Когда он увидел — и услышал — взрыв, он просто по размерам огненного столба понял, что новости будут «так себе». И уже через двадцать минут, получив отчет от отправленной бронегруппы, понял, насколько оказался прав.
Такое — и на собственной земле? Да, была Уорренпойнтская резня, но даже в ней, одной из самых успешных операций ИРА в её истории, погибло меньше двадцати человек. А сейчас счет уже шел на сотни убитых минимум, со всеми шансами дорасти до круглого числа «пятьсот», не считая, что раненных ожидалось вполне сопоставимое число — и это за какие-то несколько часов.
С карьерой он уже мысленно попрощался, сильно сомневаясь, что ему простят подобные потери, больше соответствующие какой-нибудь там Второй Мировой, так что сейчас он орал в трубку штабного телефона, требуя вертолёты. Ему дико хотелось кого-нибудь пристрелить, вот только проклятые повстанцы растворились в Белфасте и окрестностях почти мгновенно, и десяток убитых ирландцев жажду крови утолить не мог никак.
Появление на площади побитого пулями грузовика он наблюдал из окна. Как и выскакивающего из кабины солдата в форме Королевской армии. Двигался он довольно уверенно, чего не сказать было про водителя, который вертел головой так, словно в любую секунду ожидал выстрела.
Впрочем, учитывая происходящее, вполне себе разумное поведение.
Из кузова на асфальт выпрыгнуло еще несколько солдат, которые начали вытаскивать тела.
— Вашу ж мать! — выругался генерал. — Один, два, три, четыре…Сукины дети…
Не зря Тимоти Кризи, предыдущий командующий силами в Северной Ирландии, требовал передать власть над полицейскими операциями на острове военным, ой не зря. Большой специалист по против-партизанской деятельности, он знал о чем говорил.
Другое дело, что совершив такое, Корона фактически дарила ИРА шикарный аргумент, в виде воплей про оккупацию. Они и сейчас звучали, но гораздо менее убедительно. Вот только последнее время боевики явно решили пойти по лестнице эскалации вверх. Нападений становилось больше, они становились всё более дерзкими и всё более болезненными, что буквально кричало о том, что надо что-то делать.
— Вы за всё, подонки, заплатите. За каждую душу английского солдата, — прорычал Лоусон, глядя как убитых накрывают тканью и уносят.
Он ещё не знал, что это только жалкое начало.
Глава 19
Париж…Город, который даже полвека спустя манил к себе людей. Хотя на тот момент он был настолько далёк от пика своей славы, насколько это вообще возможно. Ограбления, наркотики, мусор и общая неустроенность: от уделанных вусмерть станций метрополитена и до грязных парков с клошарами. Запах анаши на Елисейских полях, граффити на Триумфальной арке, горящие с завидной регулярностью машины, митинги «желтых жилетов»…
Но сейчас, в самом начале восьмидесятых, Париж всё ещё был ого-го. Он всё ещё был Меккой моды и городом, ассоциировавшимся с вкусной едой, отличной архитектурой и симпатичными француженками.
Стоя на обзорной площадке Эйфелевой башни, Пабло задумчиво смотрел на маленькие фигурки людей далеко внизу. Кто они? Чего хотят? О чем мечтают? Могут ли предполагать, во что превратится ла-белле-Франс через жалкие сорок лет?
«Впрочем, — усмехнулся Эскобар, — ничего мне особо не помешает ускорить наступление прекрасного нового мира».
В Европу Пабло заходил через Италию и Испанию. Первая, конечно, была под властью мафии, и с «коллегами» поневоле надо требовалось плотно работать. Впрочем, Эскобара это нисколько не смущало, хотя необходимость оставлять «на местах» львиную долю прибыли раздражала. Именно итальянцы отправляли товар далее, в Австрию, Швейцарию и, в том числе, Францию.
В Испании он действовал сам — Лос Паблос создавали «филиал» и постепенно захватывали рынок, пользуясь бездонными поставками из Боливии, Колумбии, Эквадора и Перу. Все три его основных «продукта» «на ура» расходились в стране сиесты. Кокаин, экстази, мефедрон… Последний стремительно завоевывал позиции, превращая тонкую струйку выручки в ручей, становившийся всё более заметным на фоне доходов от порошка. Легальность заметно, конечно, этому помогала. Ну и французская граница здесь тоже радовала беспроблемностью перевозок товара.
Франция. Один из богатейших рынков Европы, который он, естественно, не собирался отдавать на волю южно-азиатского героина и прочих марихуан. Страна, откуда можно легко выходить в Бенилюкс и Западную Германию. Страна, готовая торговать практически всем: от автомобилей и одежды и до боевых самолетов и ядерных реакторов.
И, надо же так сложиться, весь этот ассортимент был ему нужен. Хотя, конечно, в первую очередь ему были нужны люди. Кадры. Те, кто будет строить ему его белый бизнес, делая пирамиду его будущей власти всё более и более устойчивой.
Британцы уже соглашались массово. Больше сотни фармацевтов, раздумывавших насчет предложения малоизвестного колумбийца, после событий в Ирландии и Лондоне отбрасывали сомнения и подписывали контракты. И не только фармацевты, но и ребята из «Роллс-Ройса» и нескольких других серьёзных британских компаний. Как раз в новых домах в Медельине и будут жить, наслаждаясь отличной погодой, небывалым уровнем сервиса и низкими ценами. Ну и высокими зарплатами, куда уж без этого.
После англичан пришла очередь французов, за которыми последуют немцы и, пожалуй, шведы.
Какие-нибудь жалкие полгода, край — год, и строящиеся производства будут укомплектованы на все сто процентов. Особенно, если ирландцы так и продолжат бузить.
Последние, вдохновленные невероятным успехом — самые высокие разовые потери английской армии со времен Второй Мировой — продолжали атаки. Вполне естественно, Маргарет «Железная» Тэтчер терпеть подобного не собиралась, как и идти на какие-то там переговоры или выполнять требования про референдум под контролем международных наблюдателей. Она ответила вполне ожидаемо, репрессиями. В Северную Ирландию перебросили две пехотные дивизии, блок-посты воздвигались на каждом шагу, вертолеты и самолеты висели в воздухе разве только не круглосуточно, в тюрьму и на допросы людей тащили при малейшем подозрении.
Вот только ИРА перенесли действия на территорию самой Англии. Убийства английских солдат и офицеров прямо на улицах английских же городов, поджоги складов, обстрелы казарм… И ладно бы казарм — даже резиденцию самой Тэтчер на «Даунинг-стрит, 10» обстреляли из самодельного тяжелого миномета («Barrack buster», десятая модель). Огонь вели из переделанного фургона, сделав десяток выстрелов самодельными снарядами, весом под двадцать пять килограммов каждый. Лишь чудом никто не погиб, хотя ранений хватало. Да и Тэтчер временно пришлось сменить место жительства, потому что здание получило целую кучу повреждений.
Нечто подобное в той реальности десятилетием позже ИРА пытались провернуть с премьером Мейджором…Примерно с теми же околонулевыми реальными, но громкими пропагандистскими результатами.
Тем не менее, Скотленд-ярд, МИ-5 и МИ-6 разрывались: после того, как вертолет Королевских ВВС сбили из крупнокалиберного пулемета прямо под Лондоном, всё вдруг стало выглядеть так, будто бы ситуация начала выходить из-под контроля. И Англия — это не Северная Ирландия, покрыть её блок-постами не хватит никаких сил. И что делать? Врубить в стране комендантский час? Устраивать превентивные репрессии против ирландцев, проживающих в Манчестере, Лондоне, Ливерпуле и других английских городах? Такого подарка ИРА Тэтчер делать не собиралась, особенно на фоне ушедшего в затяжное пике фунта.
Вот только и без репрессий её решение ввести войска и устроить «зачистку» в Белфасте и Ольстере приносило проблемы, создавая жертвы среди гражданского населения: просто потому, что не могло не создавать. И пропагандисты повстанцев, набравшихся новых для себя идей, не стеснялись использовать каждый, даже самый мелкий повод, чтобы раздувать пожар ненависти, параллельно в европейских и американских газетах выкупая целые полосы и рассказывая о жестокости англичан. Британцы протестовали и требовали от американцев и европейцев прекратить, запретить и воспрепятствовать, вот только в каждом конкретном случае к содержимому было не придраться, и поэтому те же немцы и французы с огромным удовольствием и нескрываемым злорадством посылали островитян куда подальше.
Именно в этот момент к Пабло, задумывавшемуся про открывающиеся в Британии перспективы, подошла жена.
— Спасибо тебе, любимый, — Мария подошла к Пабло. Тот, чмокнув её в лоб, обнял сзади, положив голову ей на плечо.
Постояли, смотря на постепенно багровеющее закатом небо. Мария, чуть повернувшись и поцеловав мужа в щеку, негромко сказала:
— Хорошо, что не стали прерывать путешествие.
Чем больше проходило времени со взрыва в лондонском отеле, тем сильнее Мария походила на себя прежнюю. Спокойная жизнь в поместье привела её в порядок, потом Швейцария, где они отдыхали почти три недели, катаясь на лыжах и путешествуя по альпийским деревушкам с настоящими пасторальными видами. Там ей стало сильно-сильно лучше, ну а Франция была уже «вишенкой на торте». В качестве вишенки послужило ожерелье, которое ей подарил здесь Пабло: белое золото, крупный красный бриллиант в форме сердца, окруженный черными собратьями. Стоила эта штука адские деньги — в районе полумиллиона долларов — но Эскобар не был тем, кто экономил на себе или своей семье…
Собственно, количество одежды, купленное Марией как для себя, так и для других женщин семейства Гавириа, уже, как шутил Пабло, угрожало грузоподъемности самолета Эскобара. Ну а сразу несколько поваров получили щедрое предложение: в конце концов, в Медельине, Боготе или Картахене легко можно было найти любителей французской кухни. И пять-шесть крутых заведений в стране лишними не будут.
Вечером, после ужина в ресторане, имевшем аж 4 звезды Мишлен (кормили там и правда неплохо, хотя Пабло решительно считал, что в родном Медельине в ресторане «у дедушки Эмилио» еда не хуже), расслабившийся Эскобар, пребывавший в прекрасном настроении, захотел прогуляться.