных людей упоминали Баррета. На заседаниях от этих слов они отказались, сказав, что все напутали. Но сам факт!
– Людей можно и заставить замолчать, – наконец подал голос Гил.
– Совершенно верно, молодой человек, – Гловер щелкнул пальцами. – В общем, если в этом действительно замешан дюк…
– Все плохо, – резюмировала Кора.
– О да, я могу лишиться дела своей жизни!
– Понимаю. Я не буду заставлять вас печатать статьи Рубиновой дамы.
– Конечно, нет! Мы напечатаем только одну.
– Что?
– Если ты сможешь найти доказательства, если… если будет хороший повод. В общем, если я буду уверен, что это стоящая статья, я напечатаю ее. Даю слово.
– Но вы же можете пострадать.
– Если статья будет стоящей, то мои риски минимальны. А если и так… Это же сенсация! Дюк, виновный в создании лаборатории с экспериментами над людьми! И он породил жуткого монстра, идущего за своими создателями! Да вся столица будет на ушах!
– Спасибо, мистер Гловер, – улыбнулась Кора, – я постараюсь не подвести вас и сделаю все возможное.
– Сделай не все возможное, сделай мне сенсацию, Корнелия! – напутствовал редактор.
Из офиса «Интивэя» Кора вышла в приподнятом настроении. Она снова почувствовала ту журналистскую страсть, которая заставила ее вначале пробираться на места преступлений и жаждать истины. Теперь Кора хотела добиться справедливости. Для Гила, для Рие, для всех детей оттуда. И она была к ней близка.
36. Маскарад
Улицы, еще недавно плавившиеся от жары, теперь тонули в тени от серых массивных туч. Вдали сверкали молнии, но грохот грома еще не был слышен, а дождь не окроплял тротуары, прибивая пыль.
До дома Кристофера добрались быстро, а дверь открыл Рие, кивнув на кухню, где помимо дядюшки Кора обнаружила Максимилиана.
– Бельчонок! Как дела?
– А… Я просто была в редакции, решила навестить по пути.
– Что-то узнали? – Рие ковырял ложкой в банке с джемом.
– Не особо много. Информацию об убийстве Флетчера действительно придержали, а еще кто-то сильно хочет заткнуть Рубиновую даму, – мрачно сообщила Кора, плюхаясь на стул, придвинутый Гилом. – Ну и… Эм…
– Расслабься, Бельчонок, Макс на нашей стороне. Выкладывай, парень!
– Мортимер Чейз неплохой, но даже у меня больше опыта в расследованиях. В общем, мы с Хантмэном давно решили, что… Он явно не за заслуги по службе продвинулся. Сначала меня это не сильно волновало. Однако когда мы нащупали мотив, и он так ярко подтверждался убийствами…
– Морт гасил нас.
– Да, не давал материалов и прочее. Говорил, что у него все под контролем. Потом доложил на Хантмэна, хотя сам разрешил Корнелии остаться. В общем, он больше не помогал, а мешал. В том, что он хочет найти Аконита, я не сомневаюсь, как и в том, что другим он этого сделать не даст. Я было решил, что так он хочет выделиться, и все же… Трость и Флетчер.
Кора приосанилась. Это ведь она упомянула ее.
– Чейз почти не выпускает свою из рук. Трость дорогая, такие делают единицы. Спросил Мортимера, но тот, естественно, ничего не сказал, но упомянул, что автор уже мертв. Врать мне не было никакой причины, потому что я любопытствовал еще до того, как Корнелия указала на трость. Итак, мне нужен был артефактолог, уже мертвый, который делал бы трости.
– Большой диапазон.
– Если не знать, что маги очень любят подписывать работы. На трости есть мелкая отметина, но прочесть могут…
– Маги.
– К счастью, у нас есть знакомый маг, который вполне может заглянуть в кабинет по делам.
– Грей, старый лис, – догадался Кристофер.
– Общими усилиями мы нашли сэра Тэйлора, скончавшегося пять зим назад и создававшего трости. Я заглянул из праздного любопытства к его вдове. Очаровательная старушка была рада пообщаться с журналистом…
– Макс, ну ты пройдоха!
– Я не мог представиться полицейским, впрочем, даже так нет уверенности, что Чейз не узнает. Но вот что я выяснил: у Тэйлора последний год жизни выдался насыщенным. Он получил заказ на трость, «специфический», как выразилась его вдова. Несколько десятков или около того. Точное число неизвестно. Но к каждому шло свое навершие. И одинаковых делали по две. Набалдашники всегда были либо в виде черепов, либо изображений животных, а в глазницы им инкрустировали магические кристаллы.