Сердце пропустило удар, по телу прокатилась сладкая истома, и его снова охватила жажда коснуться бархатистой девичьей кожи. Но он подавил порыв, привыкнув не показывать истинных чувств. Потому что если покажет, насколько сильно нуждается в Корри, она точно не отпустит. Его сострадающая богиня…
– Ты давно тут. Все хорошо? – Она уперлась в стену оголенным плечом, запорошенным веснушками, как бледная пена на кофе, засыпанная корицей.
– Не беспокойся, – Гил вынужден был прятать глаза, потому что боялся, что она все поймет. Поймет, как ему страшно уходить, как страшно не возвратиться. Как он хочет свернуться клубком рядом с ней, позволяя ее волосам закрыть весь мир, чтобы только прижиматься к ней, вдыхать ее аромат и вечно пить ее любовь. Сладкую и теплую.
Тонкие брови нахмурились то ли недовольно, то ли задумчиво. Однако Корри не проронила ни слова, не спорила, не пыталась выведать тайну. Она просто сорвалась вдруг с места и обхватила Гила со спины так крепко, как только могли ее мягкие руки. И он почти задохнулся от накатившей нежности, от мурашек, которые прошлись вдоль позвоночника. Гил положил свою прохладную, еще немного мокрую от воды руку на ее пальцы. Они казались ему умилительно маленькими и тонкими, а еще ужасно красивыми.
Нужно было что-то сказать, о чем-то подумать, но все вылетело из головы. Гил прикрыл глаза, чувствуя, как пьяняще упругое тело жмется к его. Если он о чем-то и мог бы рассуждать, то точно не в случае, когда сокровище так тесно его обнимает.
– Тебе не пора спать? – Гил досадливо поджал губы, поняв, как хрипло сказал это. Голос его выдал, а так хотелось делать вид, что все в порядке…
– А тебе? – угрюмо спросила Корри, чуть отстраняясь.
Гил с трудом сдержал разочарованный вздох. Он бы хотел, чтобы объятия длились дольше…
– Прости, что разбудил, – наконец говорит он, поворачиваясь к ней лицом.
– Гил, – вздыхает она. Его имя, слетающее с ее губ, всегда кажется самым правильным, что существует в этом мире.
Корри уткнулась лбом в грудь Гила, и он почувствовал, как рыжие пряди щекочут его живот.
– Пойдем в постель. Мне холодно без тебя…
– За окном лето, – возразил тот больше наигранно, потому что внутри уже поднималась горячая волна удовольствия от ее слов.
– Тут прохладно.
Когда Корри бурчала, ее влажные губы задевали кожу Гила. Он больше не пытался унять нарастающее возбуждение, и его ладони заскользили по ее спине, талии, округлым бедрам.
– Знаешь, мне ведом лишь один способ согреться.
Дыхание наверняка коснулось ее уха, когда Гил зашептал. Его руки сжали ее мягкие ягодицы, а зубы застыли над трепещущей жилкой на шее Корри. Слышался быстрый пульс, ее запах становился гуще… Истома прокатилась под кожей, вызывая мурашки. Гил почти тонул в удовольствии просто от понимания того, что его богиня тоже хочет его.
Ее немного вспотевшие от волнения ладошки уперлись в его плечи, Корри точно собиралась что-то сказать, но вместо слов – взгляд блестящих глаз. Ее зрачки расширились, и в них можно было найти отражение фиолетового света…
Гил надавил на поясницу Корри, заставляя ее придвинуться. Теснее, чтобы он мог вжаться в нее пахом. А затем склонился к ней, целуя шею и плечи, ловя ее стоны… Но все прервалось, когда Гил ощутил, как его сокровище отталкивает его. Он отодвинулся, взволнованно оглядывая ее. Что-то не так? Он сделал что-то не так? Ей больно? Неприятно? Что?
– Наверное, ты прав, – пробормотала Корри, найдя в себе силы на осмысленные фразы, – лето ведь. И без того жарко.
Она отстранилась, и Гил беспомощно отпустил ее, силясь не выдать разочарования, которое захлестнуло его. До крови он прикусил язык, ощутив металлический привкус, стирающий изо рта вкус Корри. Регенерация зашипела, заживляя ранку в один парс.
Гил облегченно улыбнулся, когда заметил, что его богиня в порядке, она просто играет с ним. И он хотел играть. Он напряг мышцы почти до боли, чтобы удержать себя на месте, и сделал жадный вдох, нащупывая в воздухе ее запах. Не сладкие духи с ванилью, не мыльный аромат розы, а ее запах.
Корри тем временем смотрела из-под полуприкрытых век, сквозь рыжие ресницы. Она убийственно медленно шевелила пальцами, поддевая полупрозрачную ткань сорочки, поднимая ее все выше. Оголились ноги, полные бедра, а затем Корри подняла руки, сжимая материю, и сняла сорочку через голову.
Все это время Гил смиренно стоял, алчно следя за ней, оглядывая ее тяжелые груди с розовеющими ореолами сосков. Он знал, что если коснется их, если проведет языком, то соски затвердеют, а Корри снова будет стонать.
Гил облизнулся, чувствуя жар и напряженную боль, скручивающуюся внизу живота. Скоро он будет ползать на коленях, упрашивая свою богиню позволить ему хотя бы коснуться, он будет скулить и умолять. И ему нравилось это, потому что он знал, что богиня милосердна…
Гил закусил губу. Воображение не помогало перетерпеть возбуждение, а только подстегивало его.
– Жарко, – вздохнула Корри, откидывая сорочку. Она действовала уверенно, но румянец на ее щеках не давал скрыть робкое смущение. И богиня знала об этом, потому что отвернулась, прячась под ширмой рубиновых волос.
Ее босые ступни опускались на пол беззвучно, пока она возвращалась в спальню.
Словно завороженный, Гил побрел следом, созерцая, как покачиваются бедра Корри. Он остановился у кровати, куда его богиня неспешно забралась. Она лениво отпихнула в сторону плед и легла на бок, спиной к Гилу. Неторопливо, словно боясь спугнуть, он опустился рядом, осторожно кладя ладонь на талию. Он ощутил, как глубоко вдохнула Корри, и как неровно выдохнула.
– Можно? – хрипло спросил Гил, едва касаясь ее живота кончиками пальцев, ведя то вверх, к грудям, то вниз, к паху.
– Даже не знаю, – зазвучала притворная задумчивость. Гил знал, что Корри позволит, но он хотел слышать от нее согласие.
– Пожалуйста, моя богиня, – умолял он.
– Ты настырный, – проговорила она, и в тоне послышалась усмешка. Это согрело Гила.
– Ты божественна, ты мой храм, мой алтарь. А я слаб, – он прижался губами к спине Корри, чтобы она чувствовала его улыбку.
– Слаб? Ты? – Корри немного развернулась.
– Перед тобой я ничто, мое сокровище, мой рубин…
– Это ты так в любви мне признаешься?
Гил удивленно моргнул:
– Разве нужно признаваться? Я думал, со мной и так все ясно…
Он думал, что весьма примитивен в том, что касалось его сокровища. Разве то, что он едва не скулит под ее взглядом, говорит недостаточно? Гил всерьез забеспокоился. Он не думал об этом, но вдруг его богиня действительно не понимает, насколько она дорога ему? Может, он переборщил с тем, чтобы скрывать истинные чувства?
– Вообще-то нужно хоть раз произнести, – надулась Корри, снова отворачиваясь. Она завозилась, устраиваясь поудобнее, и ее ягодицы оказались в опасной близости от паха Гила. Он с трудом сдержался, чтобы не податься бедрами навстречу.
– Я люблю тебя, – промямлил он.
– Не верю!
Гил хмыкнул. Да уж… Он и сам не верил, хотя знал, что сказал правду. Это окончательно выбило его из колеи. Слова были чужими. От них вязало рот и щипало язык. Почему так? Гил нахмурился, пытаясь выбраться из капкана букв, складывающихся во фразу.
– Прости, – Корри перевернулась, приподнялась на локтях. Лицо ее выглядело виновато. Кажется, она сама поняла, что ненароком загнала Гила в ловушку.
Он улыбнулся, с удовольствием щурясь, когда его богиня подползла ближе, перекинула ногу через него и опустилась сверху. Оставалось только жалеть, что так и не стянул штаны, которые теперь ужасно мешали наслаждаться близостью.
– Я люблю тебя, Гил. Аконит, 5897. Я люблю тебя, – выпалила Корри. В глазах ее заблестели слезы, она опустилась, отчаянно целуя Гила. И он сжал ее в объятиях так сильно, что его пальцы наверняка оставили мелкие синяки на ее теле.
Гил не мог описать то, что он почувствовал. Слова Корри ощущались, как правда. Как то, что было даже правильнее его имени в ее устах.
– Я люблю тебя, – повторила она.
Внутри все словно взрывалось от эмоций, от чувств, которые выбили вдруг все мысли, весь страх и тревогу, оставляя только Корри. Ее голос, ее улыбку, ее теплоту, ее порой дурацкие идеи, ее энергичные поиски приключений…
– Корри, – забормотал Гил, стоило только им оторваться от поцелуя, – Корри…
Он ужасно хотел сказать ей то же, что любит ее, выразить хотя бы часть своих чувств к ней. Свой трепет, благоговение и всепоглощающую любовь, в которой он растворялся. Но вместо этого он только шептал ее имя, пока она целовала его. Снова.
Она.
Его.
Она спускалась языком по его телу, а он беспомощно стонал ее имя, потому что не мог больше ничего. Потому что он действительно слаб перед ней.
– Я знаю, – наконец выговорила Корри.
Гил благодарно посмотрел на нее. Она знала. Он резко сел, жадно сминая ее бедра, позволяя оседлать себя и двигаться на нем так, как она этого хотела. И в ореховых теплых глазах Корри отражались слова, которые Гил так и не смог сказать, но о которых она и так знала.
Кора была почти уверена, что предаваться утехам приличной леди не стоит до замужества. Тем более несколько раз за ночь. К счастью, она не леди. Она Рубиновая дама.
Сладко потянувшись в постели, Кора покосилась на хронометр. Еще было очень рано, но Гил снова куда-то ушел. Недовольно бурча, Кора поднялась, протирая глаза, выскользнула из-под пледа, нащупывая мужской халат, пахнущий мылом. Очень вовремя, потому что с первого этажа вдруг послышались ругательства. Кора быстро выскочила из комнаты, бухая пятками по лестнице, спустилась вниз, застав разъяренного Гила, мнущего в руках листок.
– Что случилось? – удивилась Кора, протирая глаза.
Он ничего не сказал, лишь с раздраженным лицом всучил ей смятую бумажку и взбежал на второй этаж.
Изумленно проводив разозленного Гила взглядом, Кора спешно раскрыла листок. Оказалось, что это была записка, выведенная пляшущим неровным почерком Кристофера.