[159] и проектируют морские дамбы. Доля владеющих сотовыми телефонами приближается к восьмидесяти процентам, а грамотность — к девяноста. Бывшая нация бедняков вырывается из исторической инфраструктурной ловушки, и в следующем поколении они будут богаче Японии.
Радикально новые экономические теории строятся вокруг пропускной способности, скорости света как фундаментальном ограничении на минимальную задержку передачи данных, и CETI, науки о связи с внеземными цивилизациями. Космологи и квантовые физики строят причудливую теоретическую основу для решения задачи о релятивистском распространении финансовых инструментов. Пространство (позволяющее хранить информацию) и структура (позволяющая ее перерабатывать) приобретают ценность, а пассивная материя, такая как золото, теряет ее. Вырожденные ядра традиционных фондовых бирж вышли в свободное падение, дымовые трубы микро- и био/нанопроцессоров качаются и обваливаются — землю сотрясает поступь репликаторов и самоизменяющихся идей. Кто-то пытается удержать старые основы — но их объявляют новой волной варварских пропагандистов, желающих поставить на тысячелетия спокойного будущего против шанса получить подарок от инопланетных гостей. Майкрософт, один из бизонов силиконового века, безвестно уходит в ликвидацию.
На австралийских задворках посредством ковровых бомбардировок термобарическими снарядами удалось справиться с прорывом серой слизи — выходом из-под контроля грубых биомеханических репликаторов. После этого американские военно-воздушные силы возвращают из запаса две эскадрильи B-52 и передают восстановленные и адаптированные бомбардировщики в распоряжение действующего комитета ООН по самовоспроизводящемуся оружию. Как удалось обнаружить новостному агентству CNN, один из пилотов, который пришел на службу с телом двадцатилетнего и пустым пенсионным счетом, в действительности оказался одним из тех, кто первыми летал на них над Камбоджей. За этими новостями менее замеченным проходит объявление Всемирной Организации Здравоохранения о том, то пандемия СПИДа наконец-то закончилась — после полувека нетерпимости, паники и миллионов смертей.
— Дыши ровно. Помнишь тренировки саморегуляции? Если заметишь учащение пульса, или что во рту пересохло, передохни.
— Заткнись, Неко, твою мать, я пытаюсь сосредоточиться. — Амбер возится с титановым карабином, пытаясь совладать с рукавицами и продеть ремень сквозь него. Одно дело — скафандр для глубокого космоса, предназначенный просто держать кожу под давлением и обеспечивать дыхание — такой смахивает на обтягивающее трико, и в нем было бы легко и свободно. Но здесь, глубоко внутри радиационного пояса Юпитера, приходится носить старый тринадцатислойный Орлан-ДМ. Его перчатки даже разгибаются с трудом, и работать тяжело. Но погода снаружи — как в Чернобыле: свирепый магнитосферный ветер и секущий ливень протонов с крупой альфа-частиц. Без защиты тут делать нечего. — Получилось. Амбер крепко затягивает ремень, подтягивает карабин и переходит к следующему. И старается не смотреть вниз, потому что стена, к которой она цепляется, не снабжена снизу полом. В двух метрах внизу все просто обрывается, и до ближайшей твердой земли — сто километров.
Земля поет дурацкую песенку.
— Сила тяготенья в глубине сильней,
Жажду притяженья я любви своей!
Ее ноги ударяют в платформу, выступающую из бока капсулы, как карниз для самоубийц. Металлизированная липучка держит крепко, и Амбер, натягивая стропы, разворачивается боком к капсуле, чтобы посмотреть в сторону. Капсула весит пять тонн — ненамного больше древнего — Союза — и под завязку набита не переносящей жестких условий, но необходимой всячиной. Сбоку растет здоровенная узкоугольная антенна. — Надеюсь, ты хорошо знаешь, что делаешь — говорит кто-то по внутреннему каналу.
— Ну разумеется, я… — Она запинается. Эта списанная из НПО — Энергия железная дева, полная чудаческих трубопроводов, не ведает широкополосной связи, и в одиночестве накатывает клаустрофобия и беспомощность. Некоторые части сознания тут просто не работают. Давным-давно, когда Амбер было четыре, Матушка сводила ее в известный пещерный комплекс где-то на Западе. Стоило гиду там, в полкилометре под землей, отключить свет, и она не смогла сдержать возглас удивления. Темнота протянулась к ней и коснулась ее. Теперь ее пугает не темнота, а безмысленность. Впереди — сто километров вниз, на поверхности — только дурацкий щебет роботов компании, а на протяжении всей дороги вообще не встретить ни одного сознания. Все, что делало вселенную дружественной для приматов средой, осталось на борту гигантского корабля, и теперь он исчез где-то за затылком. Амбер борется с желанием сбросить ремни и пуститься назад, по пуповине, связывающей капсулу с Сангером. Все будет отлично, заставляет она себя подумать. Амбер не вполне уверена, что это так — значит, сейчас нужно попытаться заставить себя в это поверить. — Это просто страх оказаться далеко от дома. Я читала про это — все хорошо, я справлюсь.
В ушах раздается забавный высокий пересвист. На мгновение на ее шее выступает ледяной пот, и звук обрывается — какое-то время Амбер, замерев, напрягает слух. Когда звук повторяется, она узнает его — это кошка, обычно разговорчивая, теперь свернулась в тепле герметизированной части капсулы, и храпит.
— Погнали — говорит она. — Пора выкатывать нашу телегу. Речевой макрос где-то глубоко внутри стыковочного оборудования Сангера распознает подлинность ее голоса и бережно отпускает капсулу. С хлопком срабатывает пара маневровых двигателей, по всей капсуле проходит гулкая басовая вибрация — и Амбер в пути.
— Амбер, как все идет? — Знакомый голос в ушах. Она моргает. Прошло полторы тысячи секунд — уже почти полчаса.
— Робес-Пьер? Уже нарезал парочку аристократов?
— Хе! Пауза. — А я могу разглядеть твою голову отсюда.
— И как она? — спрашивает она. В горле застрял ком, и Амбер не может понять, почему. Пьер, наверное, подключился к одной из маленьких камер-датчиков приближения, усеивающих снаружи корпус корабля-матки, и наблюдает за ее падением.
— Безупречно, как всегда — лаконично сообщает он. Еще одна пауза, в этот раз длиннее. — Слушай, это офигенно. Су Ан передает привет, кстати.
— Су Ан, привет — отвечает Амбер, подавляя желание перегнуться назад и поглядеть наверх (относительно ее ног, а не вектора движения). Вдруг корабль еще виден?
— Привет — застенчиво говорит Ан. — Ты очень смелая…
— Ага… А я так и не обыграла тебя в шахматы. — Амбер хмурится. Су Ан и ее мудреные сконструированные водоросли. Оскар и его жабы с фармацевтического завода. Она знала этих людей три года и частенько их не замечала, но теперь, похоже, ей их не хватает. — Послушайте, а заходите как-нибудь в гости?
— Ты хочешь нас в гости? В голосе Ан звучит неуверенность. — Когда все будет готово?
— О, достаточно скоро. — Принтеры на поверхности, производящие четыре килограмма структурированной материи в минуту, уже построили для нее кучу всего: купол жилого отсека, оборудование для фермы с водорослями и креветками, экскаватор, чтобы забросать все это грунтом, шлюзы. И даже синюю кабинку. Все это разбросано там, внизу, и дожидается своего часа, когда Амбер все соберет и переедет в свой новый дом. — Как борги вернутся с Амальтеи, уже будет готово.
— Что? Говоришь, они собрались куда-то? Откуда знаешь?
— Порасспроси их — говорит Амбер. На самом деле, Сангер собрался встряхнуться и поднять свою орбиту до внешних лун во многом именно ради нее. Амбер хочет побыть в одиночестве и тишине как минимум пару миллионов секунд — и Сообщество Франклина оказывает ей большую честь.
— Опережаешь на вираже, как и всегда — вставляет Пьер, и Амбер улавливает сквозь линии связи что-то вроде обожания.
— Того же и тебе — отвечает она чересчур поспешно. — Как налажу цикл жизнеобеспечения — приходи!
— Конечно, я приду, — отвечает он. По поверхности капсулы рядом с ее головой разливается красный отблеск. Она смотрит наверх, и видит, как Сангер выбрасывает синий выхлоп, прямой и сверкающий, как луч лазера — он включает маршевый двигатель.
Проходит тридцать миллионов секунд, почти десятая часть юпитерианского года.
Имам задумчиво потягивает бороду, вглядываясь в окно диспетчера. Пилотируемые корабли теперь прибывают в систему Юпитера каждый цикл, и в пространстве, определенно, начинается толкучка. Когда он прибыл, здесь насчитывалось не более двухсот человек. Теперь же здесь население небольшого города, и как показывает карта зоны сближения на дорожном мониторе, большая часть населения обитает в центре. Он делает глубокий вдох, пытаясь не замечать вездесущий запах старых носков, и сосредотачивается на изучении карты. — Компьютер, что с моим коридором? — спрашивает он.
— Данные по вашему коридору: продолжительность окна для начала маневра сближения — шестьсот девяносто пять секунд с этого момента. Максимальная скорость: десять метров в секунду в пределах десятикилометровой зоны, снижается до двух метров в секунду в радиусе одного километра. Принимаю карту запрещенных векторов тяги. На карте загораются красным сектора, отгороженные, чтобы выхлоп двигателей не повредил другие аппараты в зоне сближения.
Садек вздыхает. — Сближаемся с использованием системы «Курс». Предполагаю, она у них поддерживается?
— Система поддержки наведения и стыковки «Курс» доступна до уровня оболочки три.
— Хвала Аллаху. Садек копается в меню системы наведения, настраивая симуляцию программного обеспечения устаревшей (но весьма надежной) системы стыковки «Союзов». Наконец-то можно на пару минут предоставить корабль самому себе. Он глядит вокруг: два года он прожил внутри этой канистры, и скоро выйдет за ее порог. В это сложно поверить.
Неожиданно радио, обычно тихое, трещит и оживает. — Браво Один Один, это имперская диспетчерская служба. Требуется словесный контакт, прием.