– Кого мы ждём?
– Узнаешь – поймёшь.
«Вольво» Мартынова действительно нарисовалась через полчаса. За это время на полянке перед лесом, где заканчивался просёлок, почти ничего не изменилось. Илья всё же вспомнил о кейсе и убрал его на заднее сидение своей «шахи». Мэй курила и молчала в драндулете Артура. Илья курил и молчал в своей машине. Артур так и не вышел из ступора и по-прежнему сидел на земле у бампера. Гершкович ответил на звонок волнующейся Наташи и успокоил её. Они с Вакуровым парковались за поворотом и не увидели «Вольво».
Илья узнал иномарку, выскочил из салона и стал хлопать себя по карманам в поисках пистолета.
– Это он, – процедила Мэй.
Они с Максимом Петровичем тоже вышли. «Вольво» остановилась, и появился Мартынов. Он был один, только это был уже совсем другой Мартынов. Это сразу же заметил Илья.
Мартынов увидел его, свою дочь со старичком и поднявшего голову Артура.
– Это он, – громко произнёс Гершкович.
Илья постарался в скором темпе сократить расстояние до Мартынова. Он надвигался на отца Мэй всей своей телесной мощью, дабы побыстрее нейтрализовать возникшего перед ним противника.
Но Илья недооценил Мартынова, ибо совсем его не знал.
Прогремел выстрел, затем второй. Илья ещё прошёл несколько шагов по инерции, ударился в иномарку грудью и медленно сполз на землю. Олег Денисович, сжимая дымящийся пистолет в руке, мельком глянул на него.
Гершкович поднял руки вверх и вышел вперёд, закрывая собой Мэй. Но и он недооценил Мартынова. Хотя успел крикнуть:
– Не психуй! Убери пушку!
А Мартынов и не психовал. На его лишённом эмоций лице отражались только решительность и хладнокровие. Убрав с дороги Илью, следующее решение он принял так же быстро.
Прогремел третий выстрел, и Гершкович, схватившись за грудь, упал на колени. Его очки слетели, он тяжело застонал и опёрся на руки Мэй, мгновенно склонившейся к нему:
– Максим Петрович! Максим Петрович!
Тут вышел из транса Артур. Мартынов уже целился в него, Артур даже вскинул руки, но неожиданно Олег Денисович, вместо того, чтобы стрелять, замахнулся и ударил Артура рукояткой пистолета по голове. Затем нагнулся, вытер пистолет о полу Павлининского пиджака и крепко прижал оружие к его руке. Мельком глянув на дочь, он распахнул дверцу «шахи» и извлёк злополучный кейс. Поставив его между ног, Мартынов схватился за мобильник.
Но звук мотора заставил его обернуться. На место действия спешил милицейский «УАЗ» по прозвищу «козёл».
Вакуров и Наташа прогуливались туда-сюда, от машины до следующего поворота. Прошёл почти час, как их «отпустил» Максим Петрович, и двадцать минут, как он же заверил по телефону, что скоро всё закончится.
Видимо, деревня Бобры не пользовалась особой популярностью. За всё время туда проехали два грузовика, а обратно – один трактор.
Растрясти Наташу на откровенность Вакурову не удалось. Поэтому он занимался выдвижением версий, а потом спрашивал, так ли это, у Наташи. Будто бы она могла ему ответить, откуда взялся Максим Петрович, что его связывает с Ильёй и Ольгой, и как Мэй попала к нему. Наташа слушала Колю в пол-уха, ибо всё ещё находилась под впечатлением разыгранного Максимом Петровичем спектакля. Сбросив непомерный груз тревог, неизвестности и душевных метаний, она чувствовала необъяснимую лёгкость ощущений. А в состав испарившегося груза входили беспокойство за пропавшую Мэй, ссора с Женькой, правда о семье Асиных и, конечно, счёты с Артуром.
Резкие отчётливые хлопки эхом прокатились по округе. Вакуров споткнулся на полуслове, а Наташа мгновенно собралась:
– Это там! – воскликнула она, – быстрее!
И бросилась бегом к машине, от которой они отошли уже порядочно. Вакуров легко обогнал её, но специально замедлился:
– Ты что?! Под пули?! У нас даже газового баллончика нет!
– Ты же сыщик, балда! – возмутилась Наташа.
Вакуров это как-то подзабыл. Они заскочили в «семёрку», и Коля дал газу. До съезда на просёлок было метров двести, но как только поворот закончился, они увидали «козла» с проблесковыми маячками на крыше. Тот двигался навстречу и тоже замедлял скорость перед съездом, даже включив левую «мигалку».
– Милиция! – обрадовалась Наташа, – давай за ними!
Но как только Вакуров продемонстрировал водителю «козла» свои намерения и тоже включил «мигалку», тот вместо того, чтобы повернуть, выехал на встречную полосу, мигнул фарами и преградил «семёрке» путь. Из машины выскочили двое в камуфляжах и с автоматами, одновременно распахнули двери легковушки и вывели Вакурова с Наташей на свежий воздух.
«Козёл» дал задний ход и вырулил на просёлок.
Мартынов, чью правую руку оттягивал кейс, шагнул навстречу Тунгусу и двум парням в камуфляже. Первое, что увидел Семён Иванович – Илью, распростёртого возле «Вольво».
– Зачем, Олег? – Тунгус велел своим людям остаться возле машины.
– Это не я, Сеня! Это он! – Мартынов указал в сторону Артура, – он застрелил двоих, а я едва успел его вырубить!
Тунгус посмотрел на лежащего без чувств Артура, на Мэй, которая по-прежнему не отходила от Гершковича.
– Ладно, Олег, достаточно комедию ломать! – негромко процедил Тунгус, – говори, что натворил.
– Всё получилось само собой. Я приехал, увидел этого, – он кивнул на Илью, – а вон тот держал мою дочь. Если бы я не стрелял, они могли бы убить её. Сеня, я всё сделал правильно.
– А это и есть тот самый парнишка? – Тунгус заинтересовался Артуром, – ого, и пушкарь у него. Марат!
Семён Иванович свистнул. Двое в камуфляжах тут же подбежали.
– Этого взять. Осторожней с пистолетом, на нём отпечатки.
Бесчувственного Артура отволокли и загрузили в «козёл». Мартынов наблюдал за Тунгусом, который подошёл к Илье и присел на корточки.
– Прости, Артист. Опоздал я, – Семён Иванович нащупал артерию у него на шее, – прости.
Тунгус ощупал его карманы. Не найдя оружия, прошептал:
– Да… Повезло тебе, Олежка. На первый раз…
Мартынов переминался с ноги на ногу, метая взгляд от Мэй к Тунгусу. Но дочь, похоже, совсем не обращала на него внимания.
– Мы поедем, – Семён Иванович подошёл к Мартынову, – о трупах позаботимся. А ты позаботься о дочери. Позвони.
Тунгус задержал взгляд на кейсе и пошёл к машине. Фыркнув мотором, «козёл» развернулся и уехал. Мартынов облегчённо вздохнул, поставил кейс на землю и крикнул:
– Маша! Доченька! Иди ко мне, родная!
Мэй стояла на коленях возле умершего у неё на руках Гершковича. Стояла, всматривалась в его лицо, сжимала его руку в своих и тихонько плакала. Услышав окрик, она повернулась и встала.
Отец распахнул объятия и улыбнулся. Между ними было метров десять, не больше. Отец ждал, что дочь, наконец, бросится к нему, и он обнимет её… Ждал ли?
– Максим Петрович, – прошептала одними губами Мэй и добавила по-английски: – я верю вам.
– Маша, доченька! – отец сам шагнул к ней.
Мэй осторожно сунула руку под ярко-зелёный пуловер и вытащила тяжёлый «ЗИГ-Зауэр». Пуля, выпущенная из него, оборвала жизнь Ольги…
Мэй взяла пистолет двумя руками и подняла его, зажмурив один глаз. Она видела, как отец остановился в недоумении и растерянности. Мэй прижала указательный палец к спусковому крючку. Пистолет прыгал и дрожал в её руках, и она старалась поймать момент, чтобы мушка оказалась на цели.
– Дочка, ты что! – воскликнул Мартынов, – ты что, дочка! Прекрати немедленно!
– Это ты! – взвизгнула Мэй, – это ты, ты, ты!
– Маша, дай мне пистолет, это не игрушки! Дай мне его, и мы поедем домой! Ты что задумала?!
Видя бледное, перекошенное от ужаса лицо дочери, Мартынов испугался не на шутку. Мэй зажмурилась и кричала одну фразу, путаясь в языках:
– Это ты!
– Что я? – Мартынов теперь медленно отступал, – что ты говоришь?
– Ты похитил меня! Ты!
– Ты с ума сошла! – всплеснул руками Мартынов, – как ты могла такое подумать!
– Я всё знаю! Ты… подлый! Ты променял меня на деньги! Ты продал меня! Это сделал ты! Ты… убил Максима Петровича!
– Маша, прекрати истерику! Я спас тебя, разве ты не видишь! Я заплатил за тебя выкуп! – Мартынов взял кейс.
– Ты меня ненавидишь! – руки Мэй сильно задрожали, она открыла глаза.
Отец по-прежнему был на мушке. Спусковой крючок обжигал указательный палец.
– Я люблю тебя, доченька! – Мартынов опять заколебался, поставил кейс и шагнул навстречу. – Я люблю тебя, родная! Иди ко мне, выкинь чепуху из головы!
Теперь он шёл, не останавливаясь, приближаясь с каждым шагом. Мэй хотела нажать на спуск, но палец не послушался её. Она хотела, но не могла. Она видела улыбающегося отца, видела его до боли знакомое лицо, его серо-зелёные глаза и руки, готовые обнять. Она не могла, не могла, не могла! Она не может его убить!!!
Но она не бросилась к нему. Силы покинули её, Мэй просто медленно осела на землю, и пистолет выпал из рук. Она положила голову на грудь Максима Петровича и разрыдалась.
Мартынов замер:
– Доченька! Поехали домой!
– Уходи! Уходи! Уходи!
– Маша…
– Уходи!
– Машенька… – он боялся коснуться вздрагивающего тела. Или просто не хотел?
– Уходи. Я останусь тут.
– Хорошо. Я уйду, но я буду ждать тебя. Мой друг приедет и тебя заберёт. Я возьму твой пистолет, чтобы не случилось чего? Хорошо?
Олег Денисович осторожно подобрал оружие и спрятал в карман. Затем взял кейс и попятился к машине.
Хрупкая, маленькая, плачущая девочка отдалялась от него.
Его дочь.
Маша, Мэй, Мэри.
Вакуров и Наташа сидели в тюрьме-«семёрке» и, не стесняясь, матерились. Они не могли видеть того, что происходило на полянке. И сделать ничего не могли – менты (или не менты?) приковали их друг к дружке и к рулю наручниками, а ключи от машины забросили в кусты. Они сделали это молча, по приказу серьёзного человека в штатском.